В московском Кремле открылась выставка японского искусства

В уникальной коллекции Нассера Д. Халили есть кимоно, слоны, эмали
Коллекционные кимоно заслуживают всестороннего осмотра
Коллекционные кимоно заслуживают всестороннего осмотра / Максим Стулов / Ведомости

У 72-летнего англо-иранского ученого, коллекционера и мецената Нассера Д. Халили несколько крупных собраний искусства, от арамейских документов и шведского текстиля XVIII в. до эмалей и сокровищ иранской старины. Одно время казалось, что большая часть его коллекции, насчитывающей 35 000 предметов, уже описана и опубликована, но новые поступления регулярно портят статистику. Вот и на нынешней выставке, посвященной искусству Японии эпохи Мэйдзи, у нескольких кимоно мировая премьера, их впервые показывают публике, некоторые происходят из семьи Гертруды Вандербильт Уитни, основавшей Музей Уитни в Нью-Йорке. Здесь есть чем восхититься даже зрителю, не разбирающемуся в тонкостях японской одежды, не знающему, что уже по рисунку и цвету ткани, не говоря уже о выделке, можно было определить степень богатства владельца кимоно (собственно, изначально под «кимоно» подразумевалась одежда в целом и лишь в конце XIX в. этим словом стали обозначать то, что мы сейчас имеем в виду, говоря «кимоно»).

Педагогика вширь и вглубь

Помимо идущих даже летом лекций публике предложен специальный интернет-сайт, созданный по случаю выставки. Он расположен по адресу  khalilicollection.kreml.ru и позволяет рассмотреть многие предметы подробнее; если покажется, что текстов мало, придется обратиться к каталогу.

В выставочных залах Успенской звонницы и Патриаршего дворца, где проходит выставка «За гранью воображения. Сокровища императорской Японии XIX – начала ХХ века из коллекции профессора Халили», кимоно порой развешаны так, что их можно увидеть с обеих сторон, в том числе подкладку, часто столь же впечатляющую, как и лицевая сторона. Среди выделенных таким образом экспонатов кимоно для сна ёги, датируемое 1780–1830 гг.; вероятно, оно происходит из семьи самураев, сделано из шелкового атласа сюсу, вытканные на нем цветущие растения восхищают до сих пор. Изображенные на подкладке кашпо в форме лодок отсылают к «Бабочкам», 24-й части хрестоматийной «Повести о Гэндзи», где речь идет о весенней прогулке на озере, – хороший контекст для молодоженов, которым, вероятно, оно предназначалось.

Помимо кимоно в Москву привезли образцы вышивок шелком и художественного металла – вазы, в том числе редкую подвесную, украшенные эмалью подносы и шкатулки. Большая их часть создана в эпоху правления 122-го императора Японии, императора Мэйдзи, тот жил с 1852 по 1912 г. и при жизни звался Муцухито, но после ухода императорам Страны восходящего солнца дают посмертное имя. Многие из 90 экспонатов так или иначе связаны с литературой, будь то вышивка, иллюстрирующая еще одну главу «Повести о Гэндзи», или летнее кимоно из шелка газового переплетения ро, украшенное иероглифами из стихотворения Х в. «Царствование императора», которое в 1888 г. стало текстом японского гимна. Само кимоно создано до этого события; иногда гордость все же предшествует государственности.

Эпоха Мэйдзи была решающей в истории Японии, после многих лет изоляции страна открылась миру. Большинство экспонатов – вещи, сделанные на экспорт, для подарков или всемирных выставок, где они пользовались огромным успехом, почти все продавались сразу после закрытия. Иностранный покупатель диктовал свои правила, экспортные фирмы меняли акценты. «Перегородчатые эмали производились скорее для внешнего рынка, внутри Японии они не пользовались особой популярностью, – говорит сокуратор выставки Федор Панфилов. – Ситуация поменялась после того, как два самых известных мастера эпохи получили признание при императорском дворе».

Детали – главное в японском декоративном искусстве, большая их часть оказывалась доступна лишь владельцу, способному не только долго рассматривать, но и разбирать предмет на части – многие курительницы предполагали это интимное обращение. Вещи, сделанные для внутреннего рынка, часто обладали закрытыми для внешнего взгляда смыслами – так, роскошная фигура серебряного слона с седлом в форме лотоса (в оформлении также использованы золото, коралл, тигровый глаз, малахит, агат, нефрит и горный хрусталь) явно заказана кем-то из сторонников буддизма, одно время преследовавшегося в Японии. Сидящая на голове слона фантастическая птица хоо (обычно ее изображали с шеей змеи, хвостом рыбы и спиной черепахи, здесь видоизмененная версия) тоже из буддистской символики; вероятно, таким даром императора или кого-то из высших сановников хотели сподвигнуть на ослабление антибуддистской политики. Цель была достигнута, а вот искусство эпохи Мэйдзи после пика популярности обесценилось, им неожиданно перестали интересоваться, активность на художественном рынке Халили, собравшего крупнейшую коллекцию этого периода за пределами Японии, во многом возродила этот интерес. Конечно, вспомнили бы и без Халили, но всегда приятно, когда удается и раньше, и лучше.

До 1 октября