В шведском фильме «Форс-мажор» человека накрывает

Образцовая семья из образцовой страны – пара мускулистых шведов, пара блондинистых детей – прилетает на зимний курорт: заложить километры виражей по снежным трассам, щелкнуться с дурацкими улыбками на фоне гор, позаниматься вне расписания сексом, чутко прислушиваясь к шуршанию детей за стеной, и пару раз переборщить с красным вином в панорамном ресторане. Там и случится завязка истории. Поедая на веранде суп, герои любуются сходом снега, который гонят вниз, чтобы выровнять склон. Буквально на их (и на наших) глазах управляемая лавина становится неуправляемой, накрывая ресторан, а потом оказывается управляемой вновь, развеиваясь над столиками безопасной снежной пылью. Физически никто не пострадал – а вот морально очень даже: в процессе трансформации увлекательного зрелища в смертельную опасность и обратно загорелый шведский папа успел предать свою семью – сбежать из-за стола, бросив жену и детей, но не забыв прихватить айфон. В расхлебывании последствий этого поступка и состоит содержание комедии лучшего европейского киносатирика наших дней Рубена Остлунда.

«Форс-мажор» – объемнейший сатирический портрет современного носителя западноевропейской морали, где каждая из его характерных черт подвергается саркастическому анализу. Медиазависимость представлена прихваченным со стола айфоном. Гендерная разболтанность – периодическими слезами мужчины, провалившего экзамен на маскулинность, и готовностью его женщины эти слезы оправдывать и терпеть. Беспомощность в конфликте с пассионарными культурами – проигрышем скандинавских туристов в конфронтации с чернявым уборщиком гостиничных номеров. В общем, налицо букет тех свойств, благодаря которым стада российских блюстителей морали кличут таких европейцев, как главный герой, толерастами.

Но основной смысл «Форс-мажора» все ж масштабней, чем лобовое осмеяние гладкого европейского буржуа. Прежде всего это фильм о столкновении с неумолимой объективной правдой, о том, что делает человек, окруживший себя бастионами благостной лжи о самом себе и своем месте в мире, в ситуации, когда реальность тыкает его физиономией в то, что невозможно оспорить. Главный конфликт «Форс-мажора» разворачивается между отцом семейства и неожиданно приобретенным им знанием о себе. Самые потрясающие эпизоды «Форс-мажора» – те, где герой на людях внезапно начинает спорить с женой, утверждая, что он от лавины никуда не убегал и имеет собственную, альтернативную версию событий. Размышление о том, как измученная фрустрациями голова превращает очевидную неправду в абсолютную истину, делает «Форс-мажор» злободневнейшим кино не только в мире, пронизанном медиа с их тысячей параллельных истин, но и в стране, по самые уши упакованной в телевизионную пропаганду с ее отрицанием несомненного. Технология, алгоритм взаимодействия с объективными фактами субъекта, эти самые факты отрицающего, – интереснейший социоантропологический опыт, сравнимый по ценности с исследованием образа врага в массовом сознании, которое Остлунд проводил в предыдущей картине «Игра» (Play).

Финал фильма можно интерпретировать по-разному. В моей интерпретации он неутешителен: семье оказывается легче устроить пышную инсценировку со спасением матери семейства из нового снежного плена, чем разобраться с опасными, чуть не разрушившими крепкую ячейку буржуазного общества фактами. Правда оказывается ядом, от которого у человека, как правило, нет противоядия. За века прогресса человечество научилось защищать меньшинства, плевать на социальные стереотипы, уважать права животных и детей, меняться гендерными ролями и конструировать шестой айфон. Но так и не научилось смотреть в глаза истине.