«Похождения повесы» в Национальной опере Венгрии разворачиваются словно на окраинах Будапешта

«Мир как супермаркет» - эта нехитрая мысль легла в основу спектакля. Однако банальную идею режиссер Ференц Ангер и сценограф Гергей Зёльди при поддержке драматурга Юдит Кенесеи оснастили любопытными коннотациями. Венгерский «Повеса» отличается от большинства других тем, что авторский материал решительно отделен от британского локуса, от пасторальных английских пейзажей и мрачных лондонских зарисовок. На сцене постановщики создали узнаваемо венгерскую, точнее, будапештскую городскую среду. Типажи, персонажи - в них нет ничего английского. Такие люди ходят по улицам Будапешта и населяют окраины города.

В первом акте мы видим типичную блочную пятиэтажку: обшарпанные бетонные стены, облупленные рамы, дешевый кодовый замок на парадной двери: такие районы в Будапеште, где в социалистические времена понастроили много типового жилья, еще сохранились. Здесь живут скромно и бедно: экономят на всем и могут позволить себе завести только одного ребенка. Во дворе - детская площадка: качели, лесенка, песочница. Двое бездельников, прихлебывая пиво, курят, подпирая фонарный столб: видно, что это их привычная позиция. Молодая мамаша вытряхивает из туфли застрявший камешек; словом, течет неспешная, обычная жизнь, не очень богатая событиями.

Рядом, в двух шагах, цветет сад - рай: благоухают розовые заросли, осиянные солнечным светом, свисают плети роз, выплескиваются волной за штакетник. Солнечная тропа ведет по лугу вдаль, в сияющий мир, до поры скрытый за зелеными кущами. А на пригорке, на красной скамеечке, воркуют двое влюбленных: Энн Трулав (нежное, лучащееся пастельными обертонами сопрано Элеонор Лайонс) и Том Рэйкуэлл (партию живо и напористо, очень стабильно провел тенор Петер Балцо): ни дать ни взять новоявленные Адам и Ева. Вальяжный Ник Шедоу (роскошный бархатный баритон Петер Кальман) прокрадывается в этот зеленый рай как тать, как черная тень. И Том идет за ним, будто заговоренный.

Герой оперы не может поступить иначе, остаться в мирном парадизе: Тома ведет жажда самопознанья. Он ищет самого себя, свою идентичность. Уход из дома - это инициация, взросление; от нее нельзя уклониться. Стравинский, а вслед за ним постановщики показывают этапы взросления Тома как этапы отпадения от Эдема, удаления от него.

Том попадает в лапы Матушки-Гусыни, которая лишает его девственности. Выставка тел в борделе - начало гигантского супермаркета, по которому начинает свое путешествие душа Тома. С каждой последующей сценой герой, странствуя меж полок и коробок, теряет еще одну частичку души, все больше встраиваясь в расчисленный мир ящиков и клеток. Знакомство с рыжей, как лиса, обернутой в меха Бабой-Турчанкой (Андреа Мелат), бородатой женщиной, не лишенной своеобразной эротической привлекательности, происходит на фоне деревянных конторских ящиков, вздымающихся рядами до самых колосников. На каждом ящике написано: Baba zip. В них Баба-Турчанка сжала и плотно упаковала свое богатое прошлое.

Другой вектор - это спуск в темные глубины ада, шаг за шагом, по мере отказа от прежних ценностей. Когда Том садится играть с Ником-Дьяволом в карты, он на краю гибели вспоминает про свою любовь к Энн. Воспоминание спасает его душу; но в отместку ад лишает героя собственного «я» - тело и душа отныне существуют в разных измерениях.

Постановщики честно обозначили и проартикулировали все значимые идеи, заложенные в авторском тексте, - морализаторские в том числе. Приняли во внимание даже авторские ремарки (калитка, беседка) - чего не делает сегодня практически никто. Они не спорили со Стравинским - и пиетет создателей спектакля к автору положительно сказался на целостности постановки.

За пультом стоял Эрик Нильсен, уроженец Айовы. Оперный оркестр под его руками звучал упруго, колко, четко. Отличные ансамбли, и в особенности нежный голос Элеонор Лайонс, дополнили качественно отделанную оркестровую составляющую спектакля.

Будапешт