Что происходит в музее Маяковского

Стою один – перед тапками Маяковского и его походной резиновой ванной.

Тапки у поэта добротные. Кожаные, гнедые. Сохранились на удивление хорошо. Стельки только поменять, и носи хоть сейчас. Правда, размер маленький. А ванна большая, но какая-то потертая. Воображаю, как поэт с ней намучился – из такой воду не выльешь, не окатив все вокруг.

– Текст не хотите почитать? – сзади подходит смотрительница.

– Я уже прочитал. Почему у Маяковского нога такая маленькая?

– Вы что, мужчина? Да вы на фотографии посмотрите: вон какие ножищи!

– А ремонт в музее будет?

– Ох, да. Мы все боимся, что после него здание захватят. Как? Ну все это выкинут, а тут развесят картинки, фотографии.

Нате!

5 декабря на сайте Музея Маяковского появилось открытое письмо Тараса Полякова – одного из авторов экспозиции. Называлось оно «Как и кто гробит Музей Маяковского?». Поляков написал, что уникальные инсталляции, из которых состоит экспозиция музея, могут быть разрушены во время ремонта. «Цель новых «геростратов» – создать примитивный аналог Центра Помпиду: развесить в пространстве музея «картинки» на тему «русский футуризм», – подчеркивал автор. Геростратами Поляков объявил первого замруководителя столичного Департамента культуры Екатерину Проничеву и Надежду Морозову, назначенную и.о. директора музея.

На следующий день после этой публикации департамент официально заявил, что Музей Маяковского летом 2013 года будет закрыт на капитальный ремонт и реконструкцию. «В настоящий момент все коммуникации находятся в аварийном состоянии, потому что ремонт здания не проводился 22 года, – сказано в пресс-релизе. – Планируется, что реконструкция здания музея продлится до конца 2014 года, после чего музей откроется в обновленном виде».

Война объявлена

С горячим интересом я читал блог научного сотрудника музея Анастасии Дановской. Она описывала недавнее рабочее заседание, в ходе которого случился раскол коллектива. Новой и.о. директора не дали закончить доклад о ремонте, часть сотрудников покинула зал.

В тот же день я поговорил с Дарьей Тоньшиной – она тоже работает в музее и тоже находится в «оппозиции».

– Коллектив разделился примерно пополам, – рассказала она. – Хранители, фондовики – за Морозову, она ведь сама фондовик довольно грамотный. Но им на экспозицию плевать. А остальным не плевать. Против Морозовой отдел пропаганды, художники, несколько научных сотрудников.

– Почему вы думаете, что будут ломать экспонаты?

– Сначала речь шла о капремонте музея. И вдруг осенью приходит приказ Капкова о реэкспозиции – то есть о создании новых выставок, об изменении существующей. Потом в октябре была встреча с представителями департамента, я была свидетелем этого разговора. Они сначала говорили: «Ну что вы, все останется на месте, ничего разбирать не будем». А потом, когда они пришли на экспозицию – «Ну тут же не подобраться к инженерным конструкциям, надо снести!»

Тоньшина возмущалась: закрытие музея будет предположительно в мае 2013 года.

А день рождения Маяковского 7 июля! Да еще 120-летие. Почему нельзя отпраздновать, а потом закрыть? И почему спешно меняют директора в канун юбилея?

Звоню Светлане Стрижневой, пока еще директору музея. С 30 ноября она на больничном.

– Я что? Я воевать ни с кем не собираюсь. Если мне скажут писать заявление – я напишу и уйду.

– Как Морозова оказалась в музее?

– Ко мне пришли заместители Капкова – Екатерина Проничева и Антон Горянов – и предложили уволить моего зама по науке. Та, правда, сама собиралась уходить – возраст. Ну и привели на ее место Морозову: «Вот вам помощница». Помощница сразу сказала, что с Нового года станет директором. Предложила мне стать... как это называется? Президент музея. Я имею 53 года музейного стажа и обойдусь без президентства.

Стрижнева уверена: капремонт музею необходим. Фундамент в хорошем состоянии, а инженерные системы надо менять. Они были заложены в 1987 году, ни разу не обновлялись. Лампы накаливания шумят, вентиляция не работает и еще много всего. Проектировщики ремонта – «Стройстандартсервис» – пообещали директору, что заменить системы можно без радикального вмешательства в экспозицию.

– А теперь выясняется, что надо снести все, все разрушить, – возмущается Стрижнева. – Если сейчас срезать эти стенды, потом уже ничего не восстановить. Не говоря уж о том, что любая реконструкция и реэкспозиция требует обсуждения на ученом совете, в СМИ и так далее. Ведь у нас не простая экспозиция, а арт-объект.

Кое-что о дирижере

В Музее Маяковского пусто. Народу – два человека, не считая сонных смотрителей и нас с Надеждой Морозовой. Она водит меня по музею, одновременно окидывая взглядом экспонаты. Выглядит и.о. директора утомленной. Говорит тихим, пронзительным голосом. А тут еще лампы накаливания, как цикады, звенят. Уходят под потолок гигантские металлические конструкции, драпированные фотографиями, записными книжками, мебелью, осколками цветных стекол.

Я прямо спрашиваю у Морозовой: будет ли демонтаж экспонатов? Она прямо отвечает: вряд ли.

– Ни архитектурно-художественное решение выставки, ни само здание не предполагают изменений. Даже если об этом зайдет речь, понадобятся консультации с художниками и строителями. В первую очередь сейчас надо придумать, как заменить коммуникации.

– А как насчет приказа о реэкспозиции?

