В Третьяковку из Лондона привезли английские портреты

Выставка «От Елизаветы до Виктории. Портрет XVI–XIX веков из Национальной портретной галереи, Лондон», открывшаяся в Третьяковке, интересна не только качеством живописи (оно разное) и не радостью узнавания портретируемых: большинство из них мы узнаем сразу. Она дает представление об отношении англичан к собственной истории, и оно существенно отличается от нашего.

Начинается выставка с первого портрета, подаренного галерее по случаю ее основания в 1856 г., – на нем предположительно изображен Уильям Шекспир, предположительно Джоном Тейлором, приблизительно в 1600–1610 гг. Рядом огромный, еще раньше написанный Маркусом Герартсом Младшим парадный «Портрет королевы Елизаветы I» – старой и некрасивой, в жемчугах и каменьях, в огромном парадном платье белого шелка. Тот же преуспевший при английском дворе фламандец изобразил и последнего фаворита королевы-девственницы – Роберта Девере, и здесь все старания автора ушли на написание наряда – теперь красного бархата. Зато «Портрет Джорджа Стюарта», написанный на каких-то 30 лет позже тоже фламандцем, но великим – Антонисом Ван Дейком, – является образцом великолепного мастерства.

Если наполнение зала со старой живописью нам понятно – портреты монархов, знати, Ньютона и Мильтона, то начиная c портретов XIX в. зрителей встречают сюрпризами. Среди поэтов, художников, писателей и актеров встречаются лица неожиданные: куртизанки Китти Фишер, например, или отчаянного борца (у этого слова, заметьте, нет женского рода) Мэри Уолстонкрафт. Рядом с романтическим портретом адмирала Горацио Нельсона находится портрет его возлюбленной леди Гамильтон, написанный другим ее любовником – Джорджем Ромни. А Фредерик Бернаби на портрете Джеймса Тиссо выглядит не героическим офицером, хотя и в форме, а франтом и фатом.

Таких не великих персонажей в галерее много, она задумывалась основателями не как пантеон славы, не для прославления отечества, в ней должны были найти свое место и те, кто «совершал промахи и ошибки». В интересной каталожной статье куратор московской выставки Питер Фаннел приводит мнение одного из основателей галереи, что она должна быть скорее «средством образования, чем стимулом к подражанию». Забавно, что в качестве отрицательного примера в спорах о принципах построения галереи приводился опыт французского Музея национальной истории с чередой «помпезных батальных сцен и придворных празднеств». Только нация, лишенная комплекса неполноценности, могла позволить себе портретную галерею с такой идеологией.

В Москву все же привезли в основном портреты знаменитостей, гордости английской и мировой культуры и науки: Ньютона, Байрона, Бернса, Дарвина, Диккенса, Уилки Коллинза и Джерома Клапки Джерома с прелестной собачкой на руках. Все эти портреты хорошо написаны, хотя имена художников часто не слишком известны.

Но это и не так важно: Национальная портретная галерея основывалась не как художественная, а как историческая. Живописное качество экспонатов здесь ценилось меньше, чем достоверность изображения, сходство с натурой. Даже на подписях к картинам здесь сначала пишется имя модели с ее биографическими данными, а потом только имя художника. На выставке в Третьяковке порядок изменили, здесь начинают с художника. Но все равно на выставке сначала смотришь, кто это, а потом уже кем этот кто-то написан.

Есть, конечно, и исключения. Прежде всего это работы лучших художников и их автопортреты. Уильям Хоггарт, Джошуа Ройналдс и Томас Гейнсборо не только блистательно себя изобразили, но и выразили в автопортретах собственные взгляды на задачи живописца. Одни предпочитали облагораживать изображаемого, а Хоггарт даже к себе отнесся крайне трезво.

До 24 июля