Интервью - Наталия Душкина, историк архитектуры

Шестнадцатого июля будут подведены результаты благотворительного конкурса на концепцию музея «Дом Мельникова». Памятник застрял в судебных разбирательствах между наследниками мастера, его физическому состоянию угрожает стройка по соседству. В этой ситуации Музей архитектуры, которому передана в дар половина здания, решил собрать идеи по превращению памятника в мемориальный дом. В надежде, что ему повезет больше, чем дому Волконского, лишившемуся недавно купола и завершающего карниза; дому Мануйлова, в котором за весну уничтожены оригинальные печи, двери, оконная столярка и сорвана крыша; Круговому депо Николаевской железной дороги, где снесены 9 из 22 паровозных стойл. «Пятница» обсудила сложившуюся ситуацию с архитектором, историком градостроительства, специалистом в вопросах сохранения наследия Наталией Душкиной, которая входит жюри конкурса.

– В чем польза такого конкурса, когда победа проекта вовсе не означает его реализацию?

– Конкурс был объявлен с целью «привлечь внимание к бедственному положению дома», так написано в его анонсе. Последние 15 лет вокруг дома складывается бесконечно циничная ситуация. Это шедевр высочайшего уровня, знак архитектуры ХХ века, точка на карте не просто России, но всего мира, до сих пор обладающий лишь региональным статусом охраны. И вот участок в 720 квадратных метров, на котором он расположен, заключили в короб из бетонных стен. Новые здания перекрыли свет, и пропали виды, которые были частью внутреннего пространства дома Мельникова. Здесь каждый шаг приносит новые впечатления. С низкого первого этажа вы поднимаетесь по узкой лестнице, и вас буквально выбрасывает в гигантское пространство. Из высоченного окна гостиной входящих ослепляет свет. На третьем уровне, в мастерской, где солнце должно вливаться внутрь через знаменитые граненые окна, теперь все благополучно перекрыто. Весь участок превращен просто в стены бетонного колодца, которые уходят под землю. Они усилили деструктивные карстово-суффозионные процессы, грозящие провалами. То есть разрушена система дренажа, гидрогеология, начало заливать участок. Кроме того, от неправомерных сносов по соседству в августе 2012 года и начала строительства коммерческого комплекса исторические здания пошли трещинами.

Дом Мельникова – лакмусовая бумажка, демонстрирующая отношение к проблемам наследия в городе. Нынешние органы охраны наследия в ситуации конфликта интересов не способны ничего предложить с точки зрения высокой культуры, перспектив развития страны. А мы продолжаем терять ценности, колоссальный интеллектуальный и творческий потенциал, ресурсы. С сожалением должна сказать, что ситуация стремительно приближается к уровню лужковского времени.

– Какие еще памятники, на ваш взгляд, требуют подобных конкурсов?

– Если говорить о XX веке, не буду оригинальна: в чудовищном состоянии находится общепризнанный шедевр функционализма – дом Наркомфина. Я крайне беспокоюсь за клуб Русакова, в котором сейчас располагается Театр Виктюка и идет реставрация. Роман Виктюк говорит, что всегда мечтал находиться в этом пространстве, но настолько эмоциональный режиссер вряд ли сможет удержаться от изменения параметров здания. Одна шестеренка начнет сбоить и уничтожит другую. Я была внутри и видела: это коммунистическая стройка. Бетономешалка стоит на сцене, 20 рабочих мешают лопатами и забрасывают смесь. Уже утеряны некоторые первоначальные габариты – пол задран на метр с лишним. Соответственно изменилась акустика. Насколько я знаю, изменения в проект вносятся по ходу стройки и сразу же получают одобрение Мосгорнаследия. При этом, как правило, проекты не видит экспертное сообщество.

– А как эксперты попадают на такие объекты?

– Я там была с телевизионной съемочной группой, давала комментарий о ценности клуба. А вообще редко попадают. Сегодня в городе по существу уничтожены экспертные советы по наследию. Например, в Мосгорнаследии нет коллективного обсуждения. Не существует совета по культурному наследию, хотя должен быть по закону. У нас лишь советы, которые возглавляют чиновники, архитекторы и люди, занимающиеся строительством. Самое удивительное, что там рассматриваются не только вопросы сноса или сохранения исторических зданий. У них прерогатива в решении вопроса, является ли здание памятником. Например, проект Останкино был вынесен на рассмотрение архитектурного совета. Удивительное событие – никто из историков, реставраторов коллективно этот проект не обсуждал. Я в этом вижу сознательное размывание ответственности и вообще уход от нее.

– С домом Волконского была как раз такая ситуация?

– На доме Волконского отточен механизм неучастия органов охраны наследия. В тех ситуациях, когда дело касается объектов исторической застройки, которые не являются памятниками. И ведь мы понимаем, что это абсолютный памятник, он таковым был до 2009 года. После чего был выведен из списка и отдан, как я называю, на кормление. Его занимают структуры, которые получают большие доходы от аренды и, чтобы было еще больше, увеличивают площадь. Дом, связанный с именем Толстого, буквально разбухает. И это при том, что здание стоит на уникальной московской улице, в охранной зоне, почти вплотную примыкает к Кремлю. От дома Волконского отреклись власти различных уровней, но за него вступилось гражданское общество, творческие люди, специалисты. А на другой чаше весов – некие лица, не имеющие разрешений на ведение работ, и они берут верх. При таком решении ни у города, ни у страны нет никаких перспектив. Это тупиковая ситуация.

Недавно в Мосгордуму от лица мэра был внесен законопроект о новом градорегулировании в охранных зонах. Не от Мосгорнаследия, не от группы юристов, а от города. Сергей Семенович предлагает исключить Мосгорнаследие из процесса согласования нового строительства в охранных зонах. Оно сможет работать только с памятниками, то есть отдельными объектами. А то пространство, которое бесконечно ценно, которое на профессиональном языке называется исторической городской тканью, оно выпадает из поля зрения организации, призванной радеть о наследии в одной из крупнейших мировых столиц. Меня это поражает.

– Вы ведь преподаете в МАрхИ, нельзя ли обезопасить наследие, воспитав новое поколение архитекторов?

– Я преподаю историю градостроительства, и часто разговор заходит о том, что есть преемственность в работе архитектора. Но тому, как архитектор должен работать в охранных зонах, что такое градостроительный регламент, что такое зоны регулируемой застройки, – этому студентов-архитекторов всех специальностей не учат, за исключением группы реставраторов. Хотя о необходимости создания такого курса говорится давно.

– Но власти озабочены не только строительством, много говорят о парках. Вот и на месте гостиницы «Россия» среди прочего планируется разбить парк. Он нужен?

– У нас город средневекового происхождения, в исторической части не хватает зелени. Когда вы переступаете границу Гайд-парка, релаксация наступает мгновенно. У нас же в центре нет такой удивительной смены пространств разного типа. Мне лично нужен кислород, нужно, чтобы я видела зеленую стену, аллеи, заканчивающиеся потрясающими кремлевскими башнями. Очень важны археологиче­ские слои, которые там существуют, необходимо предусмотреть их экспонирование. Не обязательно превращать все в Помпеи, но потерять этот слой, как мы его потеряли на Манежной площади, на Кузнецком Мосту, – было бы непростительно. Очень боюсь постепенного внедрения капитального строительства в этот проект, предчувствую раздувание объема зала филармонии при появлении инвесторов с их аппетитом к быстрым деньгам.