Российские банкротства растут количественно и качественно

Главные проблемы работы института банкротств в России – превалирование ликвидационных процедур над финансовым оздоровлением компаний и злоупотребления, связанные с работой механизма субсидиарной ответственности, полагают эксперты.

Положительный потенциал

Российский рынок банкротств растет уже не первый год, рассказывает декан юридического факультета Финансового университета Гульнара Ручкина. В частности, в первом полугодии 2023 г. было опубликовано в 1,8 раза больше сообщений о возбуждении процедур внесудебного банкротства граждан, чем в январе – июне 2022 г. Количество судебных банкротств граждан выросло на 34,3%. «Особой эффективностью и популярностью пользуются процедуры банкротства физических лиц, так как у населения накопилось значительное число долговых обязательств, которые невозможно исполнить, – говорит она. – С недавнего времени данная процедура с учетом некоторых особенностей начала реализовываться во внесудебном порядке, что самым серьезным образом ее упрощает. Также к эффективным механизмам следует отнести деятельность саморегулируемых организаций (СРО) арбитражных управляющих, объединяющих профессиональных участников процедуры банкротства». При этом в первом полугодии 2023 г. количество корпоративных банкротств, по данным Ручкиной, упало на 40% относительно такого же периода 2022 г. – до 3115. Однако количество намерений кредиторов обратиться в суд с заявлениями о банкротстве компаний в январе – июне 2023 г. в 2,12 раза больше, чем в аналогичном периоде 2022 г.

«Действие моратория на инициирование новых дел о банкротстве кредиторами, введенного в 2022 г., закономерно привело к росту числа наблюдений и намерений кредиторов. В 2023 г. их стало в 2,9 раза больше, тогда как само количество новых корпоративных банкротств снизилось на 29,8%», – отмечает эксперт Федерального методического центра повышения финансовой грамотности населения ИУРР РАНХиГС Нина Гукасова. Также, по ее мнению, в снижение числа банкротств юридических лиц свой вклад внесло применение опыта внесудебной реструктуризации долгов, которое оказалось не менее эффективным, чем банкротство. «ФНС от лица государства на сегодняшний день заметно снизила активность в плане инициирования процедур: за девять месяцев 2023 г. открыли на 44,4% меньше конкурсных производств и ввели на 25,2% меньше наблюдений, чем за соответствующий период годом ранее», – добавляет эксперт.

Научный анализ

К положительным тенденциям в развитии российского института банкротств Гукасова относит то, что ряд инфраструктурных изменений в банкротной отрасли повлекли за собой кардинальные изменения в функционировании системы. Так, применение практики субординации требований снизило интерес к банкротству недобросовестных должников, поскольку они теперь не могут контролировать процедуру через требования аффилированных кредиторов.

Среди острых вопросов современного банкротства, по ее мнению, необходимо отметить обязательные расходы должника: необходимые дорогостоящие аудиторские заключения финансово его ослабляют. Кроме того, полагает она, с точки зрения временных издержек и люфтов важно понимать, насколько срок в шесть месяцев достаточен для стратегических выводов и принципиальных предложений по решению материальных вопросов.

С точки зрения Ручкиной, к имеющимся недостаткам института несостоятельности можно отнести сложность процедуры для хозяйствующих субъектов и заинтересованных лиц (у которых возникает необходимость привлечения профессиональных юристов и иных специалистов), установленные сроки реализации отдельных этапов и механизмов, необходимость высоких затрат на процедуру банкротства и сложность поиска финансирования, недостаточную проработанность регулирования банкротства в отношении отдельных категорий лиц, например банкротство умерших. Также большая емкость банкротного процесса предполагает включение в себя большого количества судебных разбирательств, идущих параллельно (судебные заседания в отношении самой процедуры, в отношении оспаривания сделок, в отношении получения исполнительных документов и пр.), что зачастую приводит к рассинхронизации процессов вследствие различной продолжительности, характера и масштабов рассмотрения обособленных дел.

Основная проблема – превалирование конкурсных процедур, т. е. ликвидации предприятий, над восстановительными, реабилитационными процедурами, считает заместитель директора Института исследований национального и сравнительного права НИУ ВШЭ, партнер КА «Муранов, Черняков и партнеры» Олег Москвитин. Юридическая возможность быстро перейти к финальным процедурам и желание быстро, «здесь и сейчас», получить деньги в конкурсной массе довлеют над возможностью сохранить предприятия и рабочие места, поясняет он, причем это нередко характерно и для государства как кредитора, и для частных кредиторов должников. «Нужно изменить крен, идеологию института на поддержку предприятий, оказавшихся в сложных финансовых условиях. Для целых отраслей и экономики в целом должно быть важнее сохранять предприятия, чтобы они работали десятилетия, а не уничтожать их ради сиюминутной выгоды», – говорит эксперт.

