Как два главных героя пытаются ужиться в романе «Анна Каренина»?

Российский писатель, литературовед и литературный критик Павел Басинский выпустил новую книгу «Подлинная история Константина Левина», в которой пытается ответить на вопросы: зачем в «Анне Карениной» нужен Константин Левин, зачем Толстой отдает ему (с Кити и без нее) половину своего романа, как Левин отражается в других героях романа – Облонском, Вронском, Анне и даже Каренине и др. В книге приводятся в пример черновики и дневники Льва Толстого, а также фотографии из архива Государственного музея писателя и музея-усадьбы «Ясная Поляна». С разрешения издательства «Ведомости. Город» публикует отрывок о том, как знакомятся два главных героя в романе и почему черновик так сильно отличается от окончательной редакции книги.

Левин – «беззаконная комета» в «кругу расчисленных светил» героев романа. Если верить дневникам Софьи Андреевны Толстой, в изначальном замысле Анна была исключительной героиней, а все остальные лица – спутниками ее планеты. Впервые идея «Анны Карениной» возникла за три года до работы над романом. «Вчера вечером он мне сказал, – пишет Софья Андреевна в дневнике 24 февраля 1870 г., – что ему представился тип женщины, замужней, из высшего общества, но потерявшей себя. Он говорил, что задача его сделать эту женщину только жалкой и не виноватой и что как только ему представился этот тип, так все лица и мужские типы, представлявшиеся прежде, нашли себе место и сгруппировались вокруг этой женщины». 

Так и происходит в романе. Все лица и мужские типы группируются вокруг Анны. Она одна является истинной героиней, а все остальные становятся героями только благодаря ей. Они ведут себя, соотнося свою жизнь с ее поступком. Кроме Левина. Его жизнь идет независимо от Анны, если не считать того, что Анна коварным поведением на балу отчасти способствовала его женитьбе на Кити. Но Вронский и так бы на Кити не женился. Это Толстой отчетливо дает понять еще до встречи Вронского с Анной в вагоне поезда. Но если бы Вронский на ней не женился, то, по понятиям XIX в., ее репутация невесты была бы подорвана и без всякого участия Анны. В московском обществе были уверены, что Вронский вот-вот сделает девушке предложение. В этом была почти уверена и мать Кити. Но Вронский вернулся бы в Петербург к своим армейским товарищам, а Кити с матерью остались бы у разбитого корыта.

Отъезд семьи Щербацких за границу был связан не только с душевной болезнью Кити, но и с желанием на время спрятать девушку от слишком выразительных взглядов московских матрон и их дочерей. Левин, сделавший Кити повторное предложение, несмотря на обиду, которую она ему нанесла, поступал не только по любви, но и как благородный человек. Однако это был исключительно его выбор. И он никак не зависел от Анны.

Нетрудно заметить, что Левин – единственный из важных персонажей «Анны Карениной», который знакомится с Анной только в самом конце ее романа, в седьмой части. Знакомится случайно, потому что Стиве в винном подпитии вздумалось повезти Левина из Английского клуба к своей сестре. Стивой движут братские чувства, ведь с его сестрой никто из «приличных» людей не общается. С другой стороны, он поступает нехорошо, потому что знает о беременности своей свояченицы и о том, что знакомство Анны с Левиным ей точно не понравится. Толстой не раз указывает на то, что, как бы Кити ни была счастлива с Левиным, она не простила Анне ее поведения на балу. Мол, такое женщины не прощают. 

Левин при первой и единственной встрече с Анной был очарован ею. Впрочем, она сильно постаралась для этого, использовав свои женские чары и приемы. Например, разговаривая со Стивой и своим издателем (Анна написала книгу для детей), она на самом деле обращается к Левину, намекая, что только он в этой компании ей интересен. Безотказный прием обольщения! Заметим также, что Левин, как и Стива, прилично выпил в Английском клубе. Так что произвести на него впечатление такой женщине, как Анна, было нетрудно. Дальнейшее известно. Левин вернется к Кити, расскажет ей о встрече с Анной, она по его глазам все поймет и устроит истерику. Проговорив всю ночь, они помирятся.

