Карлос Рейгадас: «В Мексике люди отрывают себе головы»

Странного в фильме «После мрака свет» много. Во-первых, потрясающе поэтичная картинка: многие кадры сняты через линзу, размывающую изображение по краям. Во-вторых, сюжет, в основе которого личные воспоминания режиссера. Речь идет об интеллигентной обеспеченной семье, уехавшей из города в деревню и занявшейся фермерством. Один из работников пытается ограбить дом хозяев и, застигнутый в момент преступления, стреляет в главного героя (правда, само понятие «главный герой» в фильме очень относительно). Действие постоянно гуляет во времени, и реконструировать события зрителю непросто: сцены настоящего, прошлого и будущего чередуются в сновидческом монтажном ритме. Есть и совсем удивительные моменты: в начале и в конце фильма в дом входит нарисованный на компьютере черт с чемоданчиком, а в финале один из персонажей сам себе отрывает голову (кажется, такого в истории кино еще не было). Рейгадасу не нравятся вопросы о том, что все это значит, но прояснить отдельные моменты он согласился.

– Всем интересно, что у черта в чемоданчике.

– Ничего особенного. Просто инструменты.

– Картины природы в вашем фильме выглядят очень одухотворенными, какими-то пантеистическими. Есть ли в фильме теологическая концепция?

– Это традиционный мексиканский рейгадистский пантеизм. Шучу. Но вообще у меня действительно есть собственный пантеистский взгляд на мир. Хотя я западник, я вырос в христианской традиции, которую очень люблю.

– И как сочетается ваш «рейгадистский пантеизм» с христианством?

– О, христианская традиция в самом начале была прекрасна. Христианский мистицизм очень красив, он сочетается с мистицизмом других религий и верований. Иногда оглянешься вокруг и поневоле станешь пантеистом. Но вообще не могу назвать себя религиозным человеком, я не хожу в церковь.

– Раньше про больших авторов шутили, что такой-то режиссер снял свои «8 1/2», а про вас родилась новая шутка: автор снял свое «Древо жизни». В том смысле, что в фильме есть автобиографические детали, история семьи, которая накладывается на зарождение мира, и конец света. Вы видели этот фильм Малика?

– Не хочу никого обижать, особенно фестиваль, который наградил Малика «Золотой пальмовой ветвью», но мне совершенно не нравится этот фильм, для меня он слишком new age.

– Самые нежные сцены вашего фильма – с участием детей. И это ваши дети – дочь и сын. Даже дом в фильме, оказывается, ваш.

– Даже собаки мои.

– И самая маленькая, которую герой избивает до смерти?

– Да, одной собакой пришлось пожертвовать ради фильма. Ладно, шучу. Меня просто тоже об этом все время спрашивают. Собака не пострадала. Волшебная сила монтажа. Но фильм не автобиографический. Он снят в моем доме, с моими детьми и собаками, и многое из того, что описано в фильме, произошло со мной, но базовые ценности, присущие героям фильма, – это не мои ценности. Хотя я тоже человек западного мышления, но стараюсь осознавать опасность рационального превосходства и не обращаться с окружающими в соответствии с этой концепцией. А герой и его жена попадают в эту ловушку. Я как будто снимал вымышленную историю с Анджелиной Джоли в Лос-Анджелесе. А мои дети не знали, что снимаются в кино. Они занимались своими делами, а вокруг них ходили друзья отца с какими-то большими аппаратами.

– Вы как-то объяснили им потом, что в фильме у них умер отец?

– Нет. Но во время монтажа, а мы монтировали дома, мой сын зашел в комнату на сцене, в которой человек отрывает себе голову. Все очень испугались, а он засмеялся и попросил прокрутить эту сцену еще раз. Для него это было как мультик. Однажды мне придется ему объяснить, что в Мексике некоторые люди отрывают себе голову. Ему придется принять этот факт или бороться с ним.