Во что Герман Греф превратил Сбербанк за 10 лет

Акционеры встретили нового президента Сбербанка, бывшего министра экономического развития Германа Грефа, мягко говоря, холодно. «Вы своим курсом разрушили страну (Грефа считают главным после Егора Гайдара и Анатолия Чубайса реформатором постсоветской России. – «Ведомости»), теперь собираетесь сделать то же самое и со Сбербанком?» – таким был первый вопрос одного из акционеров, которым представили нового президента, писал «Коммерсантъ».

Усмешка судьбы в том, что ради работы в госбанке Грефу пришлось из либерального экономиста превратиться в авторитарного правителя: ритм перемен ему пришлось задавать собственным примером. «Когда вам нужно что-то реформировать эффективно и в короткий срок, демократия вам не нужна. Возможно, вам нужен диктатор», – говорит один из знакомых Грефа.

В конце 2016 г. Греф на сессии VKLive рассказывал, что одна из его целей на 2016 г. – почаще хвалить людей: «У меня типичный профиль перфекциониста, а перфекционизм – это психическая болезнь, и ты стараешься все время сделать все как можно лучше, даже хотя это не оптимально, да и не нужно».

Миноритарии перфекционизм Грефа оценили и теперь всерьез опасаются его ухода. «В России есть печальный опыт с энергетическим сектором, который очень сильно держался, когда был Анатолий Чубайс во главе, но после его ухода образовался вакуум. Инвесторы потеряли 80–90% денег в отсутствие такой харизматичной личности, которая лоббировала интересы всего сектора», – говорил в 2016 г. партнер фонда East Capital Айварас Абромавичус (цитата по РБК). Греф в ответ пообещал оставить двух преемников – но мало кто верит, что такой вариант возможен.

Быстрее рынка

Новой команде пришлось полностью перестраивать выдачу кредитов, а параллельно – думать, как сократить технологическое отставание от частных банков. Госбанку пришлось переезжать с 17 разных технологических платформ на одну, что заняло более пяти лет. Почти с нуля строился розничный бизнес – в 2007 г. он представлял собой печальное зрелище: очереди и волокита, сотрудники, которым в силу монопольного положения приходилось практически отбиваться от клиентов, шутили банкиры. Крепкие позиции Сбербанка в кредитах и вкладах новая команда сумела укрепить еще сильней.

Публично Греф больше всего сетовал по поводу очередей в отделениях и необходимости менять ментальность персонала.

За несколько лет технологические наработки Сбербанка позволили ему сделать безналичной значительную часть расчетов населения – и это был прорыв. «Все очень быстро забыли, каково было приходить в отделение Сбербанка лет, скажем, семь назад, – вспоминает аналитик Fitch Александр Данилов. – Для такой огромной машины это довольно быстрая трансформация. Сейчас даже «дочки» западных банков отстают от Сбербанка по качеству розничных продуктов».

Современные технологии – главное из тех огромных изменений, которые произошли в Сбербанке за 10 лет, убежден президент ВТБ Андрей Костин: это основа успеха и сегодняшнего, и завтрашнего дня в банковской сфере. Достижения Сбербанка в этой области закладывают хорошую базу для его развития на ближайшие 5–10 лет, считает он.

Самая большая и очевидная заслуга новой команды – радикальная реформа выдачи кредитов. Это позволило постоянно наращивать бизнес, одновременно удерживая риски под контролем, объясняет президент «ВТБ 24» Михаил Задорнов. Сбербанк меняется вместе с рынком, а во многих вещах – опережая рынок, указывает он: кадры существенно усилены, создана лучшая на рынке система постоянной переподготовки. Третье ключевое изменение – технологичность, развитие дистанционных каналов, где Сбербанк формирует тренды, резюмирует Задорнов.

«Такие масштабные изменения не могут проходить идеально, но хорошо, что слон (так ласково Греф назвал Сбербанк после назначения. – «Ведомости») ожил», – говорит Рубен Варданян, бывший владелец «Тройки диалог», который продал компанию Сбербанку, после чего поработал в нем.

