«Крестные мамы» современного танца открыли фестиваль в Берлине

Сговорились или нет завершившийся венский фестиваль ImPulsTanz и следом открывшийся берлинский Tanz im August, но оба отправили в этом году зрителей в музей. ImPulsTanz – буквально, поместив проекты среди экспонатов выставки, посвященной венскому акционизму. Tanz im August – заполучив на открытие двух мирового класса хореографов, добрых 40–50 лет назад положивших начало повальной эмиграции танца в галереи, музеи и фабричные помещения.

Именно для музея – Contemporary Art в Лос-Анжелесе – и создавался показанный на открытии берлинского фестиваля Available Light Люсинды Чайлдс, культового персонажа американской постмодернистской сцены 1960–1980-х, соавтора Боба Уилсона в эпохальном проекте «Эйнштейн на пляже» и основоположницы всей современной минималистской хореографии. Манерой Чайлдс, превращающей хореографию в аналог выведенных твердой профессорской рукой математических формул (тут так же безошибочно все сходится, расходится, перепроверяется сотни раз и следует одно из другого), Берлин уже наслаждался. Не только в 2014-м, когда тут завершалось мировое турне «Эйнштейна на пляже», но и в 2011-м, тоже на открытии Tanz im August. Для презентации отреставрированного шедевра Dance был найден тогда гениальный ход – артисты The Lucinda Childs Dance Company танцевали на сцене, в то время как на экран проецировался оригинал 1979 г. с участием самой Чайлдс.

Подобного диалога не хватало нынешней реконструкции постановки 1983 г. Показанный в Haus der Berliner Festspiele (Берлин – третий премьерный пункт мирового турне) балет изменил параметры. Сценическая коробка вместо музейной, искусственный свет вместо естественного, купальники вместо дизайнерских, но рабочего вида комбинезонов. И новые исполнители – точные, техничные, но не накачанные энтузиазмом ниспровергателей. Разумеется, они безупречно крутятся, вертятся и перемещаются по и против часовой стрелки по траекториям, строго согласованным Чайлдс с минималистскими пассажами композитора Джона Адамса и сценографией архитектора Франка Оуэна Генри. Конструкция вещи, исполняемой на двух уровнях сцены, впечатляет. И тут же усыпляет. Свойственная Чайлдс отрешенная игра с космической пустотой кажется механистичной и плоской. Чего-то или кого-то не хватает – может быть, прозрачного и одновременно стального силуэта самой Чайлдс? Во всяком случае, когда 75-летняя легенда (силуэт не пострадал) выпорхнула на сцену, зал взорвался, как будто наконец увидел то, за чем пришел.

Принадлежавшая в начале 1970-х к той же тусовке вокруг Judson Dance Theater, колыбели постмодернистского танца, Розмари Батчер вошла в историю как британская Ивонн Райнер, экспортировав в Европу New Dance, порывавший с виртуозностью и любыми формами привлекательности. Батчер создала более 50 работ, трансформировав хореографию в разновидность визуально-кинетической скульптуры и даже архитектуры. Только не монументальной по форме, а очень зыбкой и подвижной. В ее программках всегда значится «танец совместно с...» и дальше имена танцовщиков. Эта живая, импровизационная, в диалоге вызревающая структура делает ее вещи не столь подверженными коррозии времени. Их консервант – воздух и аристократическая простота. Здесь все на месте, потому что никто ничего не пытается удержать.

В перформансе Secret of the Open Sea три больших экрана отражают кружение камеры вокруг одинокой фигуры. На одном экране может быть пустая комната, на другом – локоть танцовщицы, на третьем – ее завернутый или с распахнутыми руками, открытый силуэт. С таким же ускользающим целым сталкиваешься во второй вещи The Test Pieces. Пятеро танцовщиков просто ходят перед зрителями, перекладывая с места на место канаты. И, как случайно брошенные на пол веревки превращаются ненадолго в скульптурные объекты, так и танцовщики, раздразнив внезапным спонтанным движением или только намеком на него (какой-нибудь легкой рябью через плечи, колени, подбородок), вдруг распрямляются и будничным шагом покидают место представления. Тут что-то было?

Берлин