Третьяковская галерея открыла выставку Ивана Айвазовского

Юбилейная – к 200-летию со дня рождения – выставка Ивана Айвазовского выглядит так, как ее представляет мало-мальски культурный человек, рожденный на просторах бывшей Российской империи. Ведь почти в любом художественном музее на этих просторах есть морские пейзажи Айвазовского. Есть и сухопутные, но, конечно, главные – марины, где плещут волны, клубятся облака, белым кружевом ложится на гребень волны пена, небесные светила озаряют водную гладь, ветер раздувает паруса, а утлые суденышки ввергаются в водную пучину, рискуя быть погребенными в ней.

Все это можно увидеть в центре большого зала Третьяковской галереи на Крымском Валу. Незабвенный «Девятый вал» с пожаром полыхающим солнцем и обреченными на гибель отчаявшимися людьми. Такая же безысходная по сюжету, но завораживающая переливами и богатством зеленого и голубого, наполненная воздухом «Волна», которую автор считал одним из лучших своих произведений. Лишенное показного драматизма покойно-эпическое «Черное море», от глади которого глаз не оторвать, как от живого. Прозрачно-нежные «Облака над морем. Штиль» – последняя, прощальная картина Айвазовского, такой морской вариант «Над вечным покоем». Плюс еще множество подобных марин, а также прибрежных пейзажей – всегда эффектных, с волшебным светом отмеченными лунными дорожками, с живописно расположившимися группами людей и сопутствующими им животными. Есть и зимние пейзажи, совершенно неестественные, как «Чумаки в Малороссии», леденцовые, замороженные. Но, как ни странно, в русской живописи вообще не найти удачных зимних пейзажей.

Для первой, что удивительно, но именно первой персональной выставки Ивана Айвазовского в Третьяковской галерее выбрано лучшее – 120 полотен и 55 графических листов. Но рядом с действительно блистательными картинами есть только холодно-мастерские, салонные и даже, прямо скажем, совсем странные, как «Портрет вице-адмирала М. П. Лазарева» с комически коротконогим героем.

На вопрос «Ведомостей», не стоило ли сделать экспозицию еще меньше и чище, директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова ответила, что, на ее вкус, да, можно было бы отказаться от некоторых вещей. Но тогда нельзя было бы составить полное представление об Айвазовском, который был разным. Еще она рассказала, что решила не делать в музее «датские», юбилейные, выставки, если художник не интересен сегодняшнему зрителю. В пресс-релизе есть фраза о преодолении профессионального снобизма в отношении Айвазовского, которая задела многих, уже написавших о выставке. Очевидно, что мысль эта принадлежит Трегуловой, она говорила именно о своем снобизме, о заведомо холодном отношении к художнику. Вглядевшись в него внимательно, отбросив предубеждения, она сумела понять и оценить и силу его таланта, и умение создать захватывающую, «как в 3D», иллюзию нахождения внутри нереального пространства.

Бесспорно, выставка побуждает, собственно, как и любая монографическая хорошо известного художника, непредвзято посмотреть на его творчество, заново увидеть хрестоматийные картины Айвазовского, с детства застрявшие в памяти картинкой в букваре, открыткой на память о школьном посещении музея. Такой взгляд позволяет увидеть на выставке и действительно новое – прежде всего разработки библейских и евангельских сюжетов, дающие возможность говорить и о визионерстве Айвазовского («Всемирный потоп» впечатляет фантазией), и его религиозности («Хождение по водам», но и во многих картинах отмечено присутствие Бога или богов – повелителей стихий). Хотя говорить приходится осторожно – все же это классические для живописи сюжеты.

Так же осторожно стоит сравнивать Айвазовского с выдающимся английским художником Уильямом Тернером, который тоже писал море, воздух и корабли в бурю, много путешествовал, делал эскизы с натуры и был успешен при жизни. Этому сравнению посвящена отдельная статья в каталоге выставки. Но Тернер почитаем в художественном мире не столько как маринист и великолепный пейзажист, но как отважный новатор, вышедший за пределы академических и романтических канонов, как предвестник символизма и импрессионизма. Только одна картина на выставке Айвазовского напоминает о его опытах – «Сотворение мира». В сущности, поселившийся в родной Феодосии художник мало менялся за свою длинную и фантастически плодотворную художническую жизнь.

Айвазовский был любим публикой самого разного сорта – от простонародья до высшей власти – всегда и сегодня именно за самые известные и впечатляющие свои морские картины. Перед ними всякий сухопутный человек, в чьей жизни нет подвига борьбы со стихиями, чувствует себя в эпицентре грандиозных событий, в столкновении морских и небесных сил. И испытывает надежду на чудесное спасение. И это остается главным и неизменным его достоинством.

До 20 ноября