Интервью - Евгений Наздратенко, бывший губернатор Приморского края

Евгений Наздратенко стал настоящим столичным жителем: он знает, в каком ресторане самое вкусное какао, а где хороши пельмени. Но живя в Москве, он ее не любит. Его глаза загораются в двух случаях: когда говорит о семье и о родном крае. Именно в Приморье осталось его сердце. Он был лишь губернатором, но воевал за территорию как президент или по крайней мере министр иностранных дел. Попав в опалу к тогдашнему президенту Борису Ельцину за свой строптивый характер, он все-таки отстоял у Китая озеро Хасан. Наздратенко - единственный губернатор России, попавший на обложку американского журнала Forbes. Но совершая геополитические подвиги, не смог обеспечить жителям спокойной и стабильной жизни. До сих пор многие приморцы вспоминают его губернаторство с содроганием: "Это было не время, а сплошной блэкаут". "Эх, если б в наши времена была такая цена на нефть, как сейчас, мы в шоколаде бы купались", - вспоминает Наздратенко свой разговор с Виктором Черномырдиным, который в 90-х был премьером. Он с интересом следит за обновлением Приморского края. И наблюдая со стороны, дает один совет: надо, чтобы жители Приморья сами участвовали в изменениях, сами возводили мосты и все постройки. Только тогда приморцы примут изменения и сделают их частью своей культуры, считает он.

О своем назначении

Губернатором меня назначили в 1993 г., 20 мая. Тогда же не выбирали. До этого администрацией руководил Володя Кузнецов. Такой импозантный, говорит на английском, на испанском. Но из двух лет 605 дней — в командировках за рубежом, ему это очень нравилось, остальное — в Москве. А там, в Приморье, по сути, и не был.

Ни оценивать, ни упрекать никого не хочу. Я даже на сессии краевого совета тогда сказал: «Давайте поблагодарим эту администрацию, им достались тяжелые годы». Но потом выяснилось, что люди по всему Дальнему Востоку замерзали, а бывшие руководители Приморья снимали эшелоны с топливом, которые шли через край на Сахалин и Камчатку. В результате, когда я принимал Приморье, мы этим двум регионам были должны за нефть соответственно 17 млрд и 34 млрд руб. (неденоминированных. - «Ведомости»). Был суд, и мне пришлось по этим долгам расплачиваться, ведь иски были выставлены арбитражные, то есть деньги списывались в безакцептном порядке. Выплачивать пришлось года полтора...

О финансовом состоянии Приморья в 1990-х гг.

В крае тогда жило 2 миллиона 250 тысяч человек. Структура промышленности за советские годы сложилась достаточно разнообразная: горнохимическая и угольная отрасли, цветная металлургия, сельское хозяйство, транспорт, строительство. Но львиная доля налогоплательщиков — рыбаки. На них приходилось более четверти собираемых краем налогов. А транспорт — в основном транзит, а значит, заслуга других регионов. Нас мало касается, что они там посылают - уголь, металл...

Мне достались годы, когда былые объемы могли только сниться. Прошла жуткая приватизация: заводы, предприятия, коммунальные службы города перешли непонятно в чьи руки. Вся система развалилась. Ничего не осталось, только треп телевизионный.

Все погрязли в долгах и неплатежах. Уже в новых деньгах мне должны были 2,8 млрд руб.! Граница — а это федеральные войска - четыре года не платила ни за свет, ни за уголь, ни за мясо. Флот вообще ни за что не платил, суд, прокуратура... Когда [Владимир] Устинов (в то время генпрокурор. - «Ведомости») требовал наказания глав районных администраций, я ему сказал: «Ты сначала дай деньги прокуратуре, чтобы они заплатили за коммуналку и за все остальное». Я все просил [Константина] Пуликовского (с мая 2000 г. по ноябрь 2005 г. полномочный представитель президента в Дальневосточном федеральном округе. - «Ведомости»): «Ты представитель президента, разберись. Вот тебе подтвержденные суммы». А получить эти подтвержденные суммы было непросто. Всем командирам частей категорически запрещали подписывать бумаги, а когда выключали электричество, то высылали войска - БТР с автоматчиками - защищать трансформатор. В итоге даже там, где были подписаны долги, командирам частей посылали деньги на оплату электричества и коммунальных услуг, но не посылали денег на зарплату! И что делал командир части? Конечно, он первым делом гасил долги по зарплате. И вся огромная армия, весь огромный флот так жили. Легче стало только году в 2003-м: топливо подорожало, стало больше денег в бюджете, флот стал получать свои деньги, армия, корпус ПВО, граница...

О причинах развала экономики и приватизации

Причина – полная ликвидация государственного контроля над экономическими процессами. Идеология реформаторов – якобы рынок сам все отрегулирует – это полная ерунда. Страна должна регулировать и говорить, что ей нужно. И это не говоря о том, что приватизация в России была чудовищной. Она разорила не просто предприятия, а целые отрасли. Уж если приватизировать, то коллективы и должны быть собственниками, а не кто-то там из Москвы. В Приморье рыбаки давно работали с Японией, портовики вообще со всеми странами – они вот настоящие рыночники и были по сути своей. Вот есть какой-нибудь порт «Восточный», и владеть им должны те, кто его строил и кто на нем работал. Тогда никто не будет отжимать предприятие, акционеры будут знать, что им, возможно, придется уменьшать процент прибыли, но все это ради ремонта домов, обновления оборудования и т. д. Они будут понимать, что потом свое имущество передадут детям. Вот это и есть радость жизни...

