Почему неигровое кино теснит игровое

Победа документальной картины «Святая кольцевая» итальянского режиссера Джанфранко Рози на 70-м фестивале в Венеции расставила новые приоритеты: впервые в истории старейшего киносмотра планеты неигровое кино взяло верх над игровым

В знак протеста

«Святая кольцевая» - самый необычный фильм-триумфатор 2013 года. О его победе не мог догадаться никто - возможно, кроме президента венецианского жюри Бернардо Бертолуччи, заранее обещавшего скандал. Судя по напряженным и безрадостным лицам членов жюри (одна из них, американская актриса Кэрри Фишер, и вовсе не вышла на сцену), случился и внутренний конфликт, а награждение Рози стало результатом непростого компромисса. Еще бы: в новейшей истории кино лишь однажды документальный фильм взял верх над художественным, когда Квентин Тарантино наградил в Каннах-2004 «Фаренгейт 9/11» Майкла Мура. Но то был откровенно политический жест, сейчас же речь идет о попытке эстетической революции.

Рози - тщательный и умелый документалист, для своего фильма проведший несколько лет на кольцевой автодороге вокруг Рима. Там он отыскал несколько ярких характерных персонажей: рыбака, ловящего в Тибре угрей, врача скорой помощи, проститутку-транссексуала, ботаника, заботящегося о здоровье придорожных пальм, разорившегося аристократа. Из разрозненных элементов сложился забавный пазл: Вечный город, похороненный еще Феллини в его «Риме», вдруг ожил, перестал быть музеем под открытым небом. Такое кино, безусловно, заслуживало награды, но неужели главной?

Современное кино, в версии Венецианского фестиваля, продемонстрировало свой кризис ярко, как никогда. Даже виртуозный мультфильм Хаяо Миядзаки «Ветер крепчает» (тоже, кстати, на документальной основе - впервые в карьере аниматора он основан на реальных событиях) был полон тоски и безнадежности. Остальные фильмы и вовсе продемонстрировали невиданный каталог ужасов и извращений: педофилия и инцест, некрофилия и домашнее насилие, кастрация и геронтофилия. Язык авторского кино все реже предлагает что-то оригинальное, многие режиссеры завершают карьеры: об этом в Венеции объявили тот же Миядзаки и знаменитый тайванец Цай Минлян. На этом фоне документальное кино о Риме кажется просто-таки воплощением оптимистичной витальности, о которой на фестивалях многие окончательно забыли.

Новые принципы

Совсем иначе можно было взглянуть на кинематограф, если вычленять из программы Венеции только документальные картины. В конкурсе рядом со «Святой кольцевой» обнаружился фильм о бывшем многолетнем министре обороны США Дональде Рамсфелде «Неизвестное известное», сделанный выдающимся американцем Эрролом Моррисом. Портрет получился настолько выпуклым и живописным, что напрашивался приз за лучшую мужскую роль (к сожалению, жюри не догадалось его присудить). Вне конкурса огромный ажиотаж вызвала лента Китти Грин «Украина не бордель» о движении Femen. Сделана картина вполне традиционно, но вот рассказанная там история увлекательнее любого выдуманного сюжета: оказалось, что за обнаженными феминистками скрывается темная фигура пахана-организатора, самим своим существованием противоречащего декларативной борьбе девушек с мировым патриархатом.

Другими, не менее значимыми, событиями стали новый шедевр классика американской документалистики Фредерика Вайсмана «В Беркли», подробнейший и увлекательный рассказ об одном из главных университетов в мире, и четырехчасовая картина «Любовь и безумие», которую китаец-диссидент Ван Бинь снимал в госпитале-тюрьме для преступников и душевнобольных: в этих мрачнейших дебрях режиссер отыскал столько тепла и нежности, что хватило бы с лихвой на весь игровой конкурс. Наконец, завершился фестиваль показом в 3D эффектной «Амазонии» Тьерри Рагобера - демонстрации того, как прекрасен и удивителен мир, в котором вовсе нет человека.