Греф для народа

Безусловно, трансформация Сбербанка была бы невозможна без Германа Грефа и собранной им, пусть и не с первого раза, команды, считает Сергей Гуриев, главный экономист ЕБРР.

Он сейчас, наверное, один из лучших финансовых СЕО мира, потому что тот возврат на капитал, который показывает Сбербанк, один из самых высоких, считает совладелец «Тинькофф банка» Олег Тиньков.

Стиль управления Грефа далек от всех этих принципов agile и бирюзовых корпораций (царит полная свобода, нет четких должностных инструкций и жестких KPI. – «Ведомости»), которыми он так увлекается, – скорее это вертикальная структура, замкнутая на личности самого Грефа, демократии нет, его подчиненные боятся лишний раз высказать ему какие-то замечания, знает один из федеральных чиновников. На нижних уровнях ему, несомненно, удалось построить корпоративную культуру, работающие механизмы, он внедрил проектный подход – в этом смысле Сбербанк далеко впереди других банков, спорит другой чиновник.

«Греф очень уверен в своих идеях, фанатично их отстаивает, но потом может сам же признать, что был не прав, и разувериться в них насовсем», – рассказывает чиновник, давно знакомый с Грефом. Когда он пришел в Сбербанк, его добивали эти очереди бабушек, такое неуважение к людям и он говорил с самого начала, как бы хотел это изменить, вспоминает он.

«Греф однажды нашу команду сильно поругал на совещании, объявив наши предложения фашистскими. А спустя короткий период времени сам же предложил работу. Греф рубит с плеча, может наговорить нелицеприятные вещи, а потом изменит точку зрения, пусть на это и может уйти время», – рассказывает второй чиновник – знакомый Грефа.

«Мне с Грефом работать комфортно. У нас товарищеские отношения. Мы по темпераменту, наверное, достаточно похожи: достаточно эмоциональные, может быть, даже иногда взрывные», – говорит Костин. Если же брать, например, ситуацию с «Мечелом», продолжает он, то «там как кредиторы мы точно были по одну сторону. Мне кажется, что в этой ситуации мы сумели достичь хороших результатов и для компании, и для банков».

Роль личности Грефа огромна, все изменения начинались с него, отмечает Варданян: иногда благодаря упорству, иногда – дерзости и эмоциональности. Не каждый смог бы получить такой кредит политического доверия, указывает он, и, несмотря на то что политический вес играет не последнюю роль, личный вклад Грефа в историю изменений Сбербанка колоссален.

«Вести с ним [Грефом] переговоры [о продаже «Тройки диалог»] было достаточно сложно, все же он в первую очередь стратег и визионер и только во вторую – бизнесмен. Но если договорился, то проблем больше нет», – говорит Варданян.

Лучшая версия себя

Самым тяжелым тогда было нанять в команду талантливых людей, вспоминает финансовый директор Сбербанка Александр Морозов. В 2007 г. госбанк ассоциировался с бюрократией, подтверждает вице-президент Moody’s Ольга Ульянова, которая в 2007 г. сама предпочла госбанку международное рейтинговое агентство.

Изменения начались с полной смены управленческой команды, совершенствования бизнес-процессов, ребрендинга, перечисляет Ульянова. Трансформация шла с помощью тактики «малых шагов», что позволило Сбербанку сохранить исторически сложившиеся уникальные конкурентные преимущества. Новая команда, по ее мнению, мастерски использовала разветвленную сеть, всенародное признание бренда, образ спокойной гавани, где можно переждать бурю, тем более что ЦБ и финансовые власти были и остаются готовы оказать банку поддержку.

«Новая команда вовремя осознала, что госбанк с его огромной и относительно дешевой пассивной базой и с нормальным отстроенным кредитным процессом – курица, несущая золотые яйца. Главное – не отклоняться от этого курса на рискованные сегменты и сделки», – говорит Данилов.

