Документальный фильм «Аустерлиц» повествует о немецких концлагерях
Сегодня они превращены в туристические маршруты, и это можно просто снять
Премьера состоялась прошлым летом на Венецианском фестивале, фильм вызвал яростные споры, возбудив диаметральные мнения, прошел по многим фестивалям, получил Гран-при в Лейпциге, и теперь его можно увидеть на большом экране в московских кинотеатрах.
В фильме, снятом в бывших конц-лагерях Заксенхаузен, Дахау, Бухенвальд, ничего не происходит. Нет ни хроники, ни комментариев, ни воспоминаний выживших – ничего из общепринятого для того определенного формата кинодокументалистики о лагерях смерти, ничего из того, что входит в обязательный набор. Дело в том, что фильм снят именно против любого «обязательного набора», против автоматизации впечатления, против того, чтобы память и история были удобно упакованы, привычно проглочены и совершенно не усвоены.
Камера почти неподвижна, мы, зрители, в течение долгого времени просто наблюдаем за толпой туристов. Жаркий летний день, люди в майках, шортах, с фотоаппаратами, детьми, бутылками с водой, в панамах, идут посмотреть на место, где были убиты сотни тысяч. Убиты, унижены, уничтожены. Люди просто проходят через ворота с надписью «Труд освобождает», идут по маршруту, заранее для них проложенному, задерживаются у входа в бараки, заглядывают в карцеры, печи крематория. Они рассматривают бараки, а мы рассматриваем их: беспечных, скучающих, сделавших приличествующие случаю скорбные лица. Не забывающих о воде, об отдыхе, о необходимости сфотографироваться: обычные туристы в не слишком увлекательном месте. Экскурсоводы на разных языках объясняют экскурсантам, что происходило на каждом объекте. Вот и все, что происходит перед камерой. Туристы идут, мы смотрим.
Cinedoc
Сергей Лозница назвал свой фильм «Аустерлиц» не из-за Наполеона, а в связи с известным в европейских интеллектуальных кругах романом Винфрида Георга Зебальда, немецкого писателя, преподававшего в английском университете. Герой романа Жак Аустерлиц пытается справиться с проблемой личной вины за исторические события: это чувство автобиографично, отец Зебальда служил в немецкой армии, и, хотя он никогда не рассказывал о прошлом, сын постоянно об этом помнил. Зебальд считал, что честно рассказывать о холокосте невозможно, любой рассказ либо впадает в стиль «официальной культуры скорби и воспоминаний», либо в утешительность и сентиментальность массовой культуры, либо в скрытый цинизм культурной индустрии. Нельзя напрямую представить себе кошмар той реальности и не сойти с ума.
Рассказ палача
В объявленной недавно конкурсной программе Каннского фестиваля будет показан фильм Лозницы «Кроткая», снятый по отдаленным мотивам рассказа Достоевского и финансированный французской кинокомпанией. «Это фантастическая история, которую я от начала до конца придумал. А стимулировал мою фантазию рассказ Достоевского, который сам Достоевский назвал «фантастическим». Это история жертвы и палача, рассказанная палачом», – комментирует Лозница. Действие фильма происходит в современной российской глубинке, в ролях в основном заняты актеры театра Николая Коляды и даже он сам в эпизодической роли бомжа, а правозащитницу сыграла Лия Ахеджакова.
Лозница снял фильм чрезвычайно минималистически сдержанно – язык художественных средств как будто отступает перед невыразимостью происходящего. В итоге получается фильм не о туристах на месте гибели миллионов, а запечатленный процесс того, как одна людская масса еще живых проходит через подразумеваемые тени мертвых. Голые ноги многочисленных туристов в какой-то момент оказываются метафорой человеческой плоти, которая уничтожалась в этих жутких местах, а сами туристы в своей честной почтительности вызывают в памяти образы реальных людей, ставших фаршем в дьявольской мясорубке. И на миг кажется, что прошлое снова становится настоящим, чтобы потом опять рассеяться в истоме летнего дня.
Есть вещи, о которых невозможно говорить и при этом нельзя не говорить. Поиск способов для этого непрямого разговора – задача современного искусства. Эстетическая четкость – одно из условий нравственной честности. И Лозница длинными медленными кадрами снимает зияющую дыру нашей памяти.