Интервью - Сэм Джексон, актер

Очень плохой чернокожий мужчина с бешеными глазами и трубным голосом. «Ниггер», – дружелюбно аттестует он себя, добавляя еще один титул: «Мазафакер». И правда, самые экстравертные и обаятельные «ниггеры» и «мазафакеры» планеты – его, Сэмюэла Лероя Джексона, разлива. Славу за них он делит с двумя абсолютно разными режиссерами – Квентином Тарантино и Спайком Ли, которые вдобавок еще и не переваривают друг друга. Вот и сейчас, в связи с выходом нового фильма Тарантино «Джанго освобожденный», Спайк Ли отозвался о нем как о неудобоваримом спагетти-вестерне и поклялся не смотреть фильм идейного врага.

Чем лишил себя возможности лицезреть Сэмюэла Джексона в радикально новой ипостаси. Да, тот по-прежнему «мазафакер», но узнать его в хромом благообразном старике с седыми висками и кустистыми бровями довольно затруднительно.

А вот на встречу в нью-йоркский отель The Ritz-Carlton Сэмюэл Джексон пришел в своем фирменном прикиде: черный военный берет Kangol, круглые очки бухгалтера. Он подчеркнуто приветлив, но иногда в голосе вдруг появляется угрожающая звенящая нота, и тогда мне несколько не по себе.

– Что привлекло вас в новом проекте?

– Не что, а кто. Квентин Та-ран-ти-но (фамилию произносит по слогам, с нажимом). Я с ним делал пять фильмов. И всегда было супер! Я сам просился в «Бесславные ублюдки», но черному парню во Франции в годы войны не нашлось места, так что Квентин просто использовал мой голос. Я прочитал сценарий «Джанго» и спросил Квентина: «Ты что, хочешь сделать из меня самого отвратительного негра Америки?» Он захохотал: «Йе-е-е!» Мой Стивен – это Бэзил Рэтбоун американского Юга (Бэзил Рэтбоун – английский актер, специализировался на ролях злодеев, хотя прославился ролью Шерлока Холмса. – «Пятница»). Еще эта роль дала мне возможность делать людям ужасные гадости, чего я порой в жизни очень хотел бы, но никогда не решался.

– Вас не смущает вольное обращение режиссера с фактами американской истории?

– Есть два вида фактов: исторические и факты Тарантино. Вот из этой смеси Квентин делает кино – неважно, про владение японским мечом или про Вторую мировую войну. В этом фильме сюжет строится вокруг мести освободившегося раба Джанго рабовладельцам за то, что его разлучили с любимой женой Брумгильдой (Тарантино назвал ее именно так. – «Пятница»). Он великий мститель, этот Джанго. Авантюрист Шульц, спасший его от рабства, рассказывает старинную германскую легенду о любви Брунгильды и Зигфрида. Парень должен пойти в горы и убить дракона, чтобы спасти возлюбленную от смерти. В общем, в фильме горы – это плантация Кэндилэнд, а коллективный дракон – Кэнди, Стивен, их молодчики. Вы говорите про вольное обращение с фактами? Не надо учить историю по Тарантино. То, что он делает, чистая развлекаловка.

– Стивен кажется обновленной версией «дяди Тома». Сервильность – его единственно возможное кредо. Что вы можете сказать о вашем герое?

– Стивен – тень Кэлвина Кэнди. Несмотря на разницу в цвете кожи и социальном статусе, они практически родственники. Стивен воспитал Кэлвина, отец и дед Стивена воспитывали отца и деда Кэлвина, и все такое. Старый, мудрый, дьявольски хитрый и властный раб. Только один он знает, в каких шкафах хранятся скелеты семьи Кэнди. Серый кардинал, всегда рядом с троном. Никогда не работал в поле, всегда жил в хозяйском особняке. Могуществен, повелевает всем негритянским населением плантации. По своим взглядам Стивен нечто среднее между Диком Чейни и Кларенсом Томасом (единственный афроамериканец в нынешнем составе Верховного суда США, известен консервативными взглядами. – «Пятница»). Когда он видит Джанго верхом, с оружием, гарцующим рядом с белым наездником, да еще отпускающим реплики, он не верит глазам и ушам. Где это видано, чтобы негр вел себя как белый?! Привычный мир рушится для Стивена с появлением Джанго. Он должен уничтожить пришельца! Поэтому Стивен внимательно следит за всем, что происходит, и, конечно, ловит взгляды, которыми тайно обмениваются Джанго и Брумгильда.