Правда, из 10 менеджеров, которые пришли в Сбербанк работать к Грефу, осталось только двое – финансовый директор Морозов и соруководитель «Сбербанк CIB» Александр Базаров.

«При отборе кандидатов на высший уровень 10 лет назад мы использовали отрицательный фильтр – есть суперцель и миссия, если вы сомневаетесь, мы идем к следующему», – вспоминает президент Ward Howell Сергей Воробьев. Не выдержала темпа перемен и жесткой корпоративной культуры только треть топ-менеджеров, считает он, треть ушла с повышением, оставшиеся эволюционируют. И это хороший результат для такой скорости изменений в огромной организации, полагает он.

В Сбербанке Греф довольно быстро понял, что нельзя просто прийти из точки А в точку В, последняя все время ускользает, продолжает Воробьев. Грефу и его сотрудникам приходится жить в постоянно меняющемся мире, объясняет он, и если, удивляя рынок, меняться технологически им удается быстро, то корпоративная культура не везде поспевает за изменениями. Но это логично: поведение и привычки людей менять сложнее.

«Греф правильно создает сотрудникам ощущение горящей земли под ногами, чувство неотложности изменений, на которые команда должна реагировать все быстрей с каждым годом, – констатирует Воробьев. – Особенно тяжело тем, кто ближе к нему, – топ-менеджменту: они живут на самых высоких скоростях, у жерла вулкана».

В стратегии до 2020 г. Сбербанк запишет, что будет стремиться перейти от бюрократии и иерархичности к командной игре, обещала зампред правления госбанка Юлия Чупина в ноябре на форуме по менеджменту Winning The Hearts. Обратная связь с сотрудниками показала, что корпоративной культуре не хватает человечности, уважения, открытости и сотрудничества, заметила Чупина, а Сбербанк готов способствовать тому, чтобы они становились лучшей версией себя.

«Ощущение, что Сбербанк становится реинкарнацией «Уралсиба» времен Николая Цветкова, – говорит один из бывших топ-менеджеров Сбербанка. – Это довольно сильное вторжение в жизнь сотрудников. И безусловно, не всем оно нравится, но переубедить Грефа практически невозможно».

Задача лидера – задавать направление и успевать маневрировать между угрозами и возможностями, надежностью и изменениями, что само по себе большое испытание, которое заставляет менять стиль, указывает Воробьев: «Умение сыгрываться с командой, добиваясь большей эффективности и скорости, постоянно поднимая планку, но и поддерживая на каждом следующем шаге, требует и усилий, и терпения от всех участников».

Монополизм и риски

Команде Грефа досталось богатое монополистическое наследие Сбербанка, но его доля рынка и все эти годы росла по всем направлениям: кредитование, вклады, инвестиционный бизнес. С приходом новых управленцев Сбербанк все ощутимее влиял на ставки вкладов, делится один из бывших сотрудников госбанка, и на этом неплохо зарабатывал: «Просто посчитайте, сколько можно заработать, если, имея депозитную базу в 20 трлн руб., вы снизите ставку всего на 1 процентный пункт».

Ульянова считает главным фактором успешной истории Сбербанка взвешенный подход к принятию рисков: «Среди всех госбанков у Сбербанка наиболее сбалансированный и диверсифицированный кредитный портфель». Двадцать крупнейших заемщиков Сбербанка в сумме составляют около 1,5 его капитала первого уровня, а у других крупных госбанков – ВТБ, Газпромбанка и Россельхозбанка – такую же или большую пропорцию от капитала составляют 10 их крупнейших заемщиков. Диверсификация кредитных рисков позволила Сбербанку понести меньшие кредитные потери в кризис, уверена Ульянова, оставаться прибыльным, аккумулировать капитал, что закладывает фундамент для технологических преобразований.

«Про Сбербанк приятно говорить, это редкая история успеха такого масштаба», – признается Ульянова. Сбербанк – редкий случай: крупный финансовый институт не просит денег на пополнение капитала. В частности, в отличие от ВТБ и Россельхозбанка он не участвовал в программе докапитализации через ОФЗ.