Кроме того, Москвитин считает, что сегодня управляющих и участвующий в банкротствах бизнес волнуют установленные законом размеры выплат компенсационных фондов СРО: сейчас это до 50% от фондов по одному случаю, т. е. гипотетически можно сделать выплаты по двум случаям, а остальные случаи убытков останутся без возмещения, можно уменьшить это значение до 10 или 20% по одному случаю, например. Также важно, говорит он, чтобы жалобы на управляющих в Росреестр, СРО и т. п. могли подавать только реальные участники банкротных производств (плюс, например, прокуроры от лица государства), поскольку сейчас управляющего могут «терроризировать» жалобами любые лица, в том числе никак не связанные с конкретным банкротством, и это проблема. «В сфере антимонопольного регулирования госзакупок, например, ФАС России активно противодействует «профессиональным жалобщикам», которые ранее доставляли немало хлопот», – отмечает он.

Мероприятия процедуры банкротства должны в первую очередь быть направлены на оздоровление предприятия и сохранение его жизнедеятельности при возможности максимального погашения накопленных обязательств, говорит руководитель экспертного центра «Деловой России» по уголовно-правовой политике и исполнению судебных актов Екатерина Авдеева. «Сегодня мы видим, что банкротство не так уж редко эксплуатируется недобросовестными кредиторами и недобросовестными должниками, – поясняет она. – Первые таким образом намерены завладеть активами компании по максимально низкой цене, иногда применяют механизм банкротства для устранения конкурентов, вторые используют банкротство для сокрытия своего имущества от кредитора». Этому, по мнению Авдеевой, способствуют два фактора: отсутствие закрепленного в гражданском законодательстве понятия холдинга и, как следствие, отсутствие института банкротства не отдельно взятой компании такого холдинга, а рассмотрение группы компаний в качестве единого целого. Второй фактор – возможность сговора арбитражного управляющего с кредитором или должником, который сопровождается проведением отнюдь не независимых торгов. Взгляд на группу компаний позволил бы точнее оценить перспективу финансового оздоровления, считает Авдеева. Банкротство же компаний по отдельности приводит к тому, что активы нередко распродаются долями или отдельными частями, которые существенно ниже в цене. В результате проигрывают и должники, и кредиторы. В конечном итоге это приводит к недополучению средств кредиторами, а контролирующие должника лица (КДЛ) остаются с субсидиарной ответственностью, которую они не смогут погасить в течение всей своей жизни. И это, по сути, делает процедуру банкротства средством давления на оппонента.

Теория и практика

Схожее мнение высказал, открывая прошедшую в середине октября в Москве конференцию «Ведомостей» «Практика банкротства», управляющий партнер коллегии адвокатов «Ковалев, Тугуши и партнеры» Сергей Ковалев. С его точки зрения, в России банкротство носит «прокредиторский» подход. «Вопрос последней тенденции – ослабляется этот подход или усиливается. Полагаю, что большинство ответит на него – усиливается, – сказал он. – Мы видим развитие институтов субсидиарной ответственности, когда все более и более широкий круг лиц ставится в череду ответчиков по подаваемым искам, и дела длятся долгие годы. И ответственность порой становится огромной: если раньше суммы в сотни миллиардов рублей субсидиарной ответственности кого-то удивляли, то в последнее время они становятся нормой. Прокредиторский подход мы видим и в оспаривании сделок. На мой взгляд, одна из ярких тенденций – расширение сроков: они становятся, по сути, резиновыми и бесконечными».

Кроме того, Ковалев отметил, что при торгах в банкротстве, по официальной статистике, теряется 85% от рыночной стоимости реализуемого имущества. И это говорит о том, что недобросовестные кредиторы, которые способны влиять на банкротство, «могут получать свое удовлетворение» за счет добросовестных, которые включаются в реестр и действуют по установленным правилам.

