Контратенор Макс Эмануэль Ценчич с триумфом выступил в Большом зале Московской консерватории
Публику привел в восторг набор редких арий из опер барокко
Один из лучших контратеноров наших дней, задающих тон искусству репертуарными проектами, историческими исследованиями и художественной безбоязненностью, Макс Эмануэль Ценчич дал сольный концерт, закрывавший независимый вокальный фестиваль «Опера априори», который шел в Большом зале консерватории в течение сезона.
Концерт был посвящен музыке барокко – и хотя нельзя сказать, что в Москве последнее время не жалуют музыку барокко, Ценчич сумел удивить тем, что не спел ни одного шлягера эпохи. Любая барочная программа редко обходится без музыки Генделя или Вивальди, что справедливо отвечает рангу этих композиторов. Но Ценчич взял более редкий репертуар – виртуозные, реже расслабленные арии для кастратов, написанные композиторами неаполитанской школы, имевшей расцвет во второй четверти XVIII в. Недавно Ценчич и ансамбль Il Pomo d’Oro под управлением Максима Емельянычева выпустили на лейбле Decca диск Arie Napoletane («Неаполитанские арии»).
Из 11 арий диска Ценчич спел в Москве семь, принадлежащих перу таких творцов, как Никола Порпора, Леонардо Винчи, Алессандро Скарлатти и Леонардо Лео, добавив к ним отсутствующую на диске арию из «Покинутой Дидоны» Порпоры и – на бис – две арии из опер немецкого композитора Иоганна Адольфа Хассе, тоже работавшего в Неаполе и многому научившегося у Порпоры и Скарлатти.
В концерте арии прослаивали инструментальные пьесы – лаконичная трехчастная Sinfonia Доменико Скарлатти, хитроумные Адажио и фуга Хассе, ухитрившегося использовать в качестве темы фуги простейшую гамму, и самый тупой номер программы – Королевская увертюра Порпоры, единственным содержанием которой явилось тарахтение труб, валторн и литавр. Основным же инструментальным блюдом программы стал Концерт для клавесина с оркестром Доменико Аулетты, неаполитанского композитора того же времени, писавшего церковную музыку. Он присутствует и на диске «Неаполитанские арии», служа сольным выходом Максима Емельянычева, умеющего одновременно играть на клавесине, причем с абсолютной свободой и недюжинной скоростью, увлеченно дирижировать оркестром и раздаривать очаровательные улыбки.
Обаяние вчерашнего школьника Емельянычева оттеняло утонченную стать гостя, чей вызывающий облик – лысый череп, пиджак в цветочек, узкие белые брюки – контрастировал с привычной фрачной академичностью наших концертов. Вместе с тем в пении Ценчича ничего вызывающего не было – напротив, абсолютная искренность, глубина выражения чувств, мягкость тембра, теплота и полетность звука.
Название «Неаполитанские арии» очевидно полемизирует с термином «неаполитанские песни» и означает искусство изысканное, созданное по правилам жанра и ориентированное на образованную публику, умеющую оценить композиторское мастерство, способное обманывать инерцию ожидания, удивлять неожиданными гармоническими ходами, внезапными паузами или, напротив, взвихрениями нот. Неаполитанская школа была одним из основных – возможно, самым красивым – стилем эпохи барокко и отнюдь не была заперта за городскими воротами: премьеры только двух опер программы состоялись в Неаполе, прочие вышли на сцены в Риме, Болонье, Венеции, Пезаро, Дрездене, Лондоне.
Ценчич умело выстроил программу. За стремительной арией из «Полифема» Порпоры последовала сладостная из «Катона в Утике» Винчи. Обратно симметричным образом вслед за жалостной арией из «Мериды» Порпоры прозвучала бравурная из «Гераклии» Винчи. Во втором отделении принцип сменился: две пары арий явили более тонкий контраст. Рядом стояли грациозная ария из «Камбиза» Скарлатти и безмятежная из «Сифаче» Лео. Другую пару составили арии из «Покинутой Дидоны» и «Германики в Германии» Порпоры, одна бравурнее другой. В бисовой части программы Ценчич только прибавил в быстроте колоратур и блеске звука, спев арии из «Ирены» и «Тита Веспасиана» Хассе.
Не меньшее наслаждение, чем пение гостя, доставила игра оркестра Musica viva, звучавшего как абсолютно единый камерный ансамбль, не знающий технических проблем. Барочный строй корреспондировал с инструментарием, который не компрометировали современные металлические струны, а пряное сочетание клавесина и теорбы вносило в аккомпанемент особую изюминку.