Теодор Курентзис на "Винзаводе": Ликбез высокой пробы

В течение сезона в музыкальной программе «Платформы», которой руководит композитор Сергей Невский, было немало интересного, а выступление Курентзиса с Московским ансамблем современной музыки стало ее кульминацией. Со свойственным ему перфекционизмом дирижер подготовил музейного качества экспозицию авангарда второй половины прошлого века, и это был ликбез высокой пробы.

Из всех имен, представленных в концерте, всемирно знаменит только американец Джон Кейдж, хотя у нас из его партитур исполнялось тоже далеко не все. В сочинении, академично названном Концертом для фортепиано с оркестром (1958), партитуры, впрочем, нет. Есть только отдельные партии – в том числе и у дирижера, при этом исполнитель волен начать исполнять свою партию с любого места. Как и многое у Кейджа, Концерт проникнут духом веселой игры, поэтикой случайности и необязательности, а также жизнеутверждающей буддийской пустотой.

С ним разительно контрастировали опусы воспаленно мыслящих европейцев. Итальянец Джачинто Шелси и грек Яни Христу при жизни не входили в официальный канон авангарда. Шелси мог строить целое произведение из навязчивых повторов и вариаций единственной ноты. Такой опус и спела Наталья Пшеничникова, это был Pranam I (1972), посвященный памяти Яни Христу.

Христу, едва успев найти свой метод, в 44 года погиб в автокатастрофе. Этот факт, видимо, и надоумил Кирилла Серебренникова назвать весь концерт «Катастрофой». Мир музыки Христу в самом деле темен и напряжен, но слишком упорядочен, чтобы выражать катастрофический взгляд на вещи. Христу стремился достичь экспрессии античного театра, в цикле Anaparastasis (репрезентация, представление) он создал извод древнего ритуала – нечто подобное пробовал в «Илиаде» Анатолий Васильев, – но в экстремальном выражении образца 1968 года. Первому произведению («Баритон») как раз и подошла исполнительская манера Бориса Филановского, которую он называет «экстремальным вокалом», второму («Пианист») – творческий образ Вангелино Курентзиса, неотмирного композитора – брата дирижера. Вангелино сыграл немоту пианиста, вместо нот издающего за роялем истошные страдальческие крики, – с его экзистенциальной драмой контрастировала внешняя агрессия музыкантов ансамбля, которым композитор под занавес предписал неистовствовать, круша все что попало (и в самом деле, из груды мусора в конце вытащили разбитую скрипку). Несмотря на внешнюю похожесть, опус Яни Христу не оказался рифмой ни контркультурному разбитию рок-гитар, ни «Репетиции оркестра» Феллини, потому как все-таки доставил странное подобие катарсиса.

Ближе к нормам цивилизации оказался внешне экспрессивный, но внутренне холодный J’étais d’accord Сергея Невского.