Анна Нетребко и Надя Михаэль схлестнулись в «Лоэнгрине» Вагнера

Вокальный турнир двух мегадив оперной сцены в сверхтяжелом весе – Анны Нетребко и Нади Михаэль – на территории мариинского «Лоэнгрина» закончился почетной ничьей. К вящему удовлетворению публики, устроившей обеим бурную овацию. И понятно почему: редко когда в партиях Эльзы и Ортруды сходятся две равновеликие по таланту, силе голоса и харизме певицы.

Светоносное, яркое, полное красивых грудных нот, истаивающее в нежнейшем пианиссимо сопрано Нетребко спорило с неистовым, крупным драматическим сопрано Нади Михаэль. Ее роковые колдовские низы, заставляющие трепетать от почти физиологического ужаса, оттеняли ошеломляюще мощные и звонкие верха, пробивающие оркестр навылет, без видимого усилия. Ортруда в исполнении Михаэль казалась воплощенным злом, эдаким дьявольским отродьем, прорвавшимся в дольний мир из самого ада.

Впрочем, Анна Нетребко не отставала от соперницы. Ее голос, не совсем еще свободный от лирико-колоратурного окраса, был вполне способен пробить tutti оркестра, что она не раз и демонстрировала, несмотря на то что Валерий Гергиев, стоявший за пультом, нисколько не приглушал звук. Если уж судить по гамбургскому счету, то партия Эльзы, которую она только что с успехом впервые спела в серии спектаклей дрезденской Земперопер, получалась у нее не вполне по-вагнеровски. Точнее – ее Вагнер выходил слегка итальянизированным, но это только добавляло свежести и оригинальности исполнению. Ее Эльза была не робкой инфантильной девицей не от мира сего – добродетельной до святости, с замороженными эмоциями и заторможенными реакциями, но живой, чувствующей и страстной женщиной, требующей своего – в данном случае истины, справедливости и доверия от возлюбленного.

Премьера нынешней постановки мариинского «Лоэнгрина» прошла в далекие 90-е на исторической сцене театра. Официально режиссером того спектакля выступил Константин Плужников, имя которого благополучно исчезло из современных программок; неофициально к постановке приложил руку сам Валерий Гергиев. В те годы выспренний постановочный стиль, массивная неподвижность хора и неряшливые процессии массовки вызывали лишь улыбку и шквал критических отзывов.

Шли годы; старую постановку перенесли на Новую сцену, обновив костюмы, свет и декорации. И сегодня пышные новые костюмы, блистающие всеми оттенками белого и золотого, эффектная подсветка ступеней величественной лестницы, тремя широкими маршами плавно поднимающейся к собору, но главное – воцарившаяся в спектакле атмосфера торжественной, величаво-замедленной мистерии производят совсем иное впечатление. В узорчатых декорациях Евгения Лысыка, бережно восстановленных Тадеем Рындзаком; в густых клубах белого дыма, из которых возникает статная фигура светлого рыцаря Лоэнгрина (Сергей Скороходов) и его верного спутника лебедя, мы угадываем попытку реконструировать старинные, прижизненные спектакли по операм Вагнера. И потому наивность постановочного стиля, статуарность хоров, симметрично выстраивающихся на лестнице, предсказуемость мизансценического рисунка и простейшие театральные эффекты, словно заимствованные из постановочных клише XIX в., – уже не раздражают, а скорее умиляют. Примерно так при жизни самого Вагнера выглядели и персонажи его опер на сцене. Любимый художник-сценограф Вагнера Йозеф Хоффман именно так изображал вагнеровских героев: косматые могутные рыцари с развитой грудной мускулатурой, в рогатых шлемах, пышнотелые, волоокие и златокудрые девы... Так и выглядела Нетребко – Эльза: ниспадающие, вытканные серебром одеяния, пышные длинные кудри рассыпаны по плечам, чело украшено хрупким драгоценным венцом.

Именно так – монументально, эпично – выглядели рыцари: король Генрих Птицелов (Михаил Петренко), граф Фридрих фон Тельрамунд (Евгений Никитин) и сам Лоэнгрин – небесный посланец, спустившийся на землю, дабы защитить Эльзу и народ Брабанта. Солисту Мариинского театра Сергею Скороходову – несмотря на его обширный мюнхенско-баварский певческий опыт – приходилось нелегко рядом с двумя ослепительными и темпераментными дамами. Но он не потерялся на их фоне; напротив, сумел выстоять и провел партию уверенно, стойко, стабильно. Культурная осмысленная фразировка вкупе с неплохим немецким по-настоящему порадовали. Прекрасно звучал в этот вечер и оркестр Мариинского театра.

Любовь Гергиева к этой вагнеровской опере насчитывает многие десятилетия: «Лоэнгрин» был одним из первых спектаклей, которым он продирижировал в Мариинском театре, и с тех пор он периодически возвращается к нему, шлифуя нюансы, уточняя и укрупняя фразировку. Мариинский оркестр в «Лоэнгрине» звучал красиво, осмысленно, вдохновенно и точно: тончайшие divisi струнных во Вступлении – словно светоносные нити брабантских кружев спускались с небес; а Интерлюдия к третьему акту прозвучала так духоподъемно, радостно и возбужденно, что трудно было усидеть на месте.