Анатолий Васильев поставил «Вторую музыку» Маргерит Дюрас в новом зале «Комеди Франсез»
И напомнил, что когда-то в этом месте был театр «Старая голубятня»
На самом деле он поставил и первую тоже. Маргерит Дюрас написала «Музыку» в 1965 г., это была радиопьеса для BBC (ставшая позже основой ее первого фильма с Дельфин Сейриг и Робером Оссейни). Через 20 лет она дописала второй акт и опубликовала его в издательстве Gallimard, признавшись, что все это время голоса из пьесы звучали у нее в голове. Чувственный диалог между бывшими супругами, которые через много лет раздельной жизни возвращаются в отель первых встреч и делят мебель, признаются в изменах и обсуждают, почему же они все-таки развелись, – интересный выбор в контексте возвращения Васильева в «Комеди Франсез», где он поставил первый спектакль («Маскарад») более 20 лет назад. И возвращения Васильева к Дюрас, которую он недавно ставил в Венгрии с Мари Тёрёчик («Целые дни напролет под деревьями») и которую переводила на русский язык Наталья Исаева, его многолетний партнер и творческий союзник. Исполнители «Второй музыки» Тьерри Анкисс и Флоранс Виала работали с Васильевым в 2002 г. в «Амфитрионе», хотя, конечно, 14 лет назад это были совсем другие люди.
Поначалу просмотру сопутствует ощущение пыльной старины – два больших артиста среди ветхих стульев честно разыгрывают тягомотную пьесу про развод: «Когда вы уезжали в Париж, вы мне лгали!» Обман зрительских ожиданий происходит постепенно и виртуозно, как в видеоверсии легендарного васильевского «Серсо». По мере нарастания любовного напряжения спектакль сходит с ума: сначала меняется актерская техника, потом текст (который дописала Дюрас).
Оскорбленные
Даже такой признанный мэтр, как Анатолий Васильев, может фраппировать консервативную публику «Комеди Франсез». Обладатели постоянных абонементов – пожилые обитатели VI округа Парижа – уходили целыми рядами и жмурили глаза при виде обнаженного тела за стеклом. Вспоминается анекдот про Никсона в Китае в 1972 г.: «Как вы оцениваете итоги Великой французской революции? – Пока об этом рано говорить».
До антракта мы смотрим первую версию «Музыки» в психологической манере. После антракта тот же самый текст исполняется гораздо более легко, фривольно. Строгие костюмы превращаются в легкомысленные платья и рубашки навыпуск, вместо тяжести прожитых лет – игривая легкость и флирт, возможность все вернуть, проиграть сначала. Одна и та же фраза, например «Быть неверной в первый раз не-вы-но-си-мо», может звучать с надрывом, а может – приглашающе и соблазнительно.
Хождение текста по кругу дублируют декорации. Над пустой сценой две эшеровские лестницы. Под сценой как будто спрятаны точно такие же, потому что актеры то и дело спускаются под пол и выныривают из другого пролета. Слева открытая дверь во внешний мир – стеклянный павильон, в котором по звонку телефона появляются совершенно ирреальные обнаженные любовницы и любовники. Они заклинают, умоляют, манят, ревнуют, обещают приехать или покончить с собой. Но самый иронический элемент декорации спускается в антракте с колосников. Большая клетка с живыми голубями, которые воркуют, роняют перья и буквализируют метафору любовной идиллии и историческое название театра – в 1920-е гг. здесь располагался театр Жака Копо «Старая голубятня».
Название пьесы тоже обыграно в звуковом ландшафте: скрипучие пластинки и обрывки интервью сменяют гонг и джазовые вариации. Одновременно с «алхимической возгонкой» актеров и заполнением интерьера изысканными сосудами с алкоголем оживает и музыка, и вот Тьерри Анкисс уже сам садится за фортепиано.
Во второй части второго акта снова меняется оптика. Чем больше бывшие супруги рассказывают друг другу подробности своей внутренней жизни, тем менее реалистическими становятся их отношения, а мизансцена все менее классической. Персонажи как будто смотрят фильм о себе. Но, как говорит Анатолий Васильев, любой театр основан на психологизме и в основе его Система с большой буквы. Третья часть спектакля заставляет по-другому увидеть первую.
Три части спектакля можно грубо описать терминами «реалистическая», «эксцентрическая» и, наконец, «аналитическая», отстраненная, артикулированная в специфической речевой технике, которую Васильев разрабатывал в своей «Школе драматического искусства». Все вместе они оставляют странное ощущение, как будто старинная мелодия с заезженной пластинки вдруг очень точно описывает вашу жизнь.
Париж