На самом деле это один из самых странных и загадочных финальных эпизодов романа. Зачем он? Ко времени встречи с Анной Левин уже знаком со всеми главными персонажами. Со Стивой они давние приятели. Долли как женщину и мать он чуть ли не боготворит. С Вронским они знакомятся в самом начале романа, в доме Щербацких, после неудачного предложения Левина Кити. С Карениным они случайно оказываются в одном отделении вагона, когда Каренин едет в Москву по делам и чтобы устроить развод с женой, а Левин возвращается с медвежьей охоты. Потом они еще раз встречаются – в доме Щербацких, когда Левин второй раз делает предложение Кити. Светский круг был тесен не только в Москве и Петербурге, но и при выездах за границу. Эти люди были связаны друг с другом, как мухи в патоке. Находясь на водах, Кити, еще не будучи женой Левина, знакомится с его братом Николаем, который болен чахоткой. Потом она вместе с Левиным, уже ставшим ее мужем, будет присутствовать при смерти Николая в провинциальной гостинице. В тот день, когда он умрет, она узнает от доктора о своей беременности. Зачем Толстому понадобилась эта линия?

Ответ вроде бы прост. Это сама жизнь в ее непредсказуемости. Но не все так просто. Почему-то роман Толстого устроен так, что Левин «непредсказуемо» знаком со всеми главными героями, кроме Анны. Да, Левин живет в основном в деревне, а Анна – в Петербурге, за границей или в Москве. Но что мешало им «непредсказуемо» познакомиться в начале романа в Москве, когда они были там одновременно? Что мешало им «непредсказуемо» и совершенно «случайно» встретиться за границей? Ведь и Левин туда выезжает. 

Наконец, имение Левина Покровское находится в семидесяти верстах от имения Вронского, где Анна с любовником проводят целое лето. Долли потребовался неполный световой день, чтобы доехать из Покровского в Воздвиженское и пообщаться с Анной, которую она, несмотря ни на что, любит и которой благодарна за то, что она когда-то помирила их со Стивой. Левин в это время встречается с Вронским в губернском городе на дворянских выборах, у них обоих есть «шары» от своих уездов. Левин любопытен по части устройств чужих имений. И казалось бы... Два соседа. Вместе участвуют в дворянских выборах. Но имениями не сообщаются. Не потому ли, что там находится Анна, а встречаться с ней ни Кити, ни Левину не с руки. И опять что-то мешает познакомиться двум главным героям романа. Или героям двух романов?

Но обратимся к черновикам. Чтение черновиков «Анны Карениной» – занятие не для слабонервных. Когда младшая дочь Толстого Александра Львовна вместе с братом Сергеем Львовичем в 20-е годы стала разбирать рукописи отца, готовя полное собрание сочинений, она была изумлена... У нее создалось впечатление, что черновики писал какой-то другой человек.

Мало того, что Толстой путается в именах, в одной и той же фразе называя одного героя разными фамилиями. Он путается во временах, в возрасте героев, в количестве их детей. Впрочем, эта особенность романа осталась и в чистовой редакции. Но главное – стиль, стиль! Разницу между черновиками и окончательной редакцией нельзя даже сравнить с разницей между эмбрионом и ребенком. Это – разница между уродцем и красавцем.

В окончательной редакции «Анны Карениной» появление Вронского у Щербацких и впечатление, которое он производит на Кити, описано скупо, но с несравненной художественной правдой.

– «Это должен быть Вронский», – подумал Левин и, чтоб убедиться в этом, взглянул на Кити. Она уже успела взглянуть на Вронского и оглянулась на Левина. И по одному этому взгляду невольно просиявших глаз ее Левин понял, что она любила этого человека, понял так же верно, как если б она сказала ему это словами.

Шедевр! Впечатление, которое производит на влюбленную девушку появление в гостиной ее молодого человека, показано глазами уже немолодого мужчины, который сам влюблен в эту девушку, но только что получил от нее отказ.

А вот черновик. Здесь граф Вронский еще именуется Удашевым.

– «Она была так увлечена Удашевым, он был так вполне предан ей, так постоянно любовались ею его глаза, что губы ее не развивались, а, как кудри, сложились в изогнутую линию, и на чистом лбу вскакивали шишки мысли…»