Куда не добираются туристы и самолеты летают с трудом

Исландские фьорды – это музей колдовства, отвесные скалы и дурацкая птица с красными лапами
ALAMY/ ИТАР-ТАСС

Западные Фьорды – изрезанный шхерами полуостров, связанный с остальной Исландией парой узких дорог и редким паромным сообщением. Из туристов сюда добираются единицы, да и местных жителей здесь тоже мало – 2,5% от всего населения страны, 7500 человек.

Западные Фьорды – в стороне от национального хайвея, игрушечной трассы 1, которая опоясывает страну и на которую удобно нанизаны основные исландские аттракционы: столица Рейкьявик, озеро Мюватн, ледниковый залив Йокульсарлон, дюжина открыточных водопадов. Фьорды – это неизбежный съезд с трассы, нарушение стройного в своем идиотизме плана «вся страна – за неделю», риск встать с пустым баком на горном перевале в 80 км от заправки, ледяная морось и шквальный ветер с Атлантики. Иными словами, идеальное направление для отпуска. Уставшему трудоголику из мегаполиса (а другой такую поездку по финансовым показателям не осилит) такое автопутешествие – лучше с выключенным телефоном – рекомендовано как заслуженная награда. В сентябре и октябре фьорды особенно красивы, при этом здесь еще открыты горные дороги, немногочисленные отели и B&B, а рекордные летние цены уже позади.

Кожа да кости

Через два часа дороги разыгрывается буйный аппетит. Первая остановка – на обед. В деревне Хольмавик, форпосте Западных Фьордов, за дверью c соблазнительным изображением мидий восседает группа граждан в цилиндрах, пенсне, расшитых жилетах и расклешенных брюках. О свободный стул опираются трости с пестрыми набалдашниками. Бородатый человек в переднике, похожий на Дамблдора, спешит к ним с кастрюлей мидий. Оказывается, это ресторан при национальном Музее колдовства и черной магии. С музеями в здешних рыбацких деревушках вообще полный порядок. Они возникают вокруг каждой завалящей прялки или аварийно приземлившегося американского самолета. Но с колдовством – случай особый. В Западных Фьордах колдуны не дули в ус до XVII века, когда потерявшее терпение христианское начальство начало их сжигать на кострах. Судя по буравящему взгляду «Дамблдора», полностью магов так и не искоренили. Возьмешь в руки в сувенирной лавке какую-нибудь кость, обмотанную шерстью, усмехнешься, а на тебя так посмотрят, что мороз по коже: как бы в жабу не превратили. Шерстяная кость тильбери – один из немногочисленных примеров колдовства, дозволявшегося в стране женщинам. Колдунья выкапывала ночью ребро покойника, оборачивала в овечью шерсть и прятала между грудями, где тильбери превращался в человека и подрастал. Ночью малыш отправлялся воровать молоко у овец и коров, а возвращаясь, прикладывался к соску, который вырастал у колдуньи на внутренней стороне бедра, под юбкой.

По соседству с тильбери демонстрируется пример мужского колдовства – кожа, снятая с нижней части тела покойника. Колдун натягивал ее как колготки, положив в мошонку монетку, носил до конца жизни, и деньги текли к нему рекой. Люди с тростями и в цилиндрах замирают перед некрофильскими штанами в благоговейном трепете. Я забываю об обеде, протягиваю суровому бородачу за кассой открытку с тильбери. Она будет идти в Москву полтора месяца: над расшифровкой описания исландского колдовства, должно быть, бьется целый отдел перлюстраторов.

Небоскреб в четыре этажа

170 километров в столицу Западных Фьордов – город Исафьордур. После дороги, зигзагом огибающей семь заливов, на которой встретились две машины, нагромождение пестрых домиков на языке, вытянувшемся поперек фьорда, кажется настоящим мегаполисом. Если въехать в Исафьордур в момент, когда местный аэропорт принимает самолет из Рейкьявика, то можно увидеть, как самолет заходит с воды и камнем падает вниз, в игольное ушко фьорда, пока суша не закончилась. Чтобы летать сюда, пилоты проходят специальную подготовку. Приземление самолета – любимое зрелище 3000 местных жителей; смотреть выходят с детьми.

Джентльменский набор городка: заправка, облупившаяся гостиница, пара деревянных B&B, ресторан хороший и ресторан тайский, белоснежная церковь-новострой, небоскреб о четырех этажах, фоторяд приземистых особнячков, вцепившихся в вулканическое плато с упорством клеща, – снабжен уникальным даже для Исландии задником – бесконечными отвесными скалами, уходящими вверх на сотню с лишним метров.

Столица – единственное в этой части страны место, где можно развернуть порядком потрепанную карту и мучиться выбором между хайкингом в Хорнстрандире, на противоположном берегу залива, морским музеем в Болунгарвике и параноидальным Львиным двориком Альгамбры, скопированным художником-самоучкой в Селардалуре. Закончится в итоге все предсказуемо поездкой к водопаду Диньянди, величаво спускающемуся уступами со стометровой высоты, самому известному аттракциону в этих краях.

Соперник пингвина

А теперь начистоту: главная цель нашего путешествия – тупик, дурацкая птица с красными перепончатыми лапами, таким же красным изогнутым носом, с полосками, переходящими из аэрофлотовского ярко-оранжевого в ночной серый. Из северных птиц соперничать с тупиком может только пингвин, но к нему ехать еще дальше. Взлохмаченный англичанин на забрызганном грязью джипе, с которым мы второй день здороваемся от заправки к заправке, тоже предпочел тупика. Как и мы, он трясется по дороге 612, превосходящей самые смелые фантазии своей коллекцией ям и выбоин, чтобы добраться в Латрабьярг, к обрывистым утесам высотой до 40 метров, вдоль которых петляет едва различимая тропа. Латрабьярг – самая западная точка Европы, куда прилетает размножаться чудо-птица.

Ареал гнездования объясняется просто: в продуваемых шквальным гренландским ветром Латрабьярге не выживает песец, и птица выводит птенцов в свое удовольствие. Открытая дверца машины дрожит как осенний лист. Закутанный во всю имеющуюся одежду путешественник падает на край утеса, свешивает голову и смотрит, как прохаживаются и перелетают с уступа на уступ краснолапые птицы; размахивают крыльями с интенсивностью элетромиксера; заглатывают свисающую из клюва мелкую рыбешку, пойманную парой сотен метров ниже. Перед объективом ведут себя непосредственно, как мэр Рейкьявика, и на висящие перед ними головы и синие пальцы, сжимающие камеры, ноль внимания, поскольку люди здесь тоже не водятся. Дорогая птица! В этот момент из нас двоих название «тупик» больше подходит мне.