В Пермском театре оперы и балета сыграли премьеру «Богемы»
Из оперы Пуччини получился спектакль о легкомыслии студентов-парижан, застудивших в 1968 году больную соседку
Широкий, из кулисы в кулису, срез студенческой мансарды – центральный образ постановки, которую придумали немецкий режиссер Филипп Химмельманн и сценограф Раймонд Бауэр. Выстуженное жилище с аркой-окном время от времени лифтом уезжает вверх, освобождая место уличным демонстрантам с рукописными плакатами «Вся власть воображению!», «Запрещать запрещено», «Поэзия на улицах», военно-духовому оркестру и хору детей. Эпизод в кафе, где эффектно скандалит Мюзетта в фиолетовых клешах, сменяет картина задворок с разбросанными ящиками и разгоняемыми проститутками. На плохо опознаваемый Париж 1968 г. все четыре акта сыплет снег.
Греясь вином у растопленного стихами камина, четверо друзей-студентов перекидываются короткими фразами, стульями и подушками. Богемное бунтарство и противостояние обществу, на которые намекает буклет, режиссер приправил молодежным легкомыслием.
Концы с концами не сошлись. Вот в освещенной электричеством мансарде гаснет свечка в руках Мими. Вот ради умирающей героини продается плащ Коллена и серьги Мюзетты, но в аптеке так и не куплен антибиотик. Парижский быт 1960-х позволил Мими умереть от того же, от чего она умирала 120 лет назад в драме Анри Мюрже «Жизнь богемы», – от бедности и простуды.
После «Травиаты» с рафинированной режиссурой Роберта Уилсона вторая пермская серия про кашляющую бедолагу выглядела, мягко говоря, карикатурой. Певцов подобрали молодых и статных, но разнокалиберных вокально. В мужском квартете выделился разве что баритон Марселя (Константин Сучков). Шевелюристый итальянец Давиде Джусти сыграл Рудольфа не пылким влюбленным, а безвольным свидетелем чужой драмы. Знаменитая Che gelida manina показалась нескончаемо долгой: рыхлый и глуховатый тенор только верхними нотами сообщал «грезам и иллюзиям» любовную поэзию. Зарина Абаева честно отыграла Мими в знакомом образе умирающей певицы Антонии из «Сказок Гофмана». В долгой агонии на полу авансцены ей пришлось обращаться к невидимому в кулисном мраке Рудольфу – его забыл подсветить художник по свету Хенниг Штрек.
Единственной сделанной от и до ролью стала Мюзетта в эпатажно-темпераментном исполнении Надежды Павловой. А главным событием премьеры – ведомый Теодором Курентзисом оркестр MusicAeterna. Он и снабдил партитуру Пуччини художественной многомерностью, глубиной и открывательской свежестью, благодаря которым вторая – после «Травиаты» – до дыр заигранная итальянская опера слушалась словно в первый раз.
Пермь