Все эти картины вписались в общую программу более чем органично. По мнению критика, автора книги «Постдок: игровое/неигровое» Зары Абдуллаевой, в сегодняшнем кино, да и прежде, разницы между игровым и неигровым нет: «Игровики» защищают свое поле прежде всего из корпоративных и консервативных интересов. Когда мы разделяем на игровое и неигровое, то искусственно поддерживаем эту «прописку». На самом деле искусство уже давно живет по другим принципам. К тому же реальность, которую показывают «неигровики», это тоже лишь часть реальности».

«Победа «Святой кольцевой» важна не только потому, что она заслуженна, - уточняет Абдуллаева. - Она перекликается с последним фильмом Виталия Манского «Труба», который сделан по тому же принципу - режиссер следует вдоль газопровода и снимает жизнь людей в разных обстоятельствах. Рози тоже проследовал по римской кольцевой дороге и снимал эксцентричных и обычных людей. Если бы лента Манского попала в какую-то из программ Венецианского фестиваля, это была бы грандиозная рифма».

Триумф документа

С «Трубой» Манского вышла история, схожая с венецианской. В Сочи на последнем «Кинотавре» у многих вызвало нарекания само решение отборщиков включить ее в конкурс наравне с игровыми картинами - но в итоге фильм получил второй по значимости приз, за лучшую режиссуру. Голод по реальности люди испытывают во всем мире. Впрочем, по словам самого Манского, на рыночную ситуацию этот факт повлиять не в состоянии.

«Документальное кино не может и не должно побеждать игровое в прокате. Массовое, жанровое кино никто не отменял. Другое дело, что нарушен баланс: 99,9% принадлежат развлекательному контенту и лишь одна сотая процента приходится на значимые фильмы, в которые входят и документальные, - отмечает Манский. - Я совершенно не считаю, что у документального кино должна быть какая-то фора перед серьезным игровым, тем более что серьезные фильмы все чаще эксплуатируют приемы неигрового кино. А почему нет? У искусства нет никаких ограничений, правил, догматов, а зрителю все равно, как это называется. Так что документальная манера - это прием, как у братьев Дарденн».

Вспоминается и еще один важный фильм сезона: «Жизнь Адель» Абделатифа Кешиша, одержавшая победу на последнем Каннском фестивале. Это игровой фильм, но производимое им колоссальное впечатление объясняется как раз тем, насколько глубоко режиссер проник в реальность. Соединяя профессиональных актеров с непрофессиональными, он достигает эффекта полного погружения в повседневность, и эротические сцены кажутся подсмотренными без ведома героев фильма, а сцены застолья или прогулок - полностью сымпровизированными (на самом деле, и те и другие тщательно прописаны в сценарии). В результате фильм о лесбийской любви получает «Золотую пальмовую ветвь» одновременно с легализацией однополых браков и демонстрациями против нее в той же Франции: реальность полностью совпадает с художественным вымыслом.

Такие случаи в последнее время происходят в кино все чаще: до сих пор на слуху «Класс» Лорана Канте, также получивший высший каннский приз, в котором роли школьного учителя и его учеников играли подлинный учитель и настоящие школьники. А самые значительные режиссеры современности органично совмещают игровые фильмы с неигровыми - примерами могут служить Цзя Чжанке и Сергей Лозница, Филип Гренинг и Ульрих Зайдль.

Несмотря на это, слом сознания происходит лишь внутри профессиональной среды: рядовой зритель до сих пор ассоциирует словосочетание «документальное кино» с чем-то скучным и далеким от себя. «Собственно документальное кино никто не видит, мы работаем в пустоту, - констатирует Виталий Манский. - И единственное, что подпитывает меня и моих товарищей, - это то, что мы летописцы современности. Только это примиряет с оторванностью от моментальной отдачи. И я очень рад за моего товарища Джанфранко Рози, что он получил приз Венецианского кинофестиваля, несмотря на шквал критики в адрес председателя жюри Бернардо Бертолуччи. Но никакой тенденции я в этом не вижу. Ну, вот Майкл Мур получал в Каннах - и что? Это не более чем фестивальные игры».