Выставка Николая Фешина в Третьяковке: Мастер и виртуоз писал картины для наслаждения

Дамы – в розовом, в лиловом, за маникюром, рыжая, поэтесса, жена, друг-меценат Надежда Михайловна Сапожникова, названные по имени-отчеству – все прекрасны, некоторые слишком, обнаженные особенно. Загадочные, с влажными губами, погруженные в таинственное детство многочисленные девочки и мальчики: дочка Ия (в крестьянской рубахе, с дыней и просто так), маленький чуваш, похожий на него маленький мексиканец. Мужчины – интеллигенты, художники, Давид Бурлюк, индеец-знахарь и даже победивший в революции Владимир Ленин – все представительные, значительные, приятные, почти осязаемые, настолько жирно, не жалея масла, написаны.

Выставка разносторонне одаренного, проявившего себя в разных жанрах и техниках, жившего в девятнадцатом и двадцатом веках в России и Америке Николая Фешина состоит в основном из портретов. И кажется, что исключительно хороших людей.

Дело не в том, что все позировавшие художнику были ему приятны, вряд ли такое возможно. Но, видимо, сам процесс писания – даже ваяния, потому что краску он на холст накидывал, а потом рукой размазывал, – доставлял Фешину наслаждение, которое до сих пор передается зрителю, жадно и с удовольствием поглощающему шершавую, сытную, плотную, полную красок и энергии, но совершенно безмятежную, самодостаточную живопись.

У Фешина случались вещи драматичные, диковатые, хотя бы ранняя «Черемисская свадьба», замешенная на фольклоре, но на выставке на нее только намеки, эскизы, а в портретах полная благодать. Такое впечатление, что революция и чужбина никак не тронули живописца, или, наоборот, он прятался от жизненных невзгод в мир красок, где чувствовал себя уверенным и защищенным.

Картины на выставку в Третьяковке привезли из Русского музея, чувашского, казанского, Сиэтла и Санта-Фе. Написаны они были в разное время на двух континентах, но очень похожи между собой. В ранних вещах еще заметны приемы и влияния Репина (учитель Фешина в Академии художеств), Серова или Коровина, но очень быстро, по крайней мере в портретах, Фешин обретает свою собственную узнаваемую манеру, пастозной гламурностью напоминающую англичанина Чарльза Саржента и французских салонных живописцев, только в позднем экспрессивном русском переводе.

В конце жизни – Фешин умер в 1955 году в местечке Таос американского штата Нью-Мексико – он жаловался, что надо жить на родине, где тебя понимают. Однако эмиграция и провинция сохранили талант Фешина от соблазнов, влияний и мод ХХ века. В России он только учился в Петербурге, но жил и работал в Казани, в Америке он недолго пробыл в Нью-Йорке, а потом обосновался в горной деревне. Он всю жизнь имел успех и хорошо продавал свои картины. Зачем ему было быть модным или прогрессивным, а не самим собой.