Об энерготарифах

Однажды смотрел репортаж: [Анатолий] Чубайс посещает Кемерово, его горняки окружают, говорят: «Мы 8 месяцев не имеем зарплаты, хватит врать из Москвы». Вот так жили регионы в тот момент. Зачем мы Европейскому банку реконструкции и развития давали закрывать шахты, а сейчас эти шахты начинаем открывать? Там великолепный уголь лежал, артемовский, сучанский, партизанский. Чьими руками мы все это уничтожали? Я вспоминаю, как автобусы с пьяными шахтерами подгоняли к администрации края митинговать против губернатора. Это для чего?

Неплатежи просто замучили в тот момент. Нам школы надо строить, диабетикам инсулин покупать человеческий, а не конский, хотя тот и дешевле в пять раз. А денег нет. Мы тогда не получали ни рубля трансфером. В 1996-1997 гг. жили по результатам своего труда. И как-то выжили. В том числе благодаря постановлению [Виктора] Черномырдина о фиксированном киловатт-часе. Для Приморья тариф был средним по стране, и это позволило промышленности и краю зарабатывать хоть какие-то деньги. Потом Чубайс, когда стал вице-премьером, это постановление отменил.

А сейчас что? Вот не так давно совещание прошло. Там выступил [Виктор] Ишаев, полпред. Говорит: «Почему у вас в Амурской области для местных промышленников электричество 5 руб. за киловатт, а для Китая — рубль? Что мы туда все гоним, там промышленность развиваем?» Конечно, надо по-доброму с соседями жить, но не в такой же вассальной зависимости...

О коррупции

Мне не нравится это слово. От нечистоплотности ни одна команда не застрахована. Я могу говорить только о своем ближайшем окружении. И здесь была чистота. Вот вспомнить вице-губернатора Игоря Бельчука, или Стегния Владимира, Валентина Кузова, Альфреда Гартмана, Краснова Женю, покойника, Липатова Виктора — это не лица вообще, это сказка. Эти люди с тех времен живут скромно. Директорский корпус, с которым я работал, тоже был замечательный по составу. Тогда не очень понимали, как воровать, тогда с утра до вечера работали. И когда я слышал про «красный директорат»... Презрительно так... Да, красные - потому что давление зашкаливало на работе.

О своем губернаторстве

Это были тяжелейшие годы. Встречаю как-то Виктора Черномырдина, когда он уже стал послом на Украине, и он мне говорит: «Евгений, нам бы такая цена на нефть — мы в шоколаде бы купались!»

До губернаторства я работал на горном комбинате и мало что знал про Владивосток и край. Большую часть времени проводил на производстве в Дальнегорске, а если приходилось летать в Москву в свое министерство, то ехал в аэропорт, не заезжая в город. А когда стал губернатором, все сразу нагрузилось...

За год по тридцать с лишним раз летаешь в Москву, а однажды я слетал 37 раз. Тогда президентской администрацией руководил Сергей Александрович Филатов, кстати, прекрасный человек, а его зам — [Сергей] Красавченко, эдакий демократ первой поры - по-моему, не очень понимал, в какой стране он живет. Бывало, только вернешься из столицы, приезжаешь на работу, а тебя вице-губернатор встречает с телеграммой от них: «Завтра нужно быть». Попробуй не полети в Москву - получишь политическую неблагонадежность. И никого не волнует, что это из Твери или Ярославля на машине приехать можно, а оттуда лететь 8 часов, если ветра нет лобового, а так — все девять. Но что делать? Приходилось лететь...

Знаете, сколько школ мы построили за 8 лет? 29! Столько, сколько весь остальной Дальний Восток (Камчатка, Сахалин, Хабаровск, Амурская область) построил. Я с ума сходил по этому образованию. Каждый год придумывал сельхозсоревнования для детей. Было несколько номинаций: «Хозяюшка дома», «Хозяин дома», «Машинист», «Тракторист», «Агроном»... И всех победителей вывозили раз в году в Корею или Японию. Мне хотелось, чтобы они смотрели на ту жизнь, чтобы понимали, как свою обустроить. Каждый год я устраивал круиз для учителей. И каждый год по трапу поднимался командующий флотом, начальник милиции, кагэбэшник, все силовые генералы, в парадной форме, с кортиками. Все они когда-то были детьми. А многие учителя первый раз видели такие звезды. Это очень эффективный способ поддержать людей. Люди должны знать, что государство стоит за их плечами...

Кстати, за все годы [губернаторства] в Приморье не погиб ни один журналист, из 320 газет ни одна не была закрыта. И если какая-то из них нас за что-то ругала, то я просил вице-губернаторов пойти, посмотреть — может, они правильно поднимают вопрос. Мы же не знаем все стороны жизни края. Может, где-то они вытаскивают какую-то боль. Есть проблема — мы ее всей страной должны решать...

