Теодор Курентзис и оркестр MusicAeterna сыграли две лишенные чопорности программы

Каждая из программ Курентзиса собрала по две тысячи особей московской богемы – преимущественно той, которой не нужно вставать утром на работу. Концерты начинались в 22.30, а заканчивались глубоко за полночь. Ближе к двум ночи Большая Никитская оглашалась гудками таксистов, стремившихся обслужить театральный разъезд по повышенному тарифу. В их ожидании счастливая публика обсуждала свежие впечатления.

Самый модный и самый трудолюбивый отечественный дирижер изобрел полуночный формат еще под Новый год, когда газеты разошлись на каникулы и не смогли рассказать читателям о более чем удачном исполнении музыки балета Прокофьева «Золушка». На этот раз оркестр MusicAeterna под управлением Курентзиса привез Моцарта и Бетховена, а также концертное шоу под названием «Звук света», составленное из оперных фрагментов и пьес Жана-Филиппа Рамо.

Главный эффект, который произвели обе программы, – отмена исторического времени. В Концерте для скрипки с оркестром, который Моцарт написал в 19 лет, цитировалась его же опера «Волшебная флейта», которую он создал в тридцать пять. С Рамо дело обстояло еще невероятнее: так, Выход Полимнии из оперы «Бореады» – медленная инструментальная пьеса – прозвучал так, словно Рамо знал Павану Равеля или Адажио Барбера, написанные двумястами годами позже. А сомнамбулически спетая Надеждой Кучер Ария Телаиры из оперы «Кастор и Поллукс» свидетельствовала о том, что Рамо хорошо изучил Адажиетто из Пятой симфонии Малера.

Таков аутентизм, он же историческое исполнительство, по версии Теодора Курентзиса. Мы видим смычки с узкими концами, теорбу, тщательно изготовленные копии барочных гобоев, фаготов, труб – а слышим музыку, написанную словно сейчас. И когда вдруг ария Рамо предваряется авангардным вступлением, которое могли бы сочинить Дмитрий Курляндский или Алексей Сюмак, это уже не удивляет. Позиции аутентизма и авангарда и раньше были близки – оба направления едины в противостоянии мейнстриму и вкусам большинства. Курентзис занимается аутентизмом и авангардом одновременно, делая это настолько ярко, что в глазах его ценителей именно объединенная позиция становится мейнстримом – о чем и свидетельствуют ночные аншлаги.

Особенно впечатляюще в первой программе прозвучала соль-минорная симфония Моцарта – но не хрестоматийная Сороковая, а Двадцать пятая, чей пафос «бури и натиска» был как нельзя лучше передан исполнительской манерой Курентзиса и его оркестра: скоростной, заостренной и взрывоопасной. Скрипач-аутентист Дмитрий Синьковский сыграл Четвертый концерт Моцарта, снабдив все три его части каденциями собственного сочинения, написанными безо всякого зазора с моцартовским стилем, а в финале обменявшись с концертмейстером Афанасием Чупиным полуимпровизационной отсебятиной.

Хорош был и Бетховен – дерзостно-героический, каким ему и положено быть в Героической симфонии. Исполнительской выдумки оказалось столько, что ее не смогли проглотить и быстрые темпы, хотя их бег иногда грозил поглотить точность согласия – это чуть не произошло в стремительном скерцо. Пожалуй, струнных инструментов было многовато – своей роскошной массой они оттеснили на второй план духовые, иногда о партии флейт приходилось лишь догадываться: так случилось в сыгранной на бис Увертюре к опере Моцарта «Свадьба Фигаро». Барочную программу Курентзис анонсировал бисовым Генделем – превратившись из скрипача в контратенора, Дмитрий Синьковский изысканно спел Арию Бертарида из оперы «Роделинда».

Шоу «Звук света» Москва уже видела в 2011 г. под названием «Рамо-гала». В разных вариантах его видели и другие города Европы, оно существует и в виде компакт-диска, выпущенного в 2014 г. лейблом Sony Classical. Здесь не упущен ни один эффект – «Курица» квохчет, безукоризненно буксуя, похожий разбег демонстрирует один из «Тамбуринов» оперы «Дардан», фаготы изливают изысканные линии, музицирование камерного состава в потемках чередуется с бойкими танцами при свете, с треском ударных и топотом ног. Колесная лира тоскливо звучит из темноты, дикари, а также африканские рабы пляшут под бой барабана, словно вчера привезенного из экспедиции по джунглям. На бис, не соблюдая ограничений скорости, несется «Гроза», дирижер завладевает барабаном и уводит оркестр со сцены, оставляя слушателя в недоумении – был ли то ночной набег индейцев или все же концерт академической музыки.