– Вас трудно узнать, когда Стивен впервые появляется на экране. Кто придумал вам этот грим – седые бакенбарды, глубокие складки?

– В основном я сам. Помогали два художника-гримера. Я много беседовал с Квентином насчет облика Стивена. На съемках «Мстителей», где я играю Ника Фьюри, помните, такой тип с черной повязкой на глазу, я напряженно думал о своем персонаже. Полтора года после первого прочтения сценария ушли на то, чтобы определиться с его внешностью.

– Вы с Леонардо Ди Каприо смотритесь как слаженный дуэт. Много пришлось репетировать?

– Я всегда хотел с ним поработать. Да, мы с Лео репетировали много дней. Он читал свой текст, я – свой. Мне важно было поймать его интонацию, попасть в его ритм. Ведь Стивен все повторяет за Кэнди. Он может заканчивать фразы хозяина. Что, впрочем, верно и в обратную сторону. Они в равной степени умны и в равной степени невежественны. Эрудит и европеец Шульц бросает красивое французское словцо panache («бравада, щегольство»), Стивен его повторяет, явно не понимая, смотрит на хозяина, а тот хлопает глазами, поскольку тоже не врубается, хотя всем говорит, что франкофил.

– Что было самым сложным во время съемок?

– Отбиваться от москитов по ночам, когда снимали на исторической плантации Эвергрин – это в часе езды от Нового Орлеана. Донимали москиты, мочи нет. Злые как собаки.

– Вы работаете с Тарантино уже почти двадцать лет. Что-то изменилось в его отношении к вам и другим актерам?

– Практически нет. Изменились антураж, техническое оснащение. Денег стало больше, съемочные краны стали выше, всяких электронных погремушек прибавилось. Но мы по-прежнему много разговариваем, смеемся. Квентин дает нам свободу делать, что мы хотим, главное – этой свободой не злоупотреблять. Его метод съемок остается прежним, энтузиазм – таким же буйным. Он по-прежнему непоседлив. Бегает от камеры к актерам, корректирует диспозицию съемки. Обстановка на площадке неформальная. Квентин любит угощать всех спиртным.

– Каким же?

– По-разному. Иногда это бурбон, иногда текила, иногда саке, иногда самогон. Даже не знаю, откуда он его берет? Бывают такие дни, когда мы пьем и пьем (хохочет).

– Известно, что Тарантино перед съемками любит показывать актерам старые фильмы. Что на этот раз вы смотрели?

– Когда Квентин стал называть фильмы, которые он нам советует посмотреть, я обнаружил, что почти все видел раньше. Фильмы об американской истории до Гражданской войны, вестерны, приключенческие боевики. Вы же знаете, в Италии существовало целое направление спагетти-вестернов, где действовали беглые рабы и борцы мандинго. Жена плантатора имела секс с негром, сын плантатора имел секс с рабыней. В общем, самые дикие навороты – эротика, боевые схватки, стрельба, жестокости, и все на фоне пальм, в палящем зное. Еще отмечу фильм «Томазина и Башрод», классное кино в жанре «блэксплуатейшн», такой черный ответ на «Бонни и Клайд». Тогда же, в 1970-е, снимались крутые вестерны про черных рабов, например, «Легенда о ниггере Чарли». Что для меня стало открытием – совершенно безумный фильм «Прощай, дядя Том» (скандальный итальянский псевдодокументальный фильм 1971 года режиссеров Гуалтьеро Якопетти и Франко Проспери об ужасах рабства в США. Из-за шокирующего натурализма был запрещен в ряде стран. – «Пятница»). Но все-таки мне ближе вестерны. Я на них воспитывался с детства. Запоем смотрел по телику ленты с Джином Отри и Роем Роджерсом.

– Незадолго до «Джанго освобожденного» на экраны вышел «Линкольн» Стивена Спилберга, тоже о рабовладении. Это, по-вашему, случайность или в обществе действительно всплеск интереса к той эпохе?

