Не хватает доверия
ВЭБ, будучи институтом развития, не ставит перед собой задачу извлечения прибыли. Наша основная цель – развитие и диверсификация экономики страны. Но как же можно эту экономику развивать, если убивается производство? Я бы хотел акцентировать внимание на такой реабилитационной процедуре, как мировое соглашение.
На конференции я услышал среди прочих такое мнение, что мировое соглашение – суррогатный продукт реструктуризации. Мы в ВЭБе, напротив, считаем, что мировое соглашение – прекрасный инструмент, чтобы вывести предприятие из кризисной ситуации.
В России, где подавляющее количество дел о несостоятельности заканчивается признанием компаний банкротами, мы в то же время имеем в законодательстве минимальное количество реабилитационных процедур, в частности мировых соглашений.
В делах о банкротстве, особенно крупных, присутствуют десятки, а то и сотни кредиторов, и очень сложно добиться, чтобы каждый из них был готов пойти на уступки. Основная проблема кроется в отсутствии взаимного доверия внутри бизнес-сообщества. Значительная часть представителей малого и среднего бизнеса оказываются недоговороспособными, когда необходимо пойти на компромисс, дать рассрочку. Всем нужно здесь и сейчас. Всем нужно быстрее всех. И никто не задумывается о том, что действующее и работоспособное предприятие, которое [выжив] будет на протяжении 5–10 лет генерировать прибыль, не только покроет все издержки по задолженности, но и может стать дополнительным драйвером экономики. Нет правовых механизмов разрешения вопросов отсутствия доверия – здесь должен эволюционировать сам бизнес. Но есть потребность решить сложившуюся проблему. Однако проект Минэкономразвития, который призван изменить нормы законодательства о банкротстве, обходит стороной главу, посвященную мировому соглашению. Вносятся изменения в каждую главу, упраздняются процедуры, вводятся новые. Но мировое соглашение остается в неизменном виде.
В период обострения эпидемиологической обстановки Минэкономразвития инициировало внесение в закон о банкротстве ст. 9.1, регламентирующей специфику и особенности, последствия введения моратория правительством РФ. Туда были включены и нормы, согласно которым мировые соглашения, заключаемые в отношении предприятия, находящегося в процедуре банкротства, распространяются не только на требования кредиторов, включенных в реестр, но и на все обязательства должника, срок исполнения которых наступил. У меня в этой связи вопрос. Почему бы нам не имплементировать эти положения в новый закон?
Не судите судью
Сергей Ковалев, управляющий партнер коллегии адвокатов «Ковалев, Тугуши и партнеры», модератор сессии «Реструктуризация долга»: Как только мы ставим судью перед необходимостью оценивать экономическую составляющую, мы приходим к тому, что у него нет соответствующей компетенции. Требовать, чтобы у судьи непременно было сразу две компетенции – и юриста, и экономиста, – это, наверное, слишком смело. Конечно, это возможно, но, если исходить из реалий, человек преуспевает либо в одном, либо в другом. Таким образом, мы скорее придем к модели либо коллегиального рассмотрения дела, либо обязательного привлечения экспертов. Такая модель существует в судах по интеллектуальным правам, и, возможно, стоит воспользоваться подобной моделью в рамках процедуры банкротства. Здесь есть своя специфика и, в свою очередь, проблема выбора экспертов и как их готовить. Но это вопрос решаемый, главное – установить нормальные критерии.
Кто-то, наверное, скажет: «Да как это без меня урегулировали мою задолженность?» Один из страхов, в основе которого лежит недоверие к этому институту, таков: откуда нам при заключении мирового соглашения знать, что должник не скрыл кредиторскую задолженность и через месяц, два, три не будет инициировано новое дело о банкротстве с подачи заинтересованного кредитора? Но механизм, с помощью которого предлагается урегулировать мировым соглашением в том числе задолженность кредиторов, чьих требований нет в реестре, призван устранить фактор страха. Конечно, это все должно быть регламентировано детально. Должна быть отдельная процедура с установленным для нее сроком – не так, как сейчас, когда одновременно вводится процедура мирового соглашения и прекращается действие судебного акта (согласно п. 13 ст. 141 АПК РФ, утверждение мирового соглашения влечет за собой на разных стадиях прекращение производства по делу и прекращение исполнения судебного акта. – «Ведомости»). Вместе с тем, возможно, имеет смысл сделать процедуру более публичной: в частности, сразу раскрывать информацию о том, что идет процесс заключения мирового соглашения с частью кредиторов. Тогда, если есть иные заинтересованные кредиторы, они успеют включиться в него, принять участие. Речь, конечно, идет об этапе, когда мы не погрузились глубоко в конкурсное производство, когда реестры еще не закрыты (хотя в нашей практике имеются факты заключения мирового соглашения спустя много лет после открытия конкурсного производства). Применяем мы абсолютно разные инструменты, предусмотренные законом. Это не только классические механизмы, как рассрочка и отсрочка [погашения долга] или мировое соглашение, но и конвертация задолженности в капитал, получение в качестве отступного части имущества. Мы полагаем, что применение указанных механизмов позволит сохранить работающий бизнес, а это наша основная цель.
Вторая проблема заключается в том, что, как правило, многие, кто оказывается вовлеченным в процедуру заключения мирового соглашения, не обладают соответствующими знаниями и компетенциями. Крупные корпорации, такие как ВЭБ, или большие коммерческие банки имеют огромное количество структурных подразделений и специалистов в разных отраслях, которые способны проанализировать деятельность должника, сделать выводы относительно возможности его выхода на определенные мощности, на генерирование прибыли. Они в состоянии понять, действительно ли должник будет способен исполнить обязательства перед кредиторами по предлагаемым условиям. Но, к сожалению, миноритарные кредиторы чаще всего не имеют возможности осуществить соответствующую экспертизу. Конституционный суд провозгласил принципы публично-правовой процедуры банкротства, заключающиеся в возможности принуждения меньшинства большинством. Но ведь это меньшинство неистово пытается свои права защищать. Оспариваются решения собрания кредиторов о мировом соглашения. Обжалуются, пересматриваются судебные акты об утверждении мирового соглашения. Это время, в ходе которого предприятие не может нормально функционировать, но при этом аккумулируются огромные расходы на содержание и на охрану производственных площадок, на оборудование, на недопущение роспуска трудового коллектива.
В этой связи мы полагаем, что роль суда должна быть расширена. Кроме того, следовало бы вернуться к принципиальному вопросу о том, что судьи, рассматривающие банкротные дела, должны быть в том числе экономистами. Возможно, доверие к институту мировых соглашений и институту банкротства в целом станет выше, когда кредитор будет уверен, что судья проверит не только правильно ли расставлены пункты в документе, но и исполнимость мирового соглашения с точки зрения экономики.
Текст подготовлен по материалам VII ежегодной конференции «Институт банкротства в России», проведенной газетой «Ведомости» 7 сентября 2021 г. в Москве.