Петербургский фестиваль детского театра «Арлекин» открылся «Ноевым ковчегом» Бенджамина Бриттена

На небольшой сцене театра «Зазеркалье» раскинулся райский сад с грубо намалеванными кущами и неправдоподобно яркими цветами. Среди картонных кустов там и сям виднелись обольстительные девы – как выяснилось, то были экспонаты допотопного музея фестиваля «Арлекин». Ведущий непринужденно демонстрировал посетителям экспонаты: тушку критика – точнее, критикессы, на цеховую принадлежность которой указывали мощные челюсти; несколько берцовых костей – все, что осталось от директора-распорядителя фестиваля «Арлекин» Марины Корнаковой.

Полушутливая преамбула, сочиненная к открытию «Арлекина», непринужденно подводила к основному событию вечера – премьере «Ноева ковчега», одноактной оперы-мистерии Бенджамина Бриттена, либретто которой основано на староанглийских текстах честерского миракля XVI в.

Тут стоит заметить, что материал этот для театра не вполне нов. В 1992 г. зазеркальцы уже обращались к опере Бриттена: с этого спектакля, собственно, и началась деятельность Детской студии театра, воспитанники которой участвовали в постановке девять лет кряду. Худрук театра и режиссер Александр Петров справедливо рассудил, что опера английского классика, рассчитанная на исполнение в церкви любительскими и полулюбительскими труппами, в том числе школьными, идеально подойдет для репертуара музыкального театра, который в начале пути позиционировал себя как преимущественно детский.

Нынешний спектакль почти в точности воспроизводит тот, давнишний «Ноев ковчег»: незатейливая дощатая конструкция в центре, звездное небо на заднике, земной шарик, повисший на веревочке, над головами поющих (художник-постановщик – Наталия Клёмина), а в кульминационный момент ликования тварей земных при виде суши на небосклоне появляются небесные сферы, похожие на елочные игрушки и обломок стеклянной радуги. Минимум реквизита восполняется обилием актеров: на сцене теснится множество разновозрастных поющих детей, а также взрослых певцов – исполнителей партий Ноя (Андрей Конюх), его сварливой жены (Наталья Боева) и легкомысленных жениных подружек. Здесь же, по обе стороны от ковчега, рассажены детский струнный оркестр и ансамбль блок-флейт.

Перед началом зрителей настоятельно пригласили принять посильное участие в спектакле. Присутствующим были розданы ноты двух простеньких хоралов, и публика по мере сил и способностей пыталась подпевать хору. Помощь зрителей требовалась, естественно, в узловых моментах действия: во время жестокого шторма на море мелодия церковного хорала, обращенного к Всевышнему, помогла утишить волны. И конечно же, общий хор-апофеоз оказался совершенно необходим в финальном эпизоде – когда голубка приносит оливковую ветвь и с ковчега после долгого плавания наконец сходят на землю люди и звери.

Музыка оперы подкупающе проста, ясна и мелодична. Ансамбли также не представляют особой сложности, их вполне могут спеть дети. Мягкие тембры блок-флейт слегка растушевывают строгую графику оркестровых партий. Нежное фруллато блок-флейты подражает воркованию голубки и становится ее лейттембром. В целом опера – очаровательная вещица, не требующая от постановщика особых затрат, а от исполнителей – запредельной техничности. Тем не менее качество исполнения и здесь имеет первостепенное значение, а между тем трогательный ансамбль детских голосов звучал далеко не всегда чисто и стройно (дирижер – Аркадий Штейнлухт), да и оркестрового драйва не ощущалось никакого. Сыновья Ноя порой явственно занижали интонацию и, похоже, чувствовали себя на сцене несколько неуверенно. Для детского любительского спектакля получилось, быть может, приемлемо, но для профессионального, давно утвердившегося в своей репертуарной нише театра – едва ли.