По мнению партнера юридической группы «Яковлев и партнеры» Майи Чудутовой, есть две главные причины, по которым обычно запускается механизм банкротства, а не финансового оздоровления. Первая заключается в том, что главный кредитор на рынке проблемной задолженности – банки. И существует экономическая причина, почему банки заинтересованы в конкурсном производстве и в ликвидации: как только должник уходит в просрочку, банки обязаны создать 100%-ный резерв по его кредитам, вынимая деньги из оборота. Поэтому они заинтересованы в том, чтобы максимально оперативно списать этот актив – либо через продажу, либо через банкротство. Поэтому «если подкрутят в этом направлении правила Центральный банк и экономический блок правительства, то у нас сильно изменится рынок проблемной задолженности». Вторая причина – в поведении еще одного крупнейшего кредитора, ФНС. «Компания, бизнес которой операционный, закредитована, у нее где-то миллиард долгов перед госбанками, – приводит пример Чудутова. – Приходит налоговая с проверкой и доначисляет НДС в связи с тем, что в цепочке поставок были фирмы-однодневки, которые НДС не уплатили, поэтому этот НДС в соответствии с новым подходом вешается на первую живую реальную компанию. Арестованы счета, контракты расторгаются, налогоплательщик прекращает свою деятельность, рабочие места закрываются, у госбанков дыра в миллиард. И самое интересное, что и налоговая эти 400 млн не получит. Зачем это все надо было делать – вопрос, и я уверена, что таких кейсов очень много». С точки зрения Чудутовой, было бы лучше, если бы налоговая изменила свой подход и пресекала использование таких схем в будущем, не налагая санкций за прошлый период и не доводя дела до банкротства: «Это поднимет доверие бизнеса. На мой взгляд, важно сохранять бизнес экономически активных субъектов и вместе государству и бизнесу развиваться и строить крепкую и многообразную экономику».

Старший партнер, глава практики разрешения споров и расследований Level Legal Services Алексей Дудко обратил внимание на транснациональные аспекты банкротства. «У нас блокирующие санкции против ведущих компаний, ограничение на доступ к юридическим услугам, запрет консалтинговых услуг, проблема с платежами, общая культура отмены и т. д. И впервые, наверное, за 25 лет это сейчас рынок юриста в том смысле, что из-за такого кровопускания юридическому рынку из-за недавних событий вопрос предоставления юридических услуг в свете этих вызовов стоит, как никогда, серьезно», – обрисовал он ситуацию. При обращении взысканий на зарубежные активы со стороны российских компаний-взыскателей возникают ситуации, которых раньше не было, приходится «преодолевать многоплановую эшелонированную оборону на санкционном минном поле». По мнению Дудко, данные проблемы не имеют некоего универсального одномоментного решения в виде, например, нового законодательного акта. Постепенно сторонами и судами формируется новая правовая деятельность, адекватная моменту, например, при применении норм банкротного права к имуществу иностранных компаний, находящихся в России. «Сейчас новые правовые подходы и новинки выковываются особенно в спорах российских кредиторов с иностранными лицами. И это реально двигает вперед правовые средства взыскания отечественного права», – отметил эксперт.

«Сейчас ввели санкции, отказались от оказания услуг России в недружественных государствах. Хотя судебные юристы это делают, но тем не менее все равно даже эти услуги ограничены. Наши кредиторы должны иметь нормальные рабочие механизмы. И поэтому та креативность, которая происходит, и то, что российская судебная система защищает это, – это, наверное, правильно», – согласился Ковалев.

Управляющий партнер экспертной группы Veta Илья Жарский подробно говорил о проблемах, связанных с субсидиарной ответственностью. С его точки зрения, в данном вопросе есть два аспекта чрезмерности соответствующих мер: слишком большой объем ответственности и слишком широкий круг лиц, на который эту ответственность пытаются возложить. Сейчас законодательство и институт построены таким образом, пояснил эксперт, что при доведении КДЛ компании до банкротства у них появляется размер ответственности в объеме всего непогашенного реестра требований кредиторов. Но при этом саму процедуру конкурсного управления они не контролируют, т. е. получается, что «у людей ответственность за то, что они не совершали». Поэтому он полагает, что взыскивать с КДЛ нужно причиненные ими конкретные убытки, в результате наличия которых компания оказалась неплатежеспособной.

Кроме того, отмечает Жарский, есть много дел, когда в списке ответчиков в рамках привлечения к субсидиарной ответственности может быть много десятков лиц, поскольку «сейчас кредиторы пытаются по максимуму привлечь всех, кого только можно, и не несут за это никакой ответственности». Как считает эксперт, это неверно даже с точки зрения банальной логики: вряд ли можно предположить, что 80 лиц сговорились, организовали преступную группу и специально довели общество до банкротства. На его взгляд, нужно повышать за это ответственность – она может быть финансовой в виде взыскания судебных расходов ответчиков. «Кредиторы и арбитражные управляющие, привлекая к субсидиарной ответственности, определяя перечень участников, должны в рамках иска внятно обосновывать, почему конкретное лицо привлекается, а не так огульно, как это есть сейчас», – резюмирует Жарский.