О передаче Хасана

Будни только что назначенного губернатора. Как-то ночью поднимают меня часа в два. Просыпаюсь: надо срочно выехать в Кневичи, встретить министра обороны Китая. Оказывается, приземлились два самолета, оба Ил-62, но один уже с иероглифами, давно у китайцев, а второй — наш, сопровождающий. Из него вышла целая группа русских генералов: очень странно себя вели (некоторых до сих пор вижу — в оппозиции ходят, а когда служили, что-то я не слышал их голосов). И вот среди ночи этот китайский министр бегает туда-сюда, ручки за спину заложил, я за ним. Спрашивает: «Когда будете переносить столбы?» Я говорю: «А я столбы не переношу». У них-то в Китае другая система: губернатор всем командует — и войсками, и таможней, и границей. А у нас губернатор не командует федеральными частями.

Вот так я узнал о проблеме с передачей озера Хасан, где были первые бои Советской Армии в 1938 г., еще до Халкин-Гола, Финской и сорок первого. Стал разбираться. Соглашение, ратификация... Оказалось, что вместе с землей мы должны отдать все хасанские могилы - и как раз накануне 60-летия тех боев. Я был шокирован: Китай получал выход к морю, 20 км территориальных вод и 200 км индустриальной зоны. Как так, почему?

И вот первая поездка с Борисом Николаевичем в Шанхай. По пути он остановился в Хабаровске. Собрали целый зал народа (с ним полетело пять губернаторов приграничных областей, журналистов три самолета). У Ельцина тогда спичрайтером была Люда Пихоя, а пресс-секретарем - Сергей Медведев. И тогда появился суфлер – мы и не знали, что это такое. Его [Павел] Бородин привез из Америки. И вот выступает Борис Николаевич, строка бежит, он говорит, очень хорошо говорит, и вдруг произносит: «Мы не отдадим Большой Уссурийский и Тарабаров. Это наша земля». Это про острова, которые сейчас передали Китаю. Произнес и смотрит на зал. Зал молчит. Он продолжает: «А вот Хасан надо отдать, это норма международного права». Все замерли. А я сидел в переднем ряду: справа от меня - генерал армии [Павел] Грачев и генерал армии [Андрей] Николаев, слева — Россель Эдуард и [Михаил] Николаев, президент Якутии. Угораздило ж меня сесть между ними! И тут Ельцин смотрит на меня и спрашивает: «Да, Евгений Иванович?» Ну что мне было делать? Я встаю, в тот момент, наверное, от давления вообще потерял разум, говорю: «Борис Николаевич, это неправильно, Хасан мы никогда не отдадим». И пошел к выходу из зала, понимая, что в Шанхай я не полечу.

Но когда буря слегка улеглась, на Шанхайскую встречу меня все-таки взяли. Летим, прошли Пекин, подлетаем к Шанхаю. Китайская сторона спрашивает, на борту ли губернатор Приморья и если на борту, то его визит нежелателен. Я думаю: «Посижу в самолете». А когда приземлились и я стал провожать своих коллег, смотрю – к трапу подходит мужчина, прихрамывает на одну ногу. Это был Борис Чаплин, бывший замминистра иностранных дел и посол во Вьетнаме, завершавший карьеру генконсулом в Шанхае. Он говорит: «Евгений Иванович, мнение китайцев изменилось, можете присутствовать, но только в отдельной машине». Как потом выяснилось, это Цзян Цзэминь попросил Ельцина меня привезти. У них шел съезд КПК, и он сказал: «У нас большие успехи во внешней политике, но примером защиты интересов родины может служить губернатор Приморья». Я был знаком с одной китаянкой, переводчицей у Цзян Цзэминя, и она мне тогда сказала: «Господин Наздратенко, у нас в газетах нет большего врага, чем вы». А мой сын потом ездил летом в Англию язык учить, так мальчик-китаец узнал его фамилию и говорит: «Это не твой отец Наздратенко? Он очень плохой человек. У нас земли мало, народа много, у вас земли много, а народа нет». Такое вот мне послание из Лондона привез.

А Хасан мы так и не отдали. Хотя все ратифицировано было. Создали согласительную комиссию, Борис Николаевич послал Примакова в Пекин, он там встретился с Политбюро Китая. Кончилось тем, что вдруг вызывают нашего вице-губернатора в Пекин, и там китайцы подписывают документ, и земли остаются нашими. Мы все вздохнули радостно, а потом я узнал, что когда Примаков туда летал, то Цзян Цземинь, молодец, сказал: «Это же братский русский народ за нас погибал, давайте поймем настроение братского народа». И мы отпраздновали 60-летие боев. Я 47 живых участников нашел, собрал их по всей стране и привез туда. Подняли со дна озера три танка, отдали в музеи, даже моторы им поставили. Как-то нужно было чувство Родины создавать. Хотя нам и советовали не проводить мероприятия — мол, неправильно поймут китайские друзья, Китай же набирал силу.

О буднях приграничных территорий

Еще вот был случай. Год примерно 1997-й. Бывшие «спорные» воды Берингова моря, соглашение по которым [Эдуард] Шеварднадзе [бывший министр иностранных дел СССР] с [госсекретарем США Джеймсом] Бейкером подписали еще во времена Михаила Сергеевича [Горбачева]. Подписать - подписали, а рыбным министерствам ничего не сказали, во всяком случае, никаких указаний не дали. И рыбаки не в курсе.

