Александр Баунов: Победа прагматизма
Почему в 1970-х Китаю было выгодно не возвращать себе Макао
Со стороны Макао может показаться игорным приложением к Гонконгу. Но приезжая сюда, понимаешь, что это отдельное государство: свои деньги, свое правительство, свои миграционные карты, свои пограничники, которые штампуют паспорт, даже если приезжаешь из Гонконга на день. Главный иностранный язык – португальский. Старый город с мощеными площадями, подсвеченными фасадами барочных церквей и авенидой Рибейру, которая состоит из слегка обветшавших разноцветных особняков XIX – начала XX века, местами похож на средиземноморскую Европу. А вокруг – совершенный Китай, только другой, капиталистический, знавший про Мао из новостей.
Португалия возвратила Макао еще позже, чем Англия Гонконг: в 1999 году. Теперь это тоже специальный административный район Китая. Настолько «специальный», что большинству китайцев, чтобы приехать сюда, нужна виза, а нам, иностранцам, уже нет.
Но мало кто знает, что граница между Макао и Китаем могла исчезнуть гораздо раньше. В 1974 году в Португалии случилась первая в истории цветная революция – революция гвоздик. К власти пришли офицеры левых взглядов. Они, в полном соответствии со своими идеями, немедленно признали независимость португальских колоний и уже собирались было вернуть Макао Китаю. Но Китай отказался. В это трудно поверить по многим причинам. Во-первых, любая страна переживает за каждую кроху своей территории в чужих руках, а уж тем более Китай, где национальная идеология – это смесь из гордости за древнюю цивилизацию, современные успехи и обиды на внешних врагов, которые разрывали страну на части, воспользовавшись временной слабостью. Кроме того, 1960-1970-е годы были эпохой культурной революции, когда полуграмотная молодежь громила все иностранное, от библиотек и посольств до той же границы с Макао: ломали погранпосты, вторгались на чужую территорию и требовали, чтобы империалисты вернули китайскую землю и выдали укрывшихся здесь врагов народа. А когда раскаявшиеся империалисты стали возвращать, им вдруг передали из ЦК Компартии: «Спасибо, не надо».
Потому что при всем политическом и экономическом безумии Китая 1970-х где-то в глубинах ЦК жил, возможно, прагматизм. Даже стране-крепости нужен форпост, чтобы контактировать с внешним миром. Торговать, завозить в свои цэковские распределители современную электронику и хорошие сигареты, совершать банковские переводы, открывать счета. Мало кто в мире бизнеса захотел бы иметь дело с тогдашними китайскими экономистами во френчах. Другое дело с теми, которые в Макао.
Можно предположить, что некоторые в китайском руководстве думали и о будущем. Мао стар, что ждет партию и страну? Схватка за власть? А если они в ней проиграют, куда бежать? А если вообще все рухнет, а если все придется менять? Китайскому коммунисту трудно было положить деньги на черный день на счета в Лондоне или Токио. А в Макао – проще.
Так появилась заграничная колония, проницаемая для китайских коммунистических властей. Формально суверенитет был португальский, но банки и торговые фирмы не отказывали в просьбах о сотрудничестве товарищам с материка. Так что Макао – город-памятник прагматизму, который пробивается сквозь самую безумную идеологию и живет в коридорах самого безрассудного режима.
Автор – старший редактор Slon.ru