– Просто на время ремонта мы хотим вывезти часть фондов, чтобы устраивать выставки на других площадках. Мне предложили сделать большой цикл выставок в доме Чехова на Малой Дмитровке. Ведь у нас есть вещи, которые никогда не показывались: очень много документов, личных предметов Маяковского. По ним будет дивный курс лекций. 28 февраля откроется первая выставка. Вот это и есть реэкспозиция.

Когда Морозова прощается и уходит, я снова обхожу музей, пялясь на каждый экспонат минут по пять.

«Из провинциального музейчика мы сделали четвертый по посещаемости иностранцами объект, – рассказывал мне по телефону Тарас Поляков. – Никто не понимал тогда, как можно сделать что-то из потертых ботинок, ржавых банок и краски. Я считаю, что получилось произведение искусства. Евгений Амаспюр (один из художников музея. – Пятница) вообще называет это живописью. Критик Григорий Ревзин – тотальной экспозицией. Как бы то ни было, она заставляет людей думать».

В глубокой задумчивости сталкиваюсь с пожилым человеком – он наклеивает на дверь главного входа бумажные снежинки. Это заведующий экспозиционно-выставочной частью музея Адольф Аксенкин. От него я услышал такую историю. Когда встал вопрос о том, как добраться до коммуникаций, в музей пришел один из авторов экспозиции, художник Иван Лубенников. Он предложил укрыть или обнести все стенды. Сказал, что у него есть бригада рабочих, которые могут это сделать за 12 млн рублей.

– Я пошел к Морозовой, рассказал, – говорит Аксенкин. – А она отвечает: «За 12? Да мы тут за 2 млн все снесем». Так прямо и сказала.

Потрясающие факты

Пока идут переговоры музея с департаментом и решается вопрос, как же все-таки подобраться к проклятым коммуникациям, все стороны обмениваются компроматом. Поляков обратился к общественности с письмом, «оппозиция» выложила в интернет скандальную характеристику на и.о. директора с ее прошлого места работы. На ютьюб аноним выложил ролик, из которого следует, что музей нелегально сдает территорию книготорговцам. Департамент культуры, в свою очередь, предоставил «Пятнице» кипу документов, от которых заплакала бы сама Лиля Брик. Вся суть отношений между культурой и властью встает с этих страниц в полный рост. Обрушение фасада музея, предписания МЧС, «износ всех систем на 90%», просьбы о выделении средств на капремонт, срыв сроков подачи нужных документов, как следствие – письмо о невыделении средств, мольбы о восстановлении выделения средств, наконец, приказ о назначении нового и.о. директора. Как будто это что-то может изменить.

Ничего не понимают

Последним моим собеседником была Екатерина Проничева, первый замруководителя Департамента культуры.

– Что вы хотите сделать с Музеем Маяковского?

– Департамент ничего сделать не хочет. Музей сам подал в конце 2011 года заявку на капремонт. Мы включили ее в план на 2012/13 год. Сейчас идет этап проектирования: был конкурс, который опять же объявил сам музей. Но оказалось, что никто у них толком не отсматривал конкурсную документацию и в проекте есть только пол, стены, потолок. Но вообще нет части, которая бы касалась конструкций экспозиции. А они, как выяснилось, наварены прямо на вентиляционные короба. Теперь надо смотреть, какую часть экспонатов можно демонтировать, как их потом вернуть и так далее. У художников не сохранилось чертежей этих конструкций, музей ни разу не проводил замеров. Поэтому сейчас объявим дополнительный конкурс на замеры: фотофиксация, лазерная съемка.

– Экспозицию будете разбирать?

– Это можно будет сказать после замеров.

– Сколько денег будет выделено на ремонт?

– Я думаю, в зависимости от объема задач и строительных решений, где-то от 120 млн до 200 млн рублей.

– Когда он начнется?

– Это долгосрочный процесс. Закончится этап проектирования, потом закончатся замеры и съемка. Возможно, мы сможем начать в конце 2013 года.

– То есть вы не будете закрывать музей под 120-летие Маяковского?

– Все умные и взрослые люди. Никто не собирается закрывать музей под юбилей. Вообще в следующем году будет масса акций, посвященных Маяковскому.

– А что с кадрами происходит?

– Мне кажется, эта история немного надуманная. Когда приходит кто-то новый, это всегда вызывает реакцию. Надежда Георгиевна смогла за полтора месяца разобраться с фондами, решить сложные организационные вопросы.

– Почему выбор департамента пал на Морозову?

– А почему нет?

– Она не специалист по Маяковскому. Не заслуженный музейный работник.

– Если вы посмотрите кадровый состав музея, там ситуация сложная: заместители директора на протяжении двух лет менялись, проработав один-два месяца. Сложно найти людей, которые бы взяли на себя такой объем работы.

– Вы готовите Морозову на место директора?

– Стрижнева пока не работает и не уволена. Это должно быть согласованное решение Светланы Ефимовны и департамента.

– Я так понимаю, это решение уже обсуждалось.

– Действительно, мы обсуждали с ней почетную должность президента... Она – пожилой человек, а директор – это на 90% рутинная, хозяйственная работа. Очень тяжелая.

– Правда ли, что вместо Музея Маяковского планируется Музей авангарда?

– Вы прекрасно понимаете, что, если бы департамент хотел сделать на этом месте другой музей, мы бы пошли совсем по другому пути. Заявлялась бы какая-то концепция, была бы программа. Мнение департамента выражается в документах или проведенных действиях.

– А вы Маяковского-то любите?

– Очень люблю! И у меня есть второе образование, искусствоведческое. И моя дипломная работа была по книгам русского футуризма. Но мои личные пристрастия не имеют никакого отношения к тому, что я делаю. Работа госчиновника мало связана с искусствоведением и искусством в принципе.

Это, кстати, жаль.