И вот одно рыболовное судно, «Гиссар», как-то отправилось по обычному маршруту. А американцы не держат границу тупо с автоматами, это прогрессивная страна: у них радиомаяки стоят, которые при нарушении дают сигнал в порт, и уже оттуда вылетают быстрые полудесантные корабли с несколькими десятками человек на борту. Пять часов, и корабли на месте. Ну вот пересекли наши рыбаки линию, и дальше все как у Флинта: летят эти десантники на корабле, окружают судно, влезают на борт, команду запирают в трюм, капитана на капитанском мостике приковывают к перилам, цепляют трос и тянут в свой порт. Капитан обращается к своему руководству, руководство — ко мне, а я по радиоэфиру - ко всем кораблям в Охотском море: прошу бросить рыбалку, подойти к этому кораблю и отстоять его. И ведь бросили, подняли тралы и пошли. Подошли к американскому кораблю, уперлись лагом и толкают его уже в нашу сторону, волокут буквально. А тут еще ветер пошел со стороны Америки. Кончилось тем, что американцы запсиховали, обрубили канаты и умчались – они ведь были уже на нашей территории, и пахло скандалом. Мы даже фильм тогда хотели поставить с Сашей Абдуловым, сценарий написали.

О том, как Владивосток стал городом саммита

Сейчас можно говорить все, что угодно, и приписывать заслуги кому угодно. Но мы никак не попали бы в график городов АТЭС, если бы [Евгений] Примаков, будучи премьером, не подал заявку. И подписывал он ее как глава государства.

Об объектах саммита

Не про качество, а про целесообразность. Мост через Золотой Рог крайне нужен, низководный через Амурский залив - тоже. Дорогу протрассировали абсолютно правильно. Очистные — давно назрели. Водовод — читаем царские документы: город был рассчитан на 117 000, а он давно уже в районе 700 000. Но вот если хотели федеральный институт, то вполне можно было объединить Дальневосточный университет с Политехническим институтом, продать часть зданий в городе и компактно все сделать, тем более что общежития студентов там рядом стоят. Я не критикую создание федерального университета — понятно, что это статусность, но почему нельзя использовать существующие здания? Зачем было возводить целый город на Русском? Я столько лет там служил и знаю: чтобы решить только вопрос воды, нужна целая экспедиция героическая.

Аэропорт – великолепно. Старый уже не просто не справлялся. Но кто его строил? В сильный дождь у «мерседесов», которые стояли на привокзальной пощади, только крыши торчали. Кто-то не знал, что здесь ливни бывают, что дожди и туманы – обычное для этих мест явление? Как можно было создать такую «ловушку»? Очевидно, что задача была не построить, а освоить деньги. И уехать. То же самое с дорогами. Новая сейчас рушится просто, закрыта кусками, объезжаем по старой, нет съездов. Гостей провезли туда-обратно, а съезды якобы потом сделают. Кто сделает, из какого бюджета сделает?

В целом инфраструктурные объекты, конечно, были нужны. С другой стороны, когда 50 лет назад [Никита] Хрущев выделил городу огромные средства, во Владивостоке построили институты с кафедрами промышленного и гражданского строительства, создали полсотни разных училищ, где готовили плотников, бетонщиков, сварщиков, создали «Главвладивостокстрой», много других предприятий – целую строительную промышленность. И создавали Большой Владивосток сами приморцы, своими руками, их не отсекали от этих денег.

Вот и сейчас было крайне необходимо, чтобы в создании объектов участвовали местные жители. Да, ванты, на которых держится мост, конечно, они не могли построить. Но из Москвы тоже привезенных не оказалось — монтировали французы и южные корейцы. Пятьдесят лет назад все гостиницы, многоквартирные дома, горные комбинаты - все делали местные строители. Просто фантастика, какие специалисты были. Их не надо было губить. Был великолепный момент, когда можно было вписать людей в строительство, в освоение. Но им не воспользовались. Надо было не этот дорогущий мост в никуда строить (Нью-Йорк - не самый бедный город, а он не мостами соединился, а паромами), а создать 20-30 предприятий, средних, небольших, и люди бы там работали. Много горных месторождений, лес и прочее. Ты уходишь на пенсию, отдаешь сыну или дочери свои акции, и они дальше работают - и живут по результатам труда. Это надо было делать, а не просто дать денег и ждать.

О реакции приморцев

И вот результат. Никак не может понять руководство страны, в чем дело. Такие гигантские деньги на саммит выделили, а на декабрьских выборах в Госдуму во Владивостоке (в декабре прошлого года. – «Ведомости») в четырех районах выиграли коммунисты и только в пятом, Фрунзенском, победу праздновала «Единая Россия». Хотя какое там праздновала: набрала 31% против 29% у КПРФ. А на последних, октябрьских выборах (в местную думу. – «Ведомости») явка едва добрала до 10%. Почему почти миллионный город не пришел на выборы? Вот я и говорю: просто не надо обижать людей. Денег-то выделили, а пригласить поучаствовать в строительстве забыли. Строили бы саммит руками владивостокцев, и воровства, во всяком случае в таких масштабах, не было бы.

