Крестьяне стали физкультурниками в спектакле «Земля»

Режиссер Максим Диденко неравнодушен к искусству раннего советского периода: он ставил «Конармию» Исаака Бабеля и миниатюры Даниила Хармса, возрождал формы экспериментального «пролетарского» театра 20-х гг. и заигрывал с эстетикой Всеволода Мейерхольда. «Земля» Александра Довженко, картина, по мотивам которой поставлена премьера на Новой сцене Александринского театра, – явление того же ряда: немой черно-белый фильм о коллективизации в украинской деревне – один из столпов довоенного кинематографа. Главные герои картины наряду с идейным колхозником и его антагонистом, мстительным кулаком, – это природа, которая веками определяла жизненный уклад, и машина, в одночасье поменявшая быт села.

До сих пор единственной в России площадкой, где кино сумело стать полноценной альтернативой драматургии, оставался «Гоголь-центр», где адаптировали для сцены Ромма и Тарковского, Фассбиндера и фон Триера. Однако между «Землей» Диденко и экспериментами «Гоголь-центра» есть существенная разница. На вотчине Кирилла Серебренникова театральная версия фильма всегда выглядит как традиционный драматический спектакль, а ключевой фигурой проекта нередко становится драматург, который пишет новый вариант сценария. Диденко поставил перед собой задачу совсем иного рода – пересказать немую картину языком тела.

Приверженец «физического театра», он нашел образное решение в физической культуре: артисты одеты как спортсмены, а сцена замаскирована под спортивную площадку. Участники постановки заняты всеми дисциплинами сразу – здесь и бокс, и гимнастика, и игра с мячом. Поединок главных героев (которого не было в фильме) обставлен как состязание на ринге, а классовая борьба выражается в форме спортивного соревнования: режиссер поделил актеров на две команды – «синих» и «красных». Любопытно, что «красные» – это не колхозники, а именно что кулаки: Диденко постарался избежать банальных ассоциаций.

Форму разработала Галя Солодовникова, в прошлом – дизайнер одежды, а сейчас – один из интереснейших российских сценографов и мастер эффектного театрального костюма. Она же выступила художником спектакля и вместе с режиссером придумала ветхий деревянный помост с разметкой для баскетбола, по обе стороны которого расположены места для зрителей. Это декорация с секретом: доски можно вынимать из пола, так, что они превращаются в спортивные снаряды для актеров. В погребе – настоящая земля: ее горстями прижимают к ушам, чтобы услышать родственника с того света, в ней хоронят, и ею посыпают голову в знак скорби.

Зритель, не видевший «Землю» Довженко, вряд ли догадывается, что обнаженная натура – это не столько дань радикальному театру, сколько прямое заимствование из фильма, страшная резиновая маска младенца – отсылка к эпизоду с издевающимися над стариком детьми, а группа марширующих актеров изображает трактор. Но даже неподготовленной публике понятно, что все это про социальную вражду и насилие.

Здесь поэтический театр граничит с публицистическим: только что мы видели едва ли не балет, и вот уже актер произносит речь против великорусского шовинизма (у Довженко этому эпизоду соответствует сцена митинга в колхозе). Слова, между прочим, не чьи-нибудь, а самого Ленина – режиссер цитирует статью 1914 г. «О национальной гордости великороссов». Вот небольшой отрывок для полноты картины: «Раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает свое рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т. д. «защитой отечества» великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам». По словам Диденко, «Земля» – в том числе спектакль о неоднозначности любой политической позиции: и действительно, как-то неловко становится от осознания, что эти столь необходимые сегодня слова о свободе принадлежат основателю одиозного тоталитарного строя.