Пушкинский музей открыл выставку «Капричос». Гойя и Дали»

Выставка «Капричос». Гойя и Дали» занимает один зал Пушкинского музея. Здесь показывают половину великого и исключительно популярного цикла офортов Франсиско Гойи и половину менее знаменитой и мало популярной серии гелиогравюр Сальвадора Дали с тем же названием и сюжетами. Но если Гойя вложил в свою сатиру пыл, горечь и страсть, то Дали холодно и не дерзко подкрасил его гравюры, кое-что в них дорисовал, как бы попортил, и снабдил новыми названиями. Никакого особого смысла эти внедрения не внесли, скорее, это был еще один артистический жест знатного сюрреалиста, великого мастера эпатажа, к 1977 г., времени издания его серии, заметно уставшего и теряющего задор и популярность.

Жест, однако, вполне удачный, до сих пор соединение двух хорошо знакомых широкой публике имен привлекает зрителей, и выставки двух «Капричос» устраиваются часто. Последняя московская была 12 лет назад в Российской академии художеств, а потом объездила несколько городов страны. Но еще чаще офорты Гойи показывают в разных музеях и выставочных залах мира.

Пушкинский музей постарался обновить показ двух «Капричос» и к парам гравюр добавил еще и пояснения, написанные Гойей, заказав их новый перевод, а также привел названия, данные своим листам Дали. Вообще, музей представляет выставку как проект познавательно-образовательный и делает упор на лекционную программу, в которой запланированы выступления лично знавших Сальвадора Дали Николь Ригаль и Игнасио Гомеса де Лианьо. Французская печатница много лет работала с художником, а профессор с ним дружил. Возможно, их рассказы изменят сложившееся на выставке представление о малой значимости для истории искусства нового воплощения шедевра Гойи.

На обывательский взгляд Дали не слишком задумывался над своим детищем. Хотя владелец его «Капричос» и куратор выставки Борис Фридман так не считает, объясняя, что художник работал над серией четыре года и чисто коммерческих задач перед собой не ставил. Ему виднее, но только некоторые листы привлекают внимание. Прежде всего заглавный, где автопортрет Гойи поставлен на тело смешного чудовища с соплей на носу, а на заднем фоне изображена условная фигура то ли Дон Кихота, то ли опереточного черта. На одной из гравюр он пририсовывает свои «текущие» часы. Но в основном веселит мрачные гойевские осуждения пороков розовым и желтым цветом, иногда добавляя кровавого красного, как в самый знаменитый лист «Сон разума рождает чудовищ».

В подписях он так же снижает пафос обличений и нравоучений. Если под изображением разодетой девицы, подающей нищенке копеечку, Гойя сетует: «Бог ее простит. То была ее мать», – то Дали смешит: «А также ее отец». «Какая жертва!» – восклицает художник в 1799 г., написав уродливых стариков, пускающих слюни при виде обнаженной груди смущенной девы, но циник другого века над такой сценой только издевается: «Какие чудные вишенки!» Серьезно Дали обращался к наследию Гойи, учась у него композиционным приемам, в других работах. Например, «Ужасы гражданской войны» заставляют вспомнить о «Сатурне, пожирающем своего сына». Так что у автора перепетых «Капричос» сохраняется уважение к оригиналу.

До 12 марта