«Отелло» Верди в Гамбургской опере – спектакль неудобного Каликсто Биейто

Шедевр Верди, основанный на шекспировской трагедии, поручили поставить 53-летнему каталонскому режиссеру Каликсто Биейто. Он всерьез озабочен тем, что в европейском обществе процветают фрустрации и обсессивно-компульсивные расстройства и поэтому Европа оказывается несостоятельной перед вызовами новой реальности.

Разумеется, в спектакле Биейто Отелло никакой не мавр: просто стареющий мужчина с начальственными замашками; в меру несчастный, в меру неуверенный в себе. Его эмоциональная глухота вкупе с неуверенностью, оборачивающейся инфантильной жаждой обладания и власти (которую всячески разжигает в нем Яго), приводит героя к трагическому финалу. Весь спектакль Отелло импульсивно реагирует насилием на любое проявление несогласия: его руки еще с пролога обагрены кровью, которую он тщетно пытается стереть платком, услужливо поданным Яго. Он бьет Дездемону в ответ на ее просьбы о Кассио; грубо насилует, повалив на пол.

Отелло душит Дездемону не в спальне: в бесприютном пространстве спектакля, залитом жидкой грязью, перекрещенном стальными рельсами, нет и не может быть места уюту, супружескому ложу. Убийство свершается на верхней площадке огромного крана. Раньше на стреле этого же крана вешали какого-то несчастного. Вешали подчеркнуто обыденно, рутинно – видимо, на благословенном острове царят тюремные порядки, здесь не военный, а концентрационный лагерь.

Спектакль начинается с дыхания множества людей, у которых связаны руки. Толпа медленно движется к авансцене, огороженной колючей проволокой: точь-в-точь такую разматывали венгерские и словенские пограничники, пытаясь перекрыть путь беженцам. Кто бы мог подумать, что в XXI в. колючая проволока, впервые после Второй мировой войны, будет вызывать столь очевидные коннотации? Однако теперь это новая реальность Европы, в которой мы все живем. И Биейто улавливает изменения общественной атмосферы очень чутко.

Каталонский режиссер часто повторяет, что эмоциональность, бушующую в его спектаклях, он старается передать посредством вокала, который считает высшим носителем красоты. Гамбургский «Отелло» – пример прекрасного исполнения, в котором превосходные голоса певцов идеально гармонируют как между собой, так и с оркестром. Светоносное, нежное сопрано Светланы Аксеновой (Дездемона) с легкостью преодолевало сложности партии; она создала образ хрупкий и трогательный. Хорош был и Отелло – Марко Берти, входящий в число лучших итальянских теноров. Финский тенор Маркус Нюканен (Кассио) и, конечно же, колоритный, мясистый бас-баритон Клаудио Сгуры (Яго) отлично дополнили квартет основных певческих голосов.

Оркестр, ведомый Паоло Кариньяни, специалистом по вердиевскому репертуару, выказал пылкость, достойную вердиевского шедевра. Каждая фраза, извив мотива, трель, нота преподносились четко, осмысленно; захватывающе глубокие басы, сверкающая яркость меди – все вместе впечатляло и радовало подробным, ясным и мягким тоном. Дирижеру удалось поддержать баланс между звучанием певческого ансамбля, великолепным хором (вышколенным отличным хормейстером Эберхардом Фридрихом) и по-настоящему насыщенным симфоническим звуком оркестра. Так что овации, устроенные публикой певцам, хору и лично Паоло Кариньяни, были более чем заслужены. На долю же Каликсто Биейто досталась изрядная порция буканья, что в Европе с некоторых пор сродни комплименту, – но даже и оно потонуло в дружных аплодисментах зала.

Гамбург