Евгений Водолазкин: С точки зрения вечности

Писатель, литературовед, автор нашумевшего несколько лет назад авантюрно-филологического романа «Соловьев и Ларионов» – Евгений Водолазкин представил на ярмарке non/fiction свой новый роман «Лавр». В близком успехе романа и у читателей, и у критиков, и у жюри премий – нет сомнений. История средневекового юноши-врача, а затем инока написана увлекательно, но без внутренней суеты, с редким знанием дела – средневековой культуры, истории, православия, – но без сухости, в жилах этого текста течет горячая кровь. Наконец, это религиозный, но совершенно не дидактический текст. Мы побеседовали с его автором сразу после презентации книги.

– Вы доктор филологических наук, много лет занимаетесь древнерусской литературой. Тем не менее вы начали писать прозу. Означает ли это, что научные методы познания истины представляются вам недостаточно продуктивными?

– Эти методы, разумеется, продуктивны – в той сфере, для которой они предназначены. Но ведь истина многоуровнева. У нее есть рациональный уровень, за который отвечает наука, и есть иррациональный – область чувств, интуиции, веры. Из всех видов словесного творчества на этом уровне способна работать только литература. В научном труде смысл равен тексту, и в этом его достоинство, поскольку нет ничего печальнее «художественных» научных работ. В труде литературном – если это хороший труд – возникает некий надтекстовый смысл. Это в некотором смысле взгляд за горизонт.

– Как появляются такие особенности зрения?

– Как дальнозоркость: с возрастом. При осмысленном отношении к жизни возраст – это одно из имен опыта. И в каждом возрасте возникают новые вопросы к жизни.

– На какие же вопросы вам особенно важно было ответить в романе «Лавр»?

– Я скорее ставил вопросы, чем отвечал на них. Иногда правильно поставить вопрос важнее, чем на него ответить. Собственно, лучший случай – это когда на вопрос отвечают читатели: каждый по-своему. Это и есть тот надтекстовый смысл, о котором я говорил. А вопросов много. Например, что такое время? Что такое любовь – не та любовь, которая, по мнению некоторых, «живет три года», а Любовь?

– В романе использовано немало древнерусских источников, в том числе травники, лечебники, в тексте описываются травы и их воздействие на человека. А реальные травки, те, что растут в наших лесах, вы хорошо друг от друга отличаете?

– Совершенно не отличаю. Тех, кого рецепты моего романа заинтересуют, отсылаю к древнерусским текстам (преимущественно, кстати, немецкого происхождения), которым я следовал. Мой единственный комментарий к сюжету подобен бегущей строке ТВ: не пытайтесь повторить это самостоятельно.

– На ваш взгляд, чем люди рубежа ХV–XVI веков отличались от современного человека – в самом главном?

– Другим ощущением времени. Дело не только в том, что люди средневековья быстрее нас взрослели, меньше жили, что день их был менее насыщен событиями и счет минут был им не нужен. Важно, что время их всегда было разомкнуто взглядом sub specie aeternitatis, с точки зрения вечности. Такой взгляд я бы посоветовал иметь писателю. Хороший писатель всегда должен быть немножко не здесь, должен быть менее сиюминутным.

– К вопросу о писателях. Почему так мало не то что великих – просто хороших романов появляется?

– Переломные эпохи – не лучшее время для литературы. Возьмите, скажем, Петровскую эпоху или время большевистского переворота. Писать по-прежнему уже нельзя, а как по-новому – еще не очень понятно. Это не значит, что в такие времена не бывает хороших произведений – несмотря на избыточную нервность, публицистичность, они появляются. В эти времена труднее всего приходится роману, который на одних эмоциях не напишешь. Это дальнобойное орудие, которое требует дистанции (вспомните, когда был написан лучший роман о войне 1812 года). Мы сейчас живем после очередного катаклизма, землетрясения, вызванного распадом СССР. Текущий момент можно определить как «послетрясение» (так я русифицирую сомнительный термин «афтершок»). Подземные толчки еще ощущаются, но почва уже тверда: общество с постсоветской реальностью в целом освоилось. Герои романов привыкают к спокойной обстановке, когда мотором действия являются не пожар или киллер, а, так сказать, внутренние ресурсы персонажа. Мне кажется, мы движемся в правильном направлении.