Григорий Соколов сыграл сольный концерт в Большом зале Петербургской филармонии

Программа, которую Соколов представил в этом году, на первый взгляд была проста, даже банальна: Арабеска и до-мажорная Фантазия Шумана в первом отделении, два ноктюрна и Вторая соната Шопена – во втором. И шесть бисов: мазурки и прелюдия Шопена, два музыкальных момента Шуберта, «Канопа» Дебюсси. Последний бис был, конечно же, символичен: канопами у древних египтян назывались погребальные кувшины-урны.

Дыхание смерти веяло над всей программой концерта. Сосредоточенное слияние пианиста с роялем – только он и инструмент, никого и ничего вокруг – становилось для публики глубоко личным переживанием «здесь и сейчас». Токи, идущие от музыканта к залу, встречались с ответной энергией внимания, сопереживания и эмоционального отклика.

Без перехода после невесомой, летучим звуком сыгранной Арабески он начал сияющую радостью, взволнованно-приподнятую тему Фантазии, соединив два шумановских опуса в мегацикл – и это показалось правильным, единственно возможным ходом. В скорбной поступи «Похоронного марша» Шопена лишь на репризе отчаяние утраты прорвалось открытым, мощным фортиссимо – единственный раз за весь вечер. Но можно ли забыть жуткий инфернальный ветерок, веявший над могилами в финале Второй сонаты, – однообразно-ровный, безразличный, словно прилетевший с нижних кругов Дантова ада?

Даже самые светлые сочинения, исполненные Соколовым в этот вечер, были полны глубинной меланхолии. И вдруг фа-минорный «Музыкальный момент» Шуберта, сыгранный на бис, снова открыл радость бытия во всей своей наивной и лучезарной прелести.

Санкт-Петербург