Банк много занимается проектным кредитованием и, хотя кредитов, выданных по политическим мотивам, исключать нельзя, они несущественны с точки зрения бизнеса банка, заключает Ульянова.

Главный вызов для госкомпании – это возможность противостоять политическим соблазнам, например не идти навстречу предложениям о выдаче кредитов компаниям с политическими связями, убежден Гуриев: «Как член совета директоров в 2008–2014 гг., я могу сказать, что в подавляющем большинстве случаев Сбербанку удавалось справиться».

«Успех прежде всего определяется командой, теми профессионалами, которые в банке работают, теми технологиями, которые банк применяет, – считает Костин. – Я бы сказал так: отношения с акционером, отношения с властью, конечно, важны, но не они определяющий и ключевой фактор успеха. Потому что можно иметь большой политический ресурс и плохие результаты деятельности».

Европа, космос, дружба и другие неудачи

Экспансия в Европу и Турцию началась в 2012 г. – но натолкнулась на санкции и отрицательные ставки Европейского ЦБ и стала походить на путешествие с чемоданом без ручки. Sberbank Europe AG (бывший Volksbank International) Сбербанк купил за 505 млн евро, он представлен в 10 странах Центральной и Восточной Европы. За турецкий DenizBank Сбербанк заплатил 2,8 млрд евро. В Европе сыграли роль геополитическая напряженность и специфика рынка с низкими ставками и доходностью, а в Турции, где у DenizBank хорошие показатели, очень непростая и конкурентная среда, указывает Данилов.

Сбербанк – прежде всего в силу своего масштаба – не всегда проявляет гибкость, указывает Задорнов: реформа оргструктуры там не завершена, задачи, которые ставились в стратегиях Сбербанка по сокращению численности, регулярно не выполняются. Лишь в 2017 г. «Сбер» провел заметную оптимизацию штата.

Если работу с малым бизнесом и населением Сбербанк смог стандартизировать, то с титанами российского бизнеса – пока не очень. Один из крупнейших заемщиков – по оценкам банкиров, это $5–7 млрд долга – бизнесы, принадлежащие семье Михаила Гуцериева. Это беспрецедентный размер риска, который Сбербанк принял по одной группе клиентов. В двадцатке крупнейших заемщиков Сбербанка Fitch отмечает двух, связанных с нефтегазовым сектором и недвижимостью, которые должны 500 млрд руб., что составляет похожие $7 млрд. Данилов отказался говорить об этих заемщиках. Несколько банкиров объяснили эту ситуацию хорошими отношениями Гуцериева и Грефа.

С другим крупным заемщиком, основным владельцем «Евроцемент груп» Филаретом Гальчевым, Греф церемониться не стал. Его не оказалось на кредитном комитете Сбербанка, где обсуждалась реструктуризация долгов компании. Гальчев собирался в космос и занимался в Центре подготовки космонавтов. Греф, писали «Ведомости» в 2015 г., связался с руководством «Роскосмоса» и попросил оставить Гальчева на Земле – «у него тут много проблем». Представители бизнесмена ситуацию не комментируют, но указывают, что Гальчев не полетел по решению руководства «Роскосмоса»: на МКС вместо Сары Брайтон отправился космонавт-испытатель из Казахстана Айдын Аимбетов.

К чести Сбербанка надо сказать, что он никогда не тянет с признанием потерь, указывает Данилов, приводя в пример реструктуризацию долгов «Мечела» более чем на 80 млрд руб. Сбербанк был единственным кредитором, кто создал под них 100%-ный резерв и грозил банкротством «Мечелу». ВТБ и Газпромбанк занимали более мягкую по отношению к компании и ее владельцу Игорю Зюзину позицию, Греф же неоднократно говорил, что дело идет к банкротству.

Опора системы

Десять лет назад никто не мог представить, насколько большой путь Сбербанк сможет пройти, говорит Гуриев: он стал ведущей российской компанией не только по капитализации, но и по качеству сервиса и по ориