В Большом зале консерватории оркестр «Персимфанс» порадовал публику числом и умением

Концерт, организованный независимым агентством Apriori Arts, имел статус благотворительного, он проводился совместно с Московской консерваторией и благотворительным фондом «Адреса милосердия» с целью собрать средства на лечение детям, страдающим церебральным параличом. Благородная цель не привлекла значительного количества публики: Большой зал консерватории был наполовину пуст. Возможное объяснение в том, что сам жанр благотворительного концерта отталкивает публику, поскольку ассоциируется с искусством сомнительного уровня.

Здесь же творилось искусство самое настоящее, поэтому более простое объяснение состоит в том, что публика ходит на знаменитых солистов и дирижеров, а предложен ей был проект, дирижера принципиально к себе не подпускающий. «Персимфанс» – возрожденный в 2008 году Первый симфонический ансамбль ранних советских лет. Он весь состоит из солистов – только ведут они себя отнюдь не как звезды: играют, сев на сцене в круг, так что на переднем плане публика видит спины. Играют, слушая друг друга так, как это делают в камерном ансамбле, с полной самоотдачей. И они играли бы так же, если бы в зале вообще никого не было.

В этот раз «Персимфанс» собрался в немыслимом количестве – 112 человек, стоило бы назвать каждого поименно или в качестве примеров привести Марину Катаржнову на первой скрипке, известную как исполнительницу барокко, или флейтиста Ивана Бушуева, владеющего сложнейшим репертуаром авангарда. Такие музыканты не просто исполняют свои партии – они знают всю партитуру насквозь.

Программу составили лидеры коллектива Петр Айду и Григорий Кротенко, сопоставив поздний романтизм с советским конструктивизмом, на что намекнуло открывшее концерт исполнение Прелюдии Рахманинова на механической пианоле. Во вступлении к «Парсифалю» Вагнера ансамбль звук за звуком выстроил здание из пластичных линий, чтобы вдруг группа басов внезапно подложила в его фундамент хулигански шероховатое тремоло. «Волшебное озеро» Лядова прозвучало так первозданно чисто, словно в него еще не упало ни одной консервной банки. В «Ромео и Джульетте» подарком стали удвоенные арфы, а тонкости прозрачных эпизодов отвечали страстные громовые тутти.

После антракта «Мечты» Скрябина досказали поэтическую тему, а затем понадобились две тубы и армия ударных, чтобы передать футуристическую красоту «Завода» Александра Мосолова, вслед за которой не стушевалась агрессивная лирика второй части Фортепианного концерта Александра Лебедева (с Петром Айду за роялем).

В заключение мы наконец увидели заменяющий дирижирование танец Григория Кротенко с контрабасом, поскольку прочие струнные, за их хлипкостью не способные выразить радость «Оды на окончание войны» и отправленные за сцену, наконец открыли вид. Одно из самых неформатных и неконвенциональных сочинений Прокофьева (1945) потребовало участия множества духовых, ударных, целых восьми арф и четырех роялей, за которыми соседствовали пианисты четырех разных типов – музыковед, оркестрантка, альтернативный лидер и лауреат Конкурса Чайковского. Последний, Лукас Генюшас, вместо нот поставил на пюпитр электронный планшет, ознаменовав связь высокого романтизма, пролетарского коллективизма и технологичной современности.