Российское ноу-хау
Когда в конце 1980-х гг. начались серьезные проблемы на финансовых рынках США, сначала в Америке, потом в Швеции, потом во многих других странах возникла идея создавать инструменты и институты, которые могли бы оперировать с неработающими, non-performing, активами банков и помогать кредитным учреждениям выходить из кризисных ситуаций.
В мире существуют две очень четко отличающиеся модели работы в этом направлении. Первая – такая, когда мы можем говорить о банке плохих активов. Эта модель действует там, где государство готово любыми средствами вытаскивать из финансовой дыры определенные предприятия. Классическим примером является Китай с его известной политикой партии и правительства в отношении госпредприятий, которые часто являются плохими должниками. Государство и Народный банк Китая постоянно вкладывают деньги в проблемные банки [которым не платят по кредитам заемщики] с целью поддержать функционирование компаний, которые не в состоянии расплачиваться по долгам. Отсюда возникают огромные разночтения. Официальная статистика показывает приблизительно 1,5% с небольшим неработающих кредитов. Реальная же оценка, которая делается в том числе международными финансовыми аналитиками, совсем другая: средний размер недействующих кредитов – около 15%. Есть другие варианты – в Индонезии, Малайзии, особенно после кризиса 1998 г., но в любом случае речь идет о том, что государства готовы поддерживать банки и, соответственно, их клиентов, если это необходимо.
В России такая практика была основной до поры до времени, и мы прекрасно помним, как Банк России поддерживал через искусственно дешевые кредиты – под 0,5% годовых на 10 лет – Банк Москвы и многие другие финансовые учреждения в рамках программ санации.
Второй вариант, более распространенный [в мире] на сегодняшний день, – фонды или агентства. Можно вспомнить о временно существовавшем и уже давно закончившем свою жизнь Resolution Trust Corporation в Соединенных Штатах, такие же агентства существовали в Японии – правда, не слишком успешно. Агентства были в Южной Корее, в Ирландии, особенно после кризиса 2008 г., и во многих других странах. Фундаментальное отличие такого рода подхода заключается в том, что он не основывается на желании государства, регулятора фактически простить банковский кредит. Банки, попавшие в эту тяжелую ситуацию, получают деньги, но далеко не в полном объеме.
Нет прецедентов, как в России с банком «Траст», когда балансовый актив полностью передается новой структуре, а предыдущий владелец получает от центрального банка или от правительства 100% его номинальной стоимости. Средняя цена выкупа [агентством] составляет от 40 до 65% – таким образом, банки теряют часть вложений. Это очень важный момент, потому что внутри него заложен принцип, что банки расстаются только с непрофильными и неработающими активами. То есть вы не будете продавать за 40% актив, который у вас работает, кредит, который обслуживается. Агентство, получая эти активы по цене с дисконтом, действительно имеет возможность работать с заемщиками, повышать рыночную стоимость актива и выходить в прибыль. Например, National Asset Management Agency в Ирландии, которое имело активов по номиналу приблизительно на 70 млрд евро, по реальной их стоимости получило на баланс 48 млрд евро. И за последние четыре года оно отдало государству 2,5 млрд евро дохода, работая именно как агентство по оздоровлению и по выводу на рынок активов. Это абсолютно решаемая задача. И если мы посмотрим на все такого рода агентства, они все работают в прибыль, большую или меньшую. Мы можем вспомнить компанию American International Group после кризиса 2008 г., которая реально принесла серьезный доход американскому бюджету.
Важно сказать, что агентства никогда не финансируются центральным банком или финансируются в очень небольших объемах, потому что главным источником финансирования всех агентств от японского до иранского является государственный бюджет – в основном через государственный долг. И тем самым агентство попадает под обязательство вернуть налогоплательщикам полученные средства. То же самое касалось, допустим, программы оздоровления American International Group в 2008 г. Соответственно, отсюда возникает тотальный контроль, контроль парламента, счетных палат, прессы и т. д. То есть такая структура сразу становится крайне прозрачной в любых странах. Посмотрите на то же иранское агентство – отчетность на сайте выкладывается ежеквартально в невероятных деталях.
Вот в этом контексте мне кажется, что банк «Траст» выстроен очень странным образом. Самое удивительное, что Банк России совершенно логично [ранее] создал структуру, которая поразительно напоминала все западные институты, – Фонд консолидации банковского сектора. Эта организация, когда она была создана под работу в первую очередь с банком «Открытие», оказалась, по сути, полной копией западной практики. И на ней следовало бы остановиться. Фонд вполне мог бы выкупать на свой баланс за счет денег ЦБ, или Минфина, или фонда национального благосостояния проблемные активы различных банков, работать с ними, увеличивать их стоимость и продавать к выгоде того же Минфина или государственной казны.
Но Банк России пошел по другому пути. Он взял уже обанкроченный банк «Траст», который перед этим проходил процедуру санации через этот же самый Фонд консолидации, и влил туда большое количество денег, которые были использованы фактически для восстановления денег на счетах. Без дисконта. В банке был восстановлен баланс, исчезнувшие средства были замещены средствами Центрального банка. Естественно, в этой ситуации сделать полный рекавери этих активов невозможно, Центральный банк даже не претендует на это, они говорят: если вы вернете 400 млрд из 2 трлн руб., все будет прекрасно.
В 2015 г. один из заместителей министра финансов, когда обсуждались эти варианты, прямо говорил: чтобы спасать российскую финансовую систему, нам нужно выкупать проблемные активы выше их рыночной стоимости. Это чисто российское ноу-хау. Ни в одной западной стране такая цель никогда не ставится.
Хочу обратить внимание на важное обстоятельство. «Непрофильный актив» не означает «плохой актив». Когда создается подобное государственное агентство, банки могут продать ему кредиты, которые не обслуживаются заемщиками и с которыми есть проблемы. Но касательно «Траста» нет речи, что ему можно предложить купить плохой актив за какую-то ликвидационную стоимость. В случае с «Трастом» фактически речь идет не о плохих активах, а об активах плохих банков. Это банк, объединивший в том числе и хорошие активы, но плохих банков. И это тоже очень специфическая модель.
Возникла крайне странная структура, где есть банковские возможности, но нет банковской ответственности – ни нормативов, ни резервов. Формально являясь банком, он действует как коллекторское агентство, не идя на переговоры с клиентами, что серьезным образом подрывает возможности по восстановлению бизнеса заемщиков.
И последнее. В отличие от западных институтов нет никакого контроля, потому что государственных денег в «Трасте» нет – есть только кредит ЦБ и капитал, который также образован Банком России. Соответственно, Счетная палата не заходит в «Траст».
Проблема была создана в момент организации самого института, и вернуть его в статус фонда на сегодняшний день крайне сложно, ведь сама логика фонда требует доходности, которая здесь может быть только отрицательной. Вопрос в том, какое и каким образом – с учетом интересов банковского сообщества, интересов заемщиков, интересов регулятора – возможно вмешательство. Я думаю, что оно все-таки возможно со стороны Государственной думы, Министерства финансов.
Текст подготовлен по материалам VII ежегодной конференции «Институт банкротства в России», проведенной газетой «Ведомости» 7 сентября 2021 г. в Москве.