Игорь Гурович: «Не надо «вибрировать», надо просто делать качественно и хорошо»

В Москве разгорается дискуссия о необходимости новой системы городской навигации. Прошлой осенью в центре появились стрелки в красных рамках, указывающие путь к достопримечательностям. В мае этого года агентство «РИА Новости» пообещало открыть у себя дискуссионную площадку по теме навигации. Примерно тогда же в ВШЭ сообщили о намерении объявить конкурс на дизайн надомных и других табличек с призовым фондом в 25 000 рублей. Две недели назад эстафету принял Комитет по архитектуре и градостроительству Москвы. Невзирая на отсутствие руководителя (главный архитектор недавно подал в отставку, а нового пока не назначили), ведомство опубликовало на своем сайте предварительную концепцию оформления городской системы навигации. Дизайн надомных табличек и указателей предлагается разделить на четыре стиля: «старый город», «срединная зона города 1», «средняя зона города 2» (так и написано – «срединная» и «средняя») и «современный город». Также комитет собирается оформить указатели для перекрестков, стойки с картами и указателями и т. д. Дизайнерская общественность в общем и целом осудила качество спроектированного. Но «Пятнице» этого решения показалось мало, и она решила уточнить детали у известного графического дизайнера, одного из основателей дизайн-бюро Ostengruppe (участвовавшего в оформлении ММКФ и «Кинотавра»), разработчика фирменного стиля олимпийской сборной России и победителя многочисленных профессиональных конкурсов, а ныне арт-директора компании ZOLOTOgroup Игоря Гуровича.

– Что скажете о концепции Комитета по архитектуре и градостроительству? Видели их таблички?

– Существующие таблички не то чтобы хороши собой, новые от них мало отличаются и также не столь хороши. VIP-таблички для домов разной высоты – абсолютное кокетство (стиль «Старый город» представляет собой золотые буквы на коричневом фоне. – «Пятница»). Зачем имитировать то, что ушло благодаря лужковскому евроремонту? Живые дома перестраивали, выхолащивалось все: дух, время, наращивались этажи. Половина исторической застройки в центре города порушена, и на ее месте построили какой-то турецкий шик. На шик, на улице Никитской, какую будем табличку вешать, если он из стекла и бетона? Или вот возьмем использование шрифта. В данном случае уменьшено межбуквенное расстояние, чтобы текст поместился в выделенный прямоугольник, в результате появляется ощущение дурацкой суетливости. Слово «Волгоградский» читается «влггрдск» – ему тесно. Понимаете, города ведь серьезно занимаются такими вопросами. Есть задача – сообщить достойный и правильный текст своим жителям. Но это влечет за собой другие вопросы: какие должны быть пустоты в написанном, в каком оно оказывается поле и в каком окружении, это все очень важные вещи. Буквочки, они же – интонация, мелодия.

Впрочем, не это главное. Жизнь очень меняется, и меняется коммуникация, ее задачи. Вывески на домах – это часть чего-то большего. Как город себя ощущает, такой текст он и произносит, с какой интонацией, такие таблички и висят.

– То есть нет ощущения, что была проведена масштабная работа?

– Ощущения нет. Смотрите, например, Москва хочет сообщить: «Мы – город со славными советскими традициями, у нас семь высоток, мы – уникальный памятник тоталитарной культуры, и мы говорим со всем миром и гражданами на имперском языке». Тогда появляются большие золотые буквы на больших поверхностях и т. д. Это может быть очень красиво. Или мы говорим: «У нас город нанотехнологий, потому что в Москве живут Медведев и Чубайс» – и тогда придумываем какие-то другие буквы, носители информации, технологии производства, меняем частоту оповещений. Таблички – инструмент донесения текста. Для определения цели этого инструмента необходима команда, где были бы внятные и толковые чиновники, носители сакрального знания о том, что будет с городом происходить. Они сказали бы: чтобы в Москве жилось лучше, а горожане стали веселее и богаче, надо построить 500 заводов, или пригласить пять миллионов туристов, или что-нибудь еще. Потом к чиновникам присоединяются философы, стратеги, социологи, которые пытаются перевести эту задачу в проектную плоскость, и с их наработками должна еще согласиться общественность, что сложно. Это же большая, дико интересная и важная история – такой «текст», который должен всех объединить. Потому что это не для чиновников. Это для горожан. А город еще и увеличился только что – вот он, повод наконец разобраться, что с Москвой происходит.

И только когда сформирован социальный заказ, приглашаются архитекторы, графические дизайнеры, конструкторы, художники – туча народу. И вот когда вся эта команда собирается под понятными и всем симпатичными знаменами, тогда может быть хороший результат. Тогда, собственно, до этих табличек и руки дойдут, но не первым пунктом.

– Вы можете привести какие-то положительные примеры решения подобных задач?

– Есть много городов с типографической культурой. Так, англичане не поменяли гарнитуру Gill Sans в лондонской подземке, считая ее национальной гордостью. Как архитектор Эрик Гилл нарисовал ее почти сто лет назад, так она с некоторыми модификациями живет и сейчас. Их подземка общается с людьми языком, на котором общалась почти век назад. Мне достаточно комфортно в Париже: объясню, может быть, не очень точно, но эмоционально понятно. Они зафиксировали многие носители городской навигации лет 40-50 назад и теперь их репродуцируют. Там после событий 1968 года появилась популяция молодых талантливых левых художников, которые сначала боролись с капитализмом, а потом стали частью этого самого капитализма, достаточно успешно сохранив живость и бодрость языка. В результате у них есть интонация общения с внешним миром через городской текст: плакаты и другие бумажки. Эта история, может быть, излишне артистичная, но в ней есть хорошее ощущение духа города. Меняли-меняли, потом зафиксировались на какой-то вещи, поскольку она всем понравилась, и решили, что так будет всегда. Они, кстати, не сменили изначальный способ коммуникации в метро (частоту и тональность сообщений), который там с начала тысяча девятисотых. Они себе сказали: это Париж, эти вещи должны остаться частью городской культуры. В парижских табличках, кроме сообщения о том, что это за дом и на какой улице он находится, зашито еще очень много всего. И ты чувствуешь внимание, и любовь, и уважение. А потому это переходит в сувениры, транслирующие городскую культуру.