– Более того, скоро должен выйти новый фильм Стива Маккуина «Двенадцать лет рабства». Там главного героя, свободного чернокожего северянина, хватают и увозят на Юг, где делают рабом. Маккуин снимал на тех же бывших плантациях, что и мы. Так что местные актеры и статисты, игравшие у нас в массовке рабов, получили тут же еще одну работенку. Для них рабство – недурная штука (смеется). Вообще тема эта действует на меня несколько иррационально. Помню первый день, когда я приехал на съемки «Джанго» на одну из бывших плантаций в Луизиане. Спросил, где Тарантино. Мне показали. Я свернул за угол дома и вдруг увидел съемочную площадку. Рабы в лохмотьях собирали хлопок. Рядом гарцевали белые ребята зловещего вида, помахивавшие хлыстами. Я шел, весь такой клево одетый, в спортивном костюме, а на меня смотрели снизу рабы, а сверху – белые всадники. Я понимал, что это кино, фантазия, ненастоящая жизнь, а все равно сердце как-то сжалось.

– Вам не кажется, что откровенный показ жестокого обращения белых с рабами и не менее откровенный показ кровавой мести Джанго могут спровоцировать болезненную реакцию части аудитории?

– Вы имеете в виду реакцию чернокожих американцев?

– Я имею в виду призыв Джанго «убивать всех белых людей».

– Да ладно! Вы это что, серьезно?! Это же попкорн-муви, спагетти-вестерн вперемешку с «блэксплуатейшн» типа «Шафта»! Вы знаете, что такое «блэксплуатейшн»? Всех белых – в капусту, размазать по стенке! А в финале – гонки на крутом навороченном авто, танцы-шманцы на дискотеке с красивой полуголой девкой и все такое. Fun и только fun!

– С одной стороны, да. С другой – повседневные ужасы рабовладения: избиения, сексуальное насилие, пытки, казни.

– Думаете, черные, посмотрев фильм, выйдут на улицы бунтовать и машины жечь? Не верю. Что, безусловно, вызовет недовольство, это частое употребление слова «ниггер». У нас в фильме оно через слово. А что делать? Так тогда, в середине XIX века, разговаривали. Квентин просто воссоздает время и напоминает о бредовых проявлениях расизма. Кэлвин Кэнди толкает пафосную речь об особенностях строения мозга негра, которые будто бы ставят его на низшую ступень человеческого развития. Лео бесподобен в этом монологе. А Дон Джонсон играет другого рабовладельца, который скачет со своей бандой убивать Джанго и Шульца в балахонах куклуксклановцев. Только прорези для глаз они сделали плохо, ни черта не видно. Очень смешная сцена.

– В пресс-материалах к «Джанго» сообщается, что фильмы с ваших участием заработали в мировом прокате больше, чем фильмы с участием любого другого актера за всю историю кино. Вы гордитесь этим статусом?

– Сомнительная честь. На твоем имени несколько человек заработали кучу денег. Чему радоваться-то? Я снялся в сотне фильмов, многие из них действительно имели отличную кассу – «Звездные войны», «Парк юрского периода», экранизации комиксов компании Marvel. Примерно дюжина суперуспешных проектов. Раньше актеру можно было добиться включения в контракт определенного процента от сборов. Сегодня от этой практики продюсеры отказались. Но я никому не завидую, я в порядке, не жалуюсь.

– Ваше любимое занятие в свободное время?

– Гольф.

– Хорошо играете?

– Если бы я был по-настоящему хорошим гольфистом, то не сидел бы здесь с вами.

– Неужели пожертвовали бы актерской карьерой?

– Если бы был гольфистом класса Тайгера Вудса или Рори Макилроя? Может быть.

– То есть для вас деньги – главный критерий успеха?

– А у вас есть другие? Счастливая семья? Красивая жена? Славные ребятишки? Или, может быть, регулярный чек социальной помощи? (Смеется.) Успех – это когда ты можешь быть самим собой. Мне живется нормально. Но я бы не отказался от ста миллионов долларов, которые зарабатывают профессиональные гольфисты уровня Вудса и Макилроя.

– Сегодня вас считают самым востребованным актером Голливуда. Не утомляет сниматься в пяти-шести фильмах ежегодно?

– Я точно не самый востребованный, хотя кто самый – даже не знаю. Пять-шесть фильмов в год – все-таки многовато. Меня бы вполне устроили два-три.

– Какой у вас следующий проект?

– Снимаюсь у Спайка Ли в ремейке «Олдбоя».