Формат разговора с людьми должен быть абсолютно понятным и уважительным. Не держите 10 лет то, что вы на штыках держали, когда откровенно грабили и уничтожали предприятия. Что, думаете, в один день приедете, пообещаете — и все? Понимать надо структуру людей. Люди никогда не будут тебя благодарить. Много денег в стране? Можно столько создать предприятий, так вовлечь людей в работу, что никаких митингов, никаких сепаратистских настроений не будет. Это чрезвычайно интересная программа для любого президента.

О демографическом кризисе в регионе

По тем же причинам и покидают люди Приморье, да и весь Дальний Восток. Несколько районов края (такие, как Ольгинский район, Красноармейский, Кавалеровский) вообще скоро придется закрывать, они пустеют на глазах, а всё подтягиваем к Владивостоку, как всю страну подтягиваем к Москве. Это невероятно страшно. И к Владивостоку сейчас приписывают поселок Трудовой и город Артем — вот и будем докладывать, что выросла численность. А люди уезжают, и люди сильные, здоровые, которые могут творчески работать. Куда? В Австралию, Америку, Новую Зеландию, Сингапур, Корею. Пенсионеры в Китае, у которого нет таких ресурсов, богатые люди. Вот и в Китай тоже едут.

О министерстве развития Дальнего Востока

Что мы учили в школе? Создание большевиками Дальневосточной республики как буфера между СССР и Японией спровоцировало рост сепаратизма в регионе. Создание отдельного министерства Дальнего Востока может спровоцировать аналогичную трагедию. Лучше дайте представителю президента не 250, а 70 человек в подчинение, дайте ему право второй подписи под бюджетными документами, там, где идут федеральные деньги, дайте право контролировать региональные аппараты — этого будет вполне достаточно. Не надо плодить чиновничьи должности. Их, наоборот, нужно сократить и в Приморье, и на Дальнем Востоке, и во всей стране.

О наболевшем

Я во Владивостоке не был восемь лет. Потому что в системе власти бытовало мнение, что я ревную к этой территории. И когда где-то в интервью меня спросили: «Ну вы же часто бываете в крае?», я ответил: «Да, часто». Но я не был там восемь лет. Я не приезжал, потому что был у меня разговор с одним из кремлевских чиновников. Который как раз и рассказал мне про то, что думают вокруг. Говорит: «Главная твоя ошибка – ревность к краю». Но они не понимают: открытая уголовщина, которая процветала после моего ухода, и убийство такого количества руководителей, замена всех уровней кадров на, скажем, не самых интеллигентных и уважаемых людей... Больше я не был там. Один раз, правда, почти сразу после назначения главой Госкомрыболовства, я попросился слетать обратно. Просто приехал сюда [в Москву] в теплой одежде. Назначили меня в конце февраля, но прямо сразу с наступлением марта стало тепло, а я был в дубленке и меховой шапке. Такой зимний вариант. То есть надо было просто переодеться. Отпрашиваться пришлось у [Виктора] Христенко, он тогда был вице-премьером. Так вот это был мой крайний приезд в Приморье. А потом восемь лет я туда не заглядывал. Даже несмотря на свою новую должность. Я проводил совещания на Камчатке, на Сахалине, но в Приморье не заезжал. Хотя я с пяти лет там, и вся моя жизнь прошла именно здесь: рос, служил на Тихоокеанском флоте на острове Русский, женился, вырастил двух сыновей.

О детстве и спорте

Эти горняцкие поселки такие тревожные, там защищать себя надо. И я занялся боксом. Мать была недовольна: «Сын, ну я же тебе дала достаточно приличное лицо, ну что ж ты так?» Глаза позашиты у меня, нос расплющен, даже тут уже работаю — мне все время в ЦКБ говорят: «Ну давайте прооперируем, все же сломано». На телевидение приходишь — не всегда прилично. А ровесники мои детские сейчас чемпионы мира и Олимпийских игр. Все оттуда - из Магадана. Сильная школа. Но к ним лучше на ринге не попадать: все мальчики росли в жестких условиях и на ринге буквально умирали. Я тогда не попал с ними в весовую категорию. А когда разломали все лицо, ушел в легкую атлетику. Тоже вошел в сборную Дальнего Востока, но уже в беге на 110 м с барьерами, и меня взяли на чемпионат СССР в Смоленск. Я, правда, там ничего не показал, но зато встретился с таким количеством талантливых ребят, что до сих пор помню. Не знаю, правда, где они все теперь.

О доме во Владивостоке

Меня совершенно не тянет к Москве. Я по натуре тот, дальневосточный. Хотя и не совсем в Приморье родился: в Северокурильске, где разворачивалась эскадра японских авианосцев, чтобы ударить по Перл-Харбору. Когда приехал [в столицу], жил в гостинице «Россия», потом, когда приехала жена, сняли квартиру на проспекте Мира. Собственную квартиру ведь мне дали только через три года и семь месяцев. Жил на чужой территории и не мог заснуть: все вспоминал кедры, посаженные своей рукой, дорожки свои около дома...

Это был домик военного губернатора Приморской области барона [Павла] Унтербергера. После революции, в 1930-х гг., в нем жили секретари крайкома партии. Несколько секретарей. Начиная с 1935 г., когда пошла расстрельная волна, дольше полугода они не держались. Здесь, в Москве, на Новодевичьем кладбище целая категория расстрелянных секретарей лежит. В доме три комнаты: у губернатора было две, третью достроили последующие жильцы. На дворе семь слоев асфальта (как кто-то новый заселялся, сразу меняли асфальт), а между ними муравьи ютились. Вот такая была дачка.

