Третьяковская галерея открыла супервыставку «Валентин Серов. К 150-летию со дня рождения»

Юбилейная выставка Валентина Серова в Третьяковской галерее должна понравиться почти всем. Неискушенная публика будет наслаждаться многочисленными портретами, на которых изображены красивые женщины, очаровательные дети, значительные мужчины, в том числе знакомые со школьных лет культурные герои, охать перед прекрасными пейзажами неброской, но такой родной природы. Эстеты и знатоки будут рады видеть русскую живопись самого высокого класса, причем не только мастерскую, виртуозную, но и умную, в которой поставлены и решены многие пластические задачи, считывание которых не мешает чистой радости от линий, цвета и света картин. И только убежденные западники, верящие в пользу прогресса в искусстве, могут сокрушаться, что Валентин Серов не бежал впереди паровоза.

Наоборот, он старался как можно дольше не принимать новые европейские живописные моды, все решительнее уходившие от идеалов прошлого. Что, в общем, так понятно теперь, когда мы знаем, насколько неизбежно и несчастливо кончилась великая живописная история и как скоро прогрессивный паровоз врезался в тупик.

Юбилейная выставка получилась грандиозной. Работы на ней собраны из разных городов и стран, хотя основные вещи, понятно, хранятся в Русском музее и Третьяковке. Впервые монографическая экспозиция заняла три выставочных зала. Но на ней ни минуты не скучно. Выстроена она с тщательностью и любовью, с такими хорошими пояснениями к разделам и работам, такая в залах царит счастливая атмосфера, что кажется: все сотрудники – от директора до смотрителей – просто влюблены в Серова.

Формально работы художника разделены на живописную и графическую части, по смыслу они выстроены как иллюстрация его пути от нежной живописной «Девочки с персиками», где румяные щечки юной героини бархатистей кожицы лежащих перед ней плодов, к портрету Иды Рубинштейн, где сухое тело балерины выписано бесстрастно, плоско и восхитительно красиво. Говоря другими словами, обозначен путь от романтического реализма к упадническому модерну. Хотя можно считать, что это просто сопоставление молодого и зрелого восприятия мира одним блистательным живописцем.

Разделения на периоды и техники в случае Серова, кажется, достаточно условны. Большой «Портрет Г. Л. Гиршман» написан темперой по холсту и формально отнесен к графике, хотя мог органично вписаться в живописный зал и составить конкуренцию многочисленным портретам светских красавиц, даже таким блистательным и хрестоматийным, как портреты Зинаиды Юсуповой и Ольги Орловой. Небольшой акварельный портрет Чехова по пониманию сущности портретируемого мог бы соседствовать с таким же проницательно написанным живописным портретом Максима Горького. Одна из притягательных особенностей Серова, что его портреты и психологические, и живописные, они и о людях, и об искусстве – все, даже венценосной семьи Романовых. Печальный серый цвет тужурки Николая II – такой же главный герой картины, как и сам грустный император, еще как будто счастливый в 1900 г.

На некоторых портретах Серова присутствуют фрагменты классической живописи, такие приветы великим предшественникам. За Гиршман в зеркале несколькими мазками изображено отражение художника и модели, намек на «Менины» Веласкеса. За нарядной княгиней Орловой в огромной шляпе виден фрагмент картины кого-то из старых мастеров, похоже Эль Греко. За спиной Ивана Абрамовича Морозова воспроизведен натюрморт Матисса, которого Серов не любил, но не отказывал ему в силе воздействия. Уговаривая горюющую после смерти сына Гиршман позировать, художник уверял, что изобразит ее «теперь уже не под Энгра, а к самому Рафаэлю подберемся».

Так что ориентировался Серов на гениев, а не на современников. И «Похищение Европы», написанное им в последние годы рано оборвавшейся жизни, хотя и декоративно, так же пронзительно нежно, как и портрет юной Веры Мамонтовой, собирающейся разрезать серебряным ножичком лежащие перед ней персики.

До 17 января