– Ну это же все принципы, сформировавшиеся в прошлом. Может, уже не надо догонять, проскочим этот этап, а тут уже на подходе очки Google с картой перед глазами?

– Ну я же не вижу страну как гуглмэп. Я все же хожу по улицам, для меня важно, каков асфальт, убран ли снег, удобно ли добраться. А разницы между LED-экраном и эмалированной табличкой ровным счетом никакой. Иногда вторая лучше, зависит от задач.

Вспомните, как меняется графический дизайн в Европе, с переходом из одного района в другой. Ты попадаешь из буржуазного района в студенческий, и сразу картинка и буквы другие. Это сообщение: дальше – новый район, ребята живут по своим правилам, у них все другое, в этот магазин, театр, на выставку может быть и не надо заходить. Однако общегородской текст остает­ся единым. В нашу компанию периодически приходят представители разных территорий – ЗиЛ, парк Горького, – их задачу проще решить, чем общегородскую. Знаете историю про Массимо Виньелли, который сделал карту нью-йоркского метро? Негритянская община подала на него в суд, потому что не смогла разобраться. Очень красивая карта, вошла во все учебники, является иконой дизайна, но быстро была изъята из обращения, потому что одна община привыкла к старой, а тут другие линии, другие цвета.

– А в Москве есть или, может, были хорошие элементы того, что вы называете городским текстом?

– Таких вещей миллион. В конце XIX – начале ХХ века типографии были немецким бизнесом и сделали огромное количество прекрасных кириллических шрифтов. Когда мы смотрим старые фотографии Никольской улицы или Кузнецкого Моста, ничто не режет глаз, нам все нравится, значит, был какой-то опыт, когда архитектура и типографика жили вместе вполне гармонично. Буквы тогда рисовали в том числе и очень хорошие русские художники. Последняя эпоха, когда Россия была адекватна мировому дизайну, – 1960-е. Ровно такие вывески были и в Америке, и в Англии, последний большой глобальный стиль. И опять же было много хороших художников, которые им владели. Посмотреть журнал 1960-х – прекрасно нарисованы заголовки. Были 1930-е – дико качественные. Огромное количество пластов, из которых можно что-то «дергать».

– Вы все время упоминаете группы талантливых художников. У нас сейчас такие есть, которые смогли бы с этим справиться?

– Мне, как дизайнеру, неприятно это говорить, но дизайн – штука в городском брендинге не самая важная. Если задание внятное, то и решение внятное. Тут не надо «вибрировать», надо просто делать качественно и хорошо. Если человек говорит: я солдат, и мне нужны сапоги, то сапожник не будет переспрашивать: может, тапочки или кедики? Сделать так в Москве может достаточное количество людей, но кто-то должен сказать: СА-ПО-ГИ. При этом для художника такой заказ – мечта, если получится сделать толково, хорошо, умно и с пользой для окружающих. Есть Милтон Глейзер – гениальный дизайнер, один из любимых. Но помните ли вы, что он сделал, кроме I love New York. А есть, в общем-то, и получше работы. Однако именно эту знает весь мир. Дизайнеру ужасно важно придумать свой мир и зафиксировать его в реальности. Создать большую среду, наполненную твоим ощущением жизни – это здорово.

– К вам обращались какие-нибудь российские города на тему навигации или брендинга?

– Наша компания готовила эскизное предложение по визуальным коммуникациям для Большого Сочи два года назад. Мы работали с Пермью.

– Как оцениваете историю про пермский дизайн?

– Хорошо, что этот опыт был, но он ни к чему не привел. Людям говорят: вы живете так, а можете жить по-другому, лучше. То, что в остановки вкрутили лампочки, это же хорошо, даже если не нравится дизайн – светлее стало. Поставили букву «П» – она может не нравиться, но не было ничего, а появилась такая вот штука. Но социального заказа не последовало, пространство отторгает. Ужасно жалко, наверное, теперь подобные большие и амбициозные проекты в русских городах невозможны. Быть может, что-то будет происходить по чуть-чуть. Но «по чуть-чуть» закрывает проблему сегодняшнего дня, а настоящий бренд должен решать проблему завтрашнего.

– Вот были какие-то конкурсы, где появлялись логотипы столицы со смайликами. Бренд должен быть позитивным?

– Вообще хорошие бренды никогда не бывают негативными, но у них есть характер. Вот был I love NY, теперь – достаточно жесткое и брутальное NYC. Исполняет новую функцию – подпись под сообщением. Смайлы я бы расценивал не как доброту, а как глупость, я бы не хотел жить в таком городе. Такие конкурсы – профанация, потому что никто не понимает, что про этот город говорить. В результате все говорят банальности: они могут быть талантливые и веселые, либо абсолютно не веселые и бесталанные. Но никто же текста не знает, пытаются текст заменить картинкой. Все время кажется, что это делается, чтобы кому-то о чем-то рапортовать, и ужасно жалко денег, сил, жалко, что могло быть сделано по-человечески, а вместо этого все время получается то, что получается. От этого тошненько.