Квартиру мне, конечно, дали. Неплохая, наверное, была бы квартира. Но в Центральном округе Владивостока был такой священнослужитель Валентин - бывший десантник, красавец, метр девяносто рост, с бородой. Он все хотел мальчика в семье — у него четыре девочки родились, а он все бился до победы. Я и отдал ему квартиру. Подумал: сколько я удержусь губернатором? Я был против передачи Курил, против передела границ, против приватизации. Сколько меня еще Борис Николаевич будет терпеть?

О визите Контрольного управления

Несмотря на то что в 90-е [коммунистическую] партию лягали как могли, я, поездив по Приморью, не мог не отметить заслуги одного из бывших руководителей края — первого секретаря Приморского краевого комитета партии Ломакина Виктора Павловича. В свое время он из аграрного региона сделал настоящий промышленный кластер. Я попросил мэра города пригласить его на торжественное собрание в честь юбилея Владивостоке, и он откликнулся. Собрание проходило в Доме офицеров флота. Мы встретились. «Здравствуйте, Виктор Павлович, я Вас знаю по фотографиям и по делам». «Здравствуйте, а я Вас по телевидению». А он уже послом в Чехословакии отработал и вернулся. Разговариваем, я смотрю, а рубашка - из-под пиджака выглядывает - простенькая совсем. Когда мы остались вдвоем, спрашиваю: «А на что Вы сейчас живете?» «На пенсию», - отвечает он. Ну и за Героя соцтруда давали там небольшие надбавки.

И я стал узнавать, что можно сделать. Выяснилось, что по действовавшему тогда закону бывшим руководителям территорий краев можно платить до 80% оклада действующего губернатора. Но это касалось только председателей крайисполкомов или облисполкомов. А про первых секретарей ничего указано не было. Но я сказал: [Дмитрий] Карабанов, [Илья] Штодин, это два председателя крайисполкома, и Ломакин – распоряжением губернатора платить по 80% в качестве добавки к пенсии. Мне это многого стоило в личном плане. А ведь Ломакин на пике своей карьеры много беды принес моим близким друзьям, врачам, которые много сделали для моей семьи, для моего сына.

А дальше... Контрольное управление приехало. В недочет мне поставили. Растрата, чуть ли не воровство. Когда я потом встретился с Ельциным, сказал ему: «Борис Николаевич, но они же создали столько». Ельцин на редкость добрый и справедливый человек был. Он много от меня терпел, но он знал, что в тяжелые моменты – на выборах или когда Конституцию принимали - я всегда буду на его стороне... В итоге с меня высчитали за несколько месяцев, а я снова стал платить. Должна же какая-то справедливость человеческая быть...

О криминале

Когда я учился, а учился я во Владивостоке, все набережные, особенно у кинотеатра «Океан», всегда были заполнены молодежью, детьми: было шумно, весело. Но когда я приехал во Владивосток работать, на второй день прихожу в администрацию, открываю дверь в кабинет и слышу ужасный рев за окном, как будто пароходы загудели. «Что это?» - спрашиваю. «А это «братва» своего очередного погибшего «братана» хоронит», - отвечают мне. Выхожу на балкон, а по Океанскому проспекту и Светланской улице спускается огромная колонна машин — в несколько рядов идут, все трамваи встали, люди стоят, опустив голову. Я был поражен. А когда прошла неделя-две, понял, что после 20.00 - а я обычно примерно в это время уезжал с работы - весь город как будто вымирал.

Начальником КГБ тогда был Кондратов. Заходит как-то ко мне и протягивает аналитическую записку о криминальной обстановке в крае, чтобы я был в курсе, и просит расписаться. Пять банд, в каждой по 400-700 человек. Я в первый раз расписался. Когда он пришел в следующий раз, я говорю: «Послушайте, вас 1500 чекистов, 32 000 милиционеров. Вы мне зачем эти данные приносите? Вы лучше расскажите, что сделали, чтобы погасить этот бандитизм».

В общем, в следующий раз, когда были очередные похороны, я милиционеров предупредил, что ответят погонами. И там было несколько отважных командиров. [Заместители начальника УВД Приморского края] Юрий Орленко и Виктор Гаврилов, например. И вот однажды решил собрать всех бандитов. Сказал, чтобы приходили в костюмах. Не в куртках и не в цепях. И сказал им: занимайтесь бизнесом, но прекращайте город терроризировать. Кто понял, кто не понял, но через какое-то время мы навели здесь порядок.

Только в первый год моей работы мы изъяли в машинах автоматов, карабинов, пистолетов 2370 штук. Останавливали и досматривали. Люди были вооружены невероятно. Четверым даже жизнь спасли. При досмотре в багажниках их связанными обнаружили. Их за город везли убивать.

Ненависть ко мне была у бандитского мира страшная. Дом подожгли. Все тогда же — в первый год. Ночью собака меня тыркает. А всё уже в огне. Газовая пуля, видимо. Я окно выбил, и жена через него вылезла. А я мальчишек растолкал. Ничего, обошлось. Правда, все сгорело. Даже зубные щетки потом пришлось покупать.

