Даниил Гранин прошел путь от страха к свободе

Он давно превратился в живую легенду – в далеком прошлом инженер, затем фронтовик, окончивший войну в Пруссии, наконец, более полувека – писатель, автор десятков книг, и художественных, и документальных.

Одна из них – оттепельная, «Иду на грозу» (1962), о честном физике Крылове, проигравшем, но не поступившемся честью, – несмотря на вызванные ею споры (не все готовы были принять, что в финале добро отнюдь не торжествует над злом), сразу же превратилась в советскую классику: была экранизирована, неоднократно переиздавалась и ставилась в театрах.

Другая – перестроечная, «Зубр» (1989), стала знаковой: роман, посвященный судьбе биолога-генетика Николая Тимофеева-Ресовского, оказался одним из первых окон, прорубленных в правдивую историю российской науки и культуры ХХ в. Стремлением рассказать, как все было на самом деле, проникнута и «Блокадная книга» (1977), составленная в соавторстве с Алесем Адамовичем из свидетельств бывших блокадников о том, как они существовали, чем спасались в годы блокады – стихами, чужими и своими, работой, но главное, любовью к близким, которая помогала вставать, двигаться и жить. В свое время эта книга показалась ленинградским властям слишком правдивой и была запрещена, в свет она вышла только в 1984 г.

Жизнь Даниила Гранина – прямое доказательство того, что в России надо жить долго. В эссе, о котором еще пойдет речь, он с удовольствием цитировал Пушкина: «Черт догадал меня родиться в России с душою и талантом!» Ум и талант, которые Гранину удалось сохранить до последних дней, помноженные на прожитые годы, на выходе дают мудрость. И бесстрашие. Одна из последних его книг – «Мой лейтенант», сборник автобиографических новелл о войне, – открывается как раз описанием животного страха, который герой испытал, впервые попав под бомбежку.

«Я пытался сжаться, хоть как-то сократить огромность своего тела. Я чувствовал, как заметна моя фигура на траве, как торчат мои ноги в обмотках, бугор шинельной скатки на спине. Комья земли сыпались на голову. Новый заход. Звук пикирующего самолета расплющивал меня. Последний миг моей жизни близился с этим воем. Я молился. Я не знал ни одной молитвы. Я никогда не верил в Бога, знал всем своим новеньким высшим образованием, всей астрономией, дивными законами физики, что Бога нет, и тем не менее я молился».

Страх и пути его преодоления – контрапункт литературного пути писателя. Перед выбором между внутренней свободой, верностью своим убеждениям и карьерой, внешним комфортом оказываются герои большинства сочинений Гранина – в том числе необычайно отважного по тем временам рассказа «Собственное мнение» (1956), посвященного истории еще одного предательства и слома. Очевидно, и сам Гранин, принадлежа к литературной номенклатуре в советские годы, знал о болезненности этого выбора не понаслышке. Недаром о своей войне он решился рассказать только 70 лет спустя, как раз в «Моем лейтенанте», не случайно в середине 1990-х написал пространное эссе о подминающей силе страха в советские годы. И, похоже, примерно тогда же сам он от страха освободился.

В последние годы Гранин стал открытым оппонентом властей: выступал против строительства башни «Газпрома», обращался с письмами к Дмитрию Медведеву с просьбой отказаться от плана слить Российскую национальную и Российскую государственную библиотеки, просил сохранить музейный статус за Исаакиевским собором, возражал против присвоения мосту имени Ахмата Кадырова (отца Рамзана Кадырова). Словом, сражался за свой город, его архитектуру, его правдивую историю против чиновничьей глупости, жадности, трусости. Со вчерашнего дня в нашем полку убыло.