Обладатель «Золотой пальмовой ветви» показал в фильме «Квадрат» мир современного искусства

Алгебре «Нелюбви» Андрея Звягинцева каннское жюри предпочло геометрию «Квадрата» Рубена Эстлунда: у Звягинцева – почетный Приз жюри, у Эстлунда – «Золотая пальмовая ветвь». «Нелюбовь» выстроена вокруг фигуры отсутствия будущего, «Квадрат» предоставляет право самостоятельно заполнить пустую раму для исчезающего как вид гуманизма.

Собственно «Квадратом» в одноименном фильме называется произведение, которое готовит к выставке шведский музей современного искусства и его молодой, красивый и суперкорректный куратор Кристиан. Он ездит на электрической «Тесле» и подает нищим. Квадрат – не черный, не красный, а совершенно пустой. Это не живопись, не скульптура, не инсталляция, а интерактивный гуманитарный проект. В пустой периметр Квадрата может шагнуть любой, кому нужны помощь, сочувствие и братское сердце. В таком формате современный человек, пожалуй, может рассчитывать на свои 15 минут сострадания. Эстлунд снимает в мажоре яркий провокативный фарс из мира современного искусства и его потребления. Спонтанные реакции посетителей, к примеру, на кучки гравия, насыпанные на идеальном полу музея, образуют комические миниатюры-маргиналии сродни тем, что украшают хорошо изданные книги. «Квадрат» Эстлунда издан великолепно, дорого, броско, в духе лучших томов Phaidon.

Разумеется, в сюжете находят эксцентрическое отражение и самые попсовые, и самые радикальные идеи и проекты, определившие искусство ХХ в. и текущий contemporary art от Малевича и Уорхола до человека-собаки Олега Кулика, в 1996 г. куснувшего на выставке в Стокгольме всамделишного шведа, мистера Линдквиста. Вдохновленный, несомненно, этим радикальным художественным жестом, Эстлунд посвящает центральный эпизод своего фильма бесчинствам на торжественном банкете человека-обезьяны, тоже Олега, кажется, от беспомощности сгущая краски до сюрреалистической жути.

На самостоятельный перформанс тянет сцена ограбления Кристиана, разыгранная как спасение барышни от хулигана и исполненная с феноменальным искусством. Утративший кошелек и телефон Кристиан еще долго жмет руку одному из «артистов», переживая едва ли не лучшие минуты в жизни, испытывая пьянящее ощущение ее полноты, собственного пола и силы – того почти животного ликования, которое транслирует на приеме человек-обезьяна и которое в отличие от интеллекта гораздо сложнее имитировать.

Эстлунд пользуется практически неограниченным полем возможностей, которое щедро предоставляет современное искусство всем желающим употребить его не ради его самого, а во имя каких-то своих целей. Он играючи критикует конформизм современного мира, создавая при этом удобное и даже льстивое зеркало, в котором не в падлу отразиться ни объекту критики, ни совриску, принятому в партнеры.

Среди критиканов, сатириков, мизантропов и еще менее ласковых карнавальных ниспровергателей в конкурсе нашелся одинокий голос, почти детский фальцет, утверждающий идеалы, хотя и до сих пор далекие от консенсуса. В общем, неудивительно, что таким позитивным высказыванием оказалась история ВИЧ-позитивных активистов 90-х гг., их борьбы за жизнь. В производственной драме с лирическими отступлениями «120 ударов в минуту» Робена Кампийо они – последние идеалисты века, рыцари-просветители и просто влюбленные мальчики, удостоенные Гран-при жюри.

София Коппола, автор гениальных «Трудностей перевода» зачем-то переписала манерным почерком классический фильм Дона Сигела «Обманутый» и выдала его за самостоятельное произведение. Жюри, вероятно, не сведущее в истории кино, приняло этот элегантный парад теней и белых платьев за чистую монету, и, voila, София Коппола – лучший режиссер Каннского фестиваля. Тем не менее фильм с Колином Фарреллом и Николь Кидман «Роковое искушение» – так назвали Beguiled Копполы российские дистрибуторы – потенциальный прокатный хит, пожалуй, единственный в нынешнем конкурсе.

Лучшие сценаристы на этом фестивале заставляли своих персонажей бегать с молотком за педофилами, как шотландка Линн Рэмси в грайндхаусном триллере «Тебя никогда здесь не было». Или играть в разновидность «Слабого звена», с завязанными глазами паля наугад по собственной семье, как греки режиссер Йоргос Лантимос и драматург Эфтимис Филиппоу в мистерии «Убийство священного оленя», где сценарий – не самое сильное место. Молоток – у Хоакина Феникса, получившего за эту роль свою первую «Пальмовую ветвь» в яростной и невозможной даже на уровне ракурсов картине Рэмси, которая могла бы быть приквелом истории Леона и Матильды из фильма Люка Бессона «Леон», не будь она столь совершенна в своей незавершенности. Фильм доставляет удовольствие на уровне самых мелких мелочей, не говоря уже о сцене, где Феникс и его старенькая мама играют в хичкоковское «Психо». «День хорош», – говорит в финале измученная девочка своему бородатому спасителю. «Мир хорош», – мог бы откликнуться Хоакин Феникс цитатой из Федорова и «Аукцыона», когда бы не был так измочален.

Канны