Премию «Поэт» в год смерти Евтушенко получил Максим Амелин

Он не трибун, зато его поэзия укоренена в прошлом культуры
Поэтика нынешнего лауреата противоположна оттепельной стадионной поэзии, хотя и его стихи звучны, бурлят аллитерациями и хороши для устного исполнения
Поэтика нынешнего лауреата противоположна оттепельной стадионной поэзии, хотя и его стихи звучны, бурлят аллитерациями и хороши для устного исполнения / А. Махонин / Ведомости

Жюри под почетным председательством Наума Коржавина присудило награду одному из самых известных и талантливых авторов поколения рожденных в 1970-е. В месяц ухода Евгения Евтушенко провозглашение нового лауреата главной российской поэтической премии (призовой фонд – 1 500 000 руб., обеспечиваемый фондом «Достоинство») насыщается дополнительным смыслом. Дверь за спиной музы, шумно поющей злобу дня и клеймящей социальные пороки, словно бы окончательно захлопнулась.

Поэтика нынешнего лауреата противоположна оттепельной стадионной поэзии, хотя и его стихи звучны, бурлят аллитерациями и хороши для устного исполнения. Но Амелин, в отличие от наследников горлана-главаря, окликает намного более далекие традиции – поэзию Пиндара и Катулла, которых он переводил, Державина, Хераскова и Василия Петрова. Звук его стиха – трубный, язык – архаический, интонация – торжественная. Создание стихотворений не поставлено на поток, тексты Амелина – штучная и ручная работа, каждый выточен, вылеплен, часто за несколько подходов: даты, стоящие в конце стихотворений, нередко вмещают несколько лет. И сборников у Максима Амелина не так много: «Холодные оды» (1996), Dubia (1999), «Конь Горгоны» (2003), «Гнутая речь» (2011).

Поэзия Амелина укоренена и растворена в культуре, и в этом отношении она необыкновенно взрослая. «Лета шалунью рифму гонят», стихи лауреата с этой точки зрения отчасти напоминают прозу, они не юношеские и не инфантильные, так как демонстрируют исключительную широту взгляда и глубину понимания чужих культур (не только древнегреческой и римской, но и армянской, грузинской). И укорененность в образности и лексике древних не мешает (помогает!) поэзии Амелина быть живой и свежей. Очевидно, потому, что старинный слог и тяжелый метр для автора не старше других, ведь любая культура живет эхом и окликом предшественников, которые возраста не имеют. Оттого и лирический герой Амелина с такой легкостью входит в старинные картины, они для него близкие, родные. Оттого и сочинить шутливую оду Екатерине Великой «при воззрении на зыбкое отражение памятника Ея в луже декабрьским вечером 2006 года» для Амелина дело естественное. Или из вполне античной сцены создать живую зарисовку.

Поэзия Максима Амелина настойчиво убеждает нас в том, что для полноценного существования в культуре обращение к литературной и исторической памяти необходимо. Память – суть и плоть культуры, без знания языков, древних и современных, немыслимо быть гражданином литературной вселенной. В лице Максима Амелина награждена не только достойная поэзия, но и культуртрегерство, просветительство, что в сегодняшней ситуации стремительного разрушения культуры и маргинализации изящной словесности по меньшей мере шаг мудрый и своевременный.