О крейсере «Варяг»

Легендарный “Варяг” - тот, что участвовал в русско-японской войне, - затонул. Его потом японцы подняли, котлы ремонтировали. Строился новый “Варяг” на Украине, в Николаеве. Вместе с еще одним - “Петром Великим” (он строился на Балтийском заводе в Санкт-петербурге). Но Россия не смогла оплатить оба, и выбор, к сожалению, пал не на “Варяг”. Сейчас Путин бы его выкупил, но тогда денег не нашли. И когда стало понятно, что новый “Варяг” мы не получим, я попросил снять с Камчатки другой крейсер - “Червону Украину” - и перебросить его во Владивосток. Для этого пришлось даже во Владивостоке 100-квартирный дом построить, чтобы офицерам с корабля было где жить. Мне очень нужно было, чтобы на Тихом океане, на главной базе нашего флота, появился “Варяг”.

Ну и что? Взяли “Червону Украину”, переименовали, на “Дальзаводе” приварили новую надпись. И уже “Варяг” должен был дойти до места гибели моряков легендарного предшественника и канонерской лодки “Кореец”. А это мимо южнокорейской границы. Что мы сделали? Очистили от боезапасов, топлива, груза. Он всплыл, насколько мог. Покрасили. Не в доке, как это обычно делается, а прямо в бухте. Правда, только один борт, тот, что будет виден корейцам. А что я корабли, что ли, красить должен? Это должны делать государство, флот. Потом снова загрузили, уже без боезапасов, конечно. Он присел и пошел. Весь такой красивый. В той нищете мы пытались какую-то гордость, какой-то смысл придать своей жизни...

О трагедии на границе

Как-то ночью мне звонит командующий пограничными войсками Дальневосточного округа и говорит: “Евгений Иванович, у нас в районе Южных Курил стоят 149 японских шхун, сейчас будут входить в наши воды”. И за год у них было 36 000 таких судозаходов. У нас рухнула там граница. Наши погранцы их слушают на УКВ, но корабли прикованы, топлива нет, все развалилось. И вот он мне звонит, а это даже не моя территория. Да и вообще в море не губернатор командует, а федеральные войска. Но штаб погранвойск находился во Владивостоке, и генерал не хотел брать на себя ответственность. Я спрашиваю: “А что у вас есть?” Он говорит: “Три вертолета”.

- Какие?

- Ми-8МТ.

- Чем вооружены?

-12-миллиметровым пулеметами.

- Вы сами стреляли когда-нибудь? Можете разбить нос у одной из шхун?

И он нанес удар. Шхуна подпрыгнула на волне, вертолет дрогнулся на воздушной восходящей, и очередь прошла по рубке. Погиб капитан шхуны, матрос... Разорались на весь мир. Я, конечно, отказываться не стал. Прикрыл и генерала, хотя кто я такой? Сказал, что это я попросил. Посол России в Японии [Людвиг] Чижов тогда мне сказал: “Евгений Иванович, вас, наверное, снимут с должности”. Телефон дома заработал в 5 утра. [Министр иностранных дел Андрей] Козырев позвонил: “В 9 утра будешь в Лефортово сидеть”. Я ему ответил: “Успокойся, мне 9 часов до вас лететь”. Веселые времена были. Меня, конечно, потом долбали, как могли. Но я продолжал работать. Просто накапливалась масса недовольства ко мне. Но после этой драки было всего пять или семь попыток приблизиться к нашей границе. Потому что страна показала силу. Перестали наши воды грабить, сели за стол переговоров, стали торговать цивилизованно.

О наводнении в Северокурильске

Из родного города мы переехали, когда мне было около трех лет. Хотя «переехали» — неправильное слово. Вот недавно одного профессора спросили, какое самое сильное землетрясение в мире. Он говорит: «1952 год - удар по Курилам». Собственно, эта катастрофа и стала причиной нашего переезда. Я почти ничего не помню, но когда мама рассказывала, то я все задавался вопросом: как она это пережила одна с двумя детьми на руках?

Тогда, после войны, система оповещения, особенно японская, была отличная: радио оперативно сообщало, мгновенно работали ревуны. В общем, в два часа ночи нас стали поднимать. Мама схватила нас с сестрой (Зина на полтора года меня старше, ей тогда 4 года было, мне 2,5, а маме — 26, тоже девчонка), выскочила из дома, а сама она невысокого роста была, и побежала к ближайшей сопке - Сигнальной. Бежит и видит, что не одна, целая толпа тоже туда бежит. Рассказывала: «Глянула на порт (а Северокурильск — маленький городок, послевоенный), все корабли, которые были в бухте, на бок ложатся». Волна же при землетрясении уходит, а потом приходит — и она пришла в 70 метров. Мама говорит: «Мы бежим, бежим, в гору, в гору, десятки, сотни людей, а океан пошел, два часа ночи, так страшно — половину звездного неба вода закрыла. Охватывает ужас, многие не верят, просто останавливаются. А он идет: накрывает дома, облизывает сопки».

Рядом, по маминым словам, пара бежала — он невысокий мужчина, а она полная женщина. Он все ее за руку тянул. И она говорит: «Ты оставь меня, Павел, не могу, сердце уже рвется». Они упали, и мама упала уже без сил. А вода лизнула эту женщину по ногам и остановилась. Мама ее встретила потом во Владивостоке, спросила, как жизнь. Оказалось, что Павел умер. Вот так — спас ее, а сам умер. А она осталась жива, и мы с Зиночкой, благодаря маме, остались живы.

