«Канкун» в театре «Приют комедианта»: режиссер Явор Гырдев заставил реальность подвинуться

Пьеса «Канкун» написана каталонцем Жорди Гальсераном, которого Гырдев и открыл нашей публике в московском спектакле «Метод Грёнхольма». И снова «метод» в том, чтобы поместить в закрытом пространстве несколько приличных, успешных и цивилизованных людей обоего пола и устроить над ними жесткий психологический эксперимент, в результате которого из щелей сознания и подсознания полезут такие чудовища, которые никакому Гойе и не снились.

Программка спектакля, точно рекламный проспект турфирмы, заманчиво рассказывает о прелестях мексиканского курорта Канкун – тут тебе и Залив Женщин, и открытый океан с прибоем, и исчезнувшая столица империи майя, напугавших мир точной датой конца света, – какие метафоры, какой контекст! Ничего этого не потребовалось для спектакля Явору Гырдеву: он не без основания решил, что две семейные пары, которые четверть века проводят вместе все отпуска и стали друг для друга чем-то большим, чем друзья, – это тебе и океанские бури, и конец света.

В «Методе Грёнхольма» жестким экспериментом становилось собеседование перед приемом на работу, в «Канкуне» – розыгрыш тремя четвертой, которая когда-то сама устроила розыгрыш, в результате чего две семейные пары сложились так, как сложились. К концу спектакля уверенность, что это розыгрыш, а не, скажем, эйнштейновское искривление пространства, вернувшее время в исходную точку и открывшее дорогу другим возможностям, полностью исчезает. Особенно со световыми графиками Евгения Ганзбурга.

Гальсеран прописывает алгоритм распада цельного мира и цельного сознания, когда возможные варианты развития событий уравниваются в правах с реальностью, заставляя последнюю подвинуться. Тем более реальность всегда кажется неким фиаско, а упущенные возможности – несбыточной мечтой. Варианты эти с каждым новым поворотом сюжета становятся все более странными, а вернуть миру утраченную цельность уже невозможно: игры с вероятностями – это билет в один конец.

Явор Гырдев и не думает перегружать действие мистическими смыслами – он ставит спектакль как крепкую семейную драму со слегка водевильным началом и финалом с легкой сумасшедшинкой, за который в городе Петербурге могут и оштрафовать в силу новых законов.

Но актеры – особенно Анна Вартаньян (Рене, главная жертва собственной закрученной когда-то интриги) – и в такой вариант Гальсеран-light ныряют с удовольствием: не каждый день приходится поплавать в водах качественного мейнстрима, где свойства «хорошо сделанной пьесы» легко сочетаются с признаками интеллектуальной драмы о поисках своего «я», похороненного под ворохом социальных функций.