«Левшу» Родиона Щедрина можно оценить без мелкоскопа

Наряду со многими километрами Чайковского и других классиков Валерий Гергиев включил в программу Пасхального фестиваля эксклюзив. Опера «Левша» была заказана Щедрину к открытию Новой сцены Мариинского театра и поставлена в Петербурге как театральный спектакль, оцененный публикой и критикой как удачный. Москва услышала концертный вариант, сосредоточившись, таким образом, на музыке и исполнении.

В Концертном зале все того же Чайковского Щедрин аншлага не вызвал – даже в компании с Гергиевым. Однако вежливый интерес к событию был, и живой классик, сидевший во втором ряду амфитеатра рядом с Майей Плисецкой, стал свидетелем и блестящего исполнения, и благодарной реакции.

Не то чтобы Валерий Гергиев был в ударе – он просто сдержанно и почтительно сделал свою работу. Тогда как солисты, все до одного, старались как на полноценной премьере, а хор и оркестр сумели вложить в исполнение максимум точности.

Опус Щедрина не удивил – хотя должен был удивить немало. По существу, композитор проделал работу обратную той, что совершил герой его произведения. Если Левша, сумев подковать аглицкую блоху, явил чудо миниатюризма, оценить которое не получится без мелкоскопа, то Щедрин, напротив, многажды укрупнил материал, поданный ему со страниц повести Лескова. Основной особенностью вокального стиля «Левши» (впрочем, мы уже встречались с подобным в предыдущей работе Щедрина по Лескову – «Очарованном страннике») является нарочитое распевание текста. К примеру, фраза «Я хочу посмотреть, как тут у вас ружья делают» распевается так долго, словно это юбиляция из старинной мессы. И даже простейшее уточнение – «А футляр?» – превращается в увесистое ариозо. Можно предположить, что, изложи композитор диалоги в естественном темпе, вся опера уложилась бы в компактный час, – а так она занимает два больших акта с антрактом. Но вернее, что Щедрин настойчиво пробует изобрести некую вокальную компенсацию известной сухости прозаической оперы, какой она сложилась в ХХ в. Другим средством становится перманентная интонационная взвинченность: что Левша в отважном исполнении тенора Андрея Попова, что оба царя (Александр и Николай), спетые баритоном Владимира Мороза, что сама Блоха (колоратурное сопрано Кристина Алиева) редко спускаются с экстремальных верхов диапазона.

Народные песни и молитвенные хоры вносят глоток печали и спокойствия, тогда непрекращаемая кульминация нас ненадолго покидает. Но главной отрадой остается оркестровое письмо, в котором у Щедрина мало соперников. К четверному оркестру добавлены жалейки, домры, дудук и – пряное украшение партитуры – хакбрет, разновидность цимбал, участие которого в комбинации с другими тембрами придает механизму блохи причудливую одушевленность.