Сколько человек тогда погибло, никто не знает (по официальным данным, 2336 человек. - «Ведомости»). Тогда об этом не говорили, но я знаю, что помимо городского населения (всего около 6000 человек) в долине стояли дивизии Рокоссовского — на Сахалине, Курилах. Как шла волна, так их всех в палатках и закрутило. Думаю, 10 000 — не меньше. Ну кто их будет считать? Гибель была страшная.

Мама потом меня просила: «Сын, а не мог бы ты там поставить крест какой-нибудь?» Только кто же мне даст? А недавно, когда было землетрясение в Японии, и наши островные заволновались, вдруг смотрю — в газете решение Северокурильского городского совета о восстановлении лестницы, которую построили после того цунами. Она за эти 50 лет сгнила, а по ступеням же лучше, чем по кочкам. Как все в жизни повторяется...

О своих стройках

В 1990-х гг. денег на строительство в краевом бюджете не было. Приходилось привлекать инвесторов. Вот международный терминал в аэропорту я построил с помощью японского Niigata bank, гостиницу во Владивостоке - вместе с корейской Hyundai. Причем с Hyundai, так мы назвали гостиницу, пришлось помучиться. Землю, на которой она стоит, я у одного местного банка забирал. Мы им отдали другой участок на площади, где они храм сейчас строят. Но там уже от банка были набиты сваи — пришлось их выдирать. А что было делать: не построили бы гостиницу, кто бы сюда приехал?

Об основателе Hyundai Чон Чжу-ёне

Когда открывали Hyundai, привезли почетного председателя и основателя компании (Чон Чжу-ёна), он умер спустя несколько лет. Ему тогда 80 с небольшим было. Он мне рассказывал: «Шел 1953 год, только закончилась война на Корейском полуострове, и я колотил колотушкой, мостил дороги. На углу банк был, и в нем я часто видел банкира, американца. Я все хотел к нему подойти - и как-то, набравшись смелости, подбежал, говорю: «Господин президент банка, выслушайте меня, дайте мне 15 минут». Он смотрит на меня — думает, видимо, как от меня отвязаться, и говорит: «Семь минут». И я прямо в грязной одежде зашел, стал говорить - и говорил 47 минут. Так я получил свой первый кредит. Теперь Hyundai — это не просто компания, а целая корпорация: машины, электростанции, электроника. Его сын [Чон Мон Чжун] — почетный вице-президент Международной федерации футбола.

Еще мне запомнилась другая история про этого удивительного человека. Его сын мне ее рассказывал. Очень показательная, кстати. У Чон Чжу-ёна была девушка, с которой ему пришлось расстаться в 1953 г. из-за корейской войны - она осталась на территории Северной Кореи. И вот спустя годы, когда он уже стал одним из крупнейших корейских промышленников, он попросил у Ким Чен Ира встречи с ней. Чтобы увидеться, пришлось заплатить коровами. Картина, конечно, была потрясающая, когда тысячу коров гнали по демаркационной линии. Приехал - какая-то старуха сельская, забитая. Он встал перед ней на колени, руки ее держит и спрашивает: «Скажи, что я могу хорошего тебе сделать?» Она молчит. А он тогда: «Давай я построю для твоей страны электростанцию в подарок». Построил или нет, я не знаю, но он очень хотел, чтобы страны снова стали одним целым, и много сделал для объединения.

Первый раз в Россию, если не ошибаюсь, Чон Чжу-ён прилетал в самом начале 90-х гг. В Хабаровск — во Владивосток тогда нельзя было, он был еще закрыт. И Володя Стегний (один из вице-губернаторов при Наздратенко. - “Ведомости”) поехал его встречать. А тогда командировочные $15 в сутки были. Он прилетел совсем поздно и просит: «Володя, а ты не мог бы меня покормить?» А все закрыто уже. Чжу-ён ничего не понимает: когда он прилетает в Америку, его американский президент встречает, как можно не покушать, ведь у него если не второе, то третье состояние на планете. И Володя пошел к девочкам в гостинице, дал им по три доллара, покормите, мол, хоть чем-то. Принесли какую-то кашу ячневую, он ее съел. «Володя, а можно чаю?» Какой чай! Какую-то жирную воду налили, а он ничего - пьет этот «чай». В дверях помощники стоят, «Спидола» работает. И тут он говорит: «Володя, а можно я потанцую с одной из них?» Володя подходит к дамам и говорит: «Девочки, осталось по доллару, станцуйте, пожалуйста». Ну встал Чжу-ён, покачался-покачался, сел. Говорит: «Володя, можно я им по 100 долларов дам? А то скажут, что я нищий». Дал по 100 долларов. «А можно я еще по 300 дам?» Дал еще по 300. «А можно я им дам каждой по 10 000, чтобы они потом прилетели и остановились в моей гостинице в Сеуле, в Lotto?» Боже мой, они потом прилетели оттуда — полные сумки всего. Прошло много лет — одна еще работала. Как-то встретила Володю и говорит: «Слушай, а нет у тебя больше такого корейца? Вспоминаем, как праздник».