Александр Баунов: Бальзам Кунце
Как изменились национальные границы в Европе за последние 100 лет
В самом центре Риги на глухой стене дома в стиле модерн все еще видна сделанная гигантскими буквами надпись по-немецки: Arbeit ist des Bürgers Zierde. «Труд – украшение бюргера». Эта надпись относится к началу ХХ века, как и сам дом. Хозяин оставил ее не для будущих немецких туристов. Он говорил со своими согражданами как рижанин с рижанами, на их языке – немецком.
Сегодня Рига населена латышами. И русскими, которые борются там с латышами за равноправие. Но во времена, когда строился дом, в Риге, по данным российской переписи 1897 года, латышей было 120 тысяч, а немцев 70 тысяч, причем это был самый зажиточный городской (бюргерский) слой. И даже то, что мы и латыши называем сейчас Рижским или Латвийским бальзамом, тогда называлось «Бальзамом Кунце», по имени немецкого аптекаря, который его изобрел.
Открывая тяжелую дубовую дверь в одну из самых красивых церквей центра Братиславы, я вдруг вижу таблички nyitva и zarva (тяни и толкай) по-венгерски. А по-словацки ни слова. Судя по шрифту, они тоже начала ХХ века, когда 40% населения города составляли венгры, еще 40% – немцы, а словаков было не более 12%. Да и сам город еще не знал, что он Братислава: одни называли его Пресбург, другие – Пожонь. Большинство городов Словакии построили и населяли венгры, в том числе роскошную барочную Банску-Штявницу в кратере вулкана, которую возвели венгерские горнопромышленники, миловидные Бардеёв и Кежмарок, с их трехэтажными разноцветными каменными домами и соломенными остроконечными крышами. Никому не приходило в голову задаваться странным вопросом, почему венгры строят тут города, а здешние славяне – словаки – жили большими и малыми селами в горах и предгорьях.
А вот в соседней Румынии – которой, как и Словакии, тогда тоже еще не было – в селах жили румыны (вернее, молдаване и валахи), а строить и населять города трансильванские князья звали, кроме венгров, еще и немцев. Нынешние Брашов и Сибиу в самой серединке Румынии при рождении звались Кронштадт и Германштадт, еще в начале прошлого века их население было в основном немецким, и до сих пор на их муниципалитетах и кое-где на улицах висят, кроме румынских, немецкие названия и указатели. Да и с виду их не отличишь: рыночная площадь – Маркт, на ней собор – Дом, и ратуша – Ратхаус, а вокруг сеть мощеных штрассе с бюргерскими домами, только чуть позаношенней.
В словенском Которе на самом севере адриатического берега под абсолютно венецианской колокольней две местные бабки, одетые в ситцевые халаты и тапки, ругаются между собой на итальянском, пересыпая его славянскими словами. Когда они родились, здесь был итальянский город Каподистриа.
Главному польскому классику Адаму Мицкевичу, который учился в университете в Вильнюсе, в голову не приходило, что он учится в столице Литвы. Как и основателю новой Польши маршалу Пилсудскому, что он родился в литовской столице. В начале XX века литовцев в Вильнюсе было 2%, поляков – 50%, евреев – 40%. А Исаак Левитан, родившийся в Каунасе, где было 35% евреев, с полным основанием считал его еврейским городом.
Словом, границы национальных миров сто лет назад были куда более размыты, чем сейчас. Немцы, поляки, венгры, евреи, итальянцы – пять разных народов, пять совершенно разных исторических судеб и совершенно одна – в том смысле, что в городах, которые они построили сами и для себя, мирно живут совсем другие люди. И те, кто приезжает туда сейчас, часто даже не вспоминают об этом. Все это не к тому, что надо пересматривать историю, перекраивать границы и что-то оплакивать. Но было бы жаль просто взять и забыть людей, которые поколениями жили в этих домах, молились в этих соборах и покупали в этих лавках бальзам ныне забытого аптекаря Кунце.