«Жить»: Сказка умная и страшная

Задавать неразрешимые вопросы, по-видимому, имеет смысл только тем, кто в силу собственного творческого дарования может дать на них хоть какой-то ответ. «В чем смысл жизни», «почему женщины изменяют», «есть ли бог», «что нам делать со смертью» – вот неполный перечень тем для диссертации на высшую режиссерскую степень, провал которой грозит самыми серьезными последствиями вроде звания дидактичного дурака (а для российского режиссера, как правило, еще и неудачливого эпигона Тарковского). Кандидатский минимум уральский драматург Василий Сигарев сдал на твердое «хорошо» – знание жизни, способности, не самая бедная фантазия в громких пьесах вроде «Пластилина» и кинокартине «Волчок» были налицо, но вглубь автор как-то не просматривался. «Жить» – неожиданно блестящая защита, доказывающая, что Сигарев выезжает не на уральском аутентизме или литературном даровании. Он вообще не выезжает, а излагает – в высшей степени уверенно и убедительно.

Картина «Жить» – ответ на вопрос «как быть со смертью ближнего» – композиционно безупречна: в сюжете три линии – смерть ребенка, смерть родителя, смерть супруга, – герои каждой из которых переживают три хрестоматийные стадии отчаяния (отрицание, гнев, приятие). Детали историй кажутся списанными из криминальной хроники беспардонного желтого листка – недаром фильм получил у критиков альтернативное название «Жуть». Выросший в неоптимистической уральской глухомани Сигарев, однако, преувеличивать не способен. Более того, он, новый романтик, известен умением сюжеты такого рода, подобно собирателям жутких народных баек братьям Гримм, превращать в натуральные сказки.

Мать-алкоголичка, едва не лишенная родительских прав, ждет домой детей, которых ей возвращают из детдома. Дом прибран, детские кроватки застелены, водка вылита в раковину. Только девочек, которых уже посадили в маршрутку, все нет и нет.

Влюбленные неформалы решили пожениться – обвенчавшись, они едут домой в электричке, сжимая в руках пластиковые стаканчики с вином. «Что празднуем?» – подсаживается к паре добродушный парень в черной шапочке.

Мальчик очень любит папу – только мама с ним развелась, потому что он бедный, и не пускает его навестить сына. А еще о чем-то шепчется с отчимом на кухне – похоже, с папой что-то произошло. Что-то, заставляющее его ребенка кричать во сне.

Уже в предыдущем фильме обнаруживший способность к укрощению реальности – маленькая героиня «Волчка» ходила сквозь фотообои и дружила с мертвыми, – тут Сигарев идет еще дальше: мертвые сами приходят к живым. Каждый из героев, переживающих неизбывную потерю, принимает любимых в гости. То ли в депрессивном бреду, то ли на перекрестье земного мира с параллельным, хлюпая ботинками, отец возвращается к сыну, сбежавший из морга муж с забинтованной головой остается ночевать у жены, мама промывает девочкам зашитые рваные раны. Швов между реальностью и тем, что за нею, не то что не видно – их попросту нет: Сигарев проявляет себя магическим реалистом высшей пробы. И тот, кто думает, что описанные сцены тянут на хоррор, глубоко ошибается: тянут ровно в той же степени, что сцена воскрешения Христа, который, умерев от обезвоживания и кровопотери, должно быть, тоже выглядел страшновато.

Да, в фильме «Жить», как в образцовом произведении новой российской волны, есть дьявольски лукавые гопники и не самые человечные менты, сцены употребления алкоголя и ненормативная лексика – ровно потому, что имеются они и в реальной, ведомой авторам жизни. Сигарев, однако, редкий режиссер, которому удалось опоэтизировать российский бытовой кошмар, вдобавок намекнув на возможность его внутреннего преодоления.

Работы оператора Алишера Хамидходжаева, доказавшего, что он может делать не только пугающе жизненно, но и пугающе красиво, и актрисы Яны Трояновой, в свою очередь доказавшей, что у нее есть не только самобытная екатеринбургская харизма, но и бронебойный актерский талант, – весомые аргументы в пользу просмотра. Аргумент против один, и он, увы, сильнее: страшно, очень страшно. Фильм «Жить» для зрителя из страны, в публичном пространстве которой не водилось ни местных Триеров, ни локальных Пазолини, – тоже экзамен. В конце этого кинотоннеля, впрочем, брезжит давно не виданный в наших широтах катарсис. Василия Сигарева не зря упрекают в детской, неосознанной жестокости. У него и правда пытливый взгляд ребенка, готового оторвать крылья у бабочки – но передумавшего в последний момент.