В Большом театре премьера – прекраснейшая опера Генделя «Роделинда»

Постановка «Роделинды» была задумана еще прежним руководством Большого театра – когда генеральным директором был Анатолий Иксанов, а оперным планированием занимался Михаил Фихтенгольц. Сегодня их план воплотился в жизнь – почти так, как было задумано. Новое руководство театра повело себя по-европейски: ничего не отменило – правда, скорректировало сроки.

«Роделинда» – копродукция Большого и Английской национальной оперы. Не перенос готового спектакля из Лондона в Москву, а именно копродукция: к примеру, российская сторона принимала макет еще в ходе подготовки к лондонской премьере. Ее сыграли весной 2013 г., а через год планировали сыграть в Москве – но московскую премьеру Большой решил отложить на нынешний сезон, в силу чего почти целиком поменялся состав певцов. В лучшую сторону или нет – сказать трудно: во всяком случае, одну из главных партий в московской «Роделинде» исполнил прославленный контратенор Дэвид Дэниэлс, и это одно уже говорит о мировом уровне проекта.

Одна из красивейших опер Генделя, написанная в пору его лондонского расцвета (1725), длится три с половиной часа (спектакль, идущий с двумя антрактами, заканчивается к 11 вечера) и вся состоит из восхитительных арий, по характеру отличающихся друг от друга то разительно, то в оттенках. Либретто в отличие от первоисточника – трагедии Корнеля «Пертарит, король ломбардцев» – выдвигает в центр героиню, что нетипично для оперы-сериа. Роделинда, королева лонгобардов, хранит верность низложенному и, как она думает, убитому королю, мужественно отвергая посягательства на свою честь тирана, захватчика трона. История между тем далека от схематизма: тирану оказываются не чужды сомнения; он ведет себя настолько корректно, несмотря на подстрекательства злобного окружения, что в финале законный король, вернув себе трон, даже сохраняет ему жизнь.

Спектакль поставил Ричард Джонс, выдумщик с большим оперным стажем, а декорации создал Джереми Герберт. Действие происходит в подобии бункера, где босс миланской мафии устанавливает свои правила и ритуалы: одним из них является нанесение татуировок. Татушки на спине и руках содержат имена тех, кому их обладатели клянутся в страсти или верности. На сцене редко присутствует один персонаж: чаще всего рядом с героем, исполняющим свою арию, находится еще один, двое, а то и шестеро других, каждый из которых разыгрывает собственную сценическую историю. Если бы Гендель имел в виду подобную плотность взаимоотношений между персонажами, его опера состояла бы, вероятно, из одних терцетов, квартетов и секстетов – но в эпоху барокко принято было обходиться ариями. При этом постановщика не обвинишь в невнимании к музыке и тем более глухоте. Чего стоит хотя бы мимическое выступление бессловесного принца Флавия: на протяжении арии своей матери парнишка разыгрывает мизансцену на тему «если бы я был палачом», причем в полном согласии с партитурой Генделя. Еще одно важное достоинство режиссуры Джонса – он умеет сочетать разные подходы к материалу. К примеру, в финале второго акта есть единственный в опере дуэт супругов – простой и печальный. Их разлучают – возможно, перед смертью; две половинки декорации медленно разъезжаются в стороны, увозя друг от друга мужа и жену, – простая и сентиментальная сцена не таит никакого подвоха. Однако если мы возьмем арию тирана, который никак не наберется решимости казнить плененного короля, то ее постановка проникнута черным юмором: по ходу арии приспешник вкладывает в руки неуверенного тирана то топор, то кувалду, то перфоратор, вслед за чем доставляет его к связанному пленнику. Режиссер понимает, что за судьбу короля зритель нимало не волнуется, поэтому позволяет себе развлекаться на полную катушку. Пародийные режиссерские решения чередуются с серьезными. Часто они кажутся необязательными, однако постановщику не откажешь в умении держать интригу в напряжении – эстетика Ричарда Джонса может не нравиться, но невозможно не признать, что он настоящий оперный профессионал.

Точно такой же профессионал – дирижер Кристофер Мулдс, которого мы давно знаем и по Большому театру, и по Филармонии. Результат, которого добился Мулдс в «Роделинде», просто блестящий. Оркестровая яма, приподнятая к сцене, стала участником представления. В группе континуо на клавесине играл сам дирижер, аккомпанируя речитативам. Терпкое звучание оркестру придавала старинная теорба. В некоторых ариях аромат барокко вносили блок-флейты и старинная поперечная флейта. Однако весь прочий инструментарий был современным – за исключением старинных смычков у струнников. Живого, гибкого звучания оркестра Мулдс добился, собственноручно проставив в партиях инструментов многочисленные вилочки, которые неукоснительно соблюдались, и приучив оркестр Большого к безвибратному стилю игры. Скрупулезность не отменила вдохновения: опера шла грациозно и властно, нимало не провисая, – артистам с Мулдсом тоже было легко.

Среди артистов не было никого из солистов Большого – только приглашенные. Это не значит, что в России некому петь Генделя – набрать второй состав из своих было бы задачей вполне посильной, но готовить оперу с двумя составами дело слишком долгое. Весь премьерный блок из четырех спектаклей поют европейцы, среди которых задает тон Дэвид Дэниэлс, чувствующий себя как рыба в воде и в музыке Генделя, и в режиссуре Джонса. Его теплый, искренний тон образу изгнанного короля идеально подходит; пасторальная ария с ответами-эхо у инструментов звучит возвышенно и нежно. Главному герою под стать прочие – точный по вокальному и сценическому рисунку Уильям Тауэрс в партии верного слуги короля, темпераментная, с породистым голосом Руксандра Донозе в роли его сестры. Негодяя блестяще поет баритон-комик Ричард Буркхард – впрочем, его персонаж словно попал в спектакль из оперы Россини. У Пола Найлона, изображающего незлого тирана, тенор скорее характерный, но со сложностями партии он справляется. Двойственное впечатление оставила главная героиня. Дина Кузнецова, именем русская, а школой американка, оказалась в составе будто случайно. Помнится, она была чудесной Татьяной в «Евгении Онегине» у Михаила Плетнева. Но она вовсе не специалистка по стилю барокко – отсюда многие потери в звуковедении и орнаментике. Впрочем, артистка взяла темпераментом, статью и харизмой. Пусть с оговорками, но в Большом театре спели настоящего Генделя.

17 и 19 декабря на Новой сцене