В новом альбоме Леонида Фёдорова слышны южные мотивы

История появления этого альбома необычна даже для Леонида Федорова, давно освоившего полноценную запись и сведение многослойных музыкальных треков в домашних условиях. В феврале 2014 г. в Тель-Авиве Леонид поднялся на сцену местного клуба «Левонтин» и отыграл, к вящему изумлению публики, программу, сымпровизированную буквально за несколько часов до самого концерта на пару с Игорем Крутоголовым – бас-гитаристом и лидером местного трио «Крузенштерн и пароход». Это название сразу выдает русское (точнее, советское) происхождение трио; но музыку оно играет совершенно израильскую, и весьма жесткую: за неимением иных определений ее называют «авангард-хард-клезмером». Это была импровизация, но все-таки подготовленная: с «крузенштернами» Федоров в 2013 г. уже записал – тоже практически с листа – альбом гитарной музыки «Быть везде».

Вернувшись в Москву, Леонид отложил сделанные на простенький магнитофончик живые записи с этого концерта в нижний ящик и занялся другими делами. В частности, альбомом «Элегия» с участием Владимира Мартынова, Татьяны Гринденко и струнного ансамбля Opus Posth, что потребовало работы в полноценной студии.

Только через год он переслушал сделанные записи и убедился: все получилось цельно и здорово. Даже отбивки между песнями, доносящиеся из специально вынесенного на сцену радиоприемника, оказались уместны. После чего, естественно, принялся чистить, доводить, донакладывать и даже дозаписывать имеющиеся треки.

В итоге получился альбом из девяти очень разных песен: от краткой истории хард-рока («Чтоб летать») и отчетливых аллюзий на ранний «Аукцыон» («Больше чем осталось») до акустического, подзвученного нежной «музыкальной пилой» «Пана» и бессловесного «Наброска», сыгранного Крутоголовым соло на бас-гитаре и спетого фальцетом, в духе барочных контратеноров. Объединяют их помимо очевидного авторства Федорова два важнейших обстоятельства.

Во-первых, Федоров, записав целый ряд дисков на стихи обэриута Александра Введенского и его прямых наследников, деятелей питерского андеграунда Анри Волохонского и Алексея Хвостенко, впервые обратился к наследию ни на кого не похожего московского поэта Дмитрия Авалиани (1938–2003), сочетавшего традиции авангарда 1920-х с изощренными формальными вывертами: анаграммами, палиндромами и даже изобретенными им лично листовертнями – словами, написанными-нарисованными таким образом, что, будучи перевернутыми вверх ногами, они превращаются в другие слова. Впрочем, на альбоме «Взрыв цветов» палиндромов и листовертней нет. По словам Леонида, случайно попавший в его руки сборник Авалиани, выпущенный еще в 2000 г., поразил его с первых же строк: «В траве на дне травы / На самом дне травы / Я спал, отдавшись лону, / Когда, подобно башенному звону, / По скорлупе огромной головы / Ударил дождь – и в бок меня, и в спину».

Во-вторых, бросается в глаза отсутствие на диске постоянного партнера Федорова, контрабасиста Владимира Волкова, чьему изощренному чувству ритма и нешуточной академической выучке сольные альбомы Федорова многим обязаны. Игорь Крутоголов родился в Средней Азии, переехал в Израиль подростком и, будучи заметно младше и Федорова, и Волкова, вырос в оригинального музыканта в совершенно других условиях. Он, хотя тоже басист, не заменяет Волкова, а дает Федорову совершенно новый импульс.

С некоторым упрощением этот импульс можно обозначить как «южный», в противоположность строгому «северному» альбому «Мотыльки», в котором использовались тексты из «Слова о полку Игореве». Даже в самых жестких номерах нового альбома чувствуется – он записывался в благодатном южном краю, к тому же в интернациональном современном городе, полном актуальной музыки. Особенно это чувствуется в заглавном, итоговом номере альбома «Взрыв цветов»: он звучит чуть ли не как апофеоз калифорнийской психоделии конца 1960-х.

Ничего удивительного, что первая презентация «Взрыва цветов» прошла в том самом «Левонтине», где он и был записан, и уже после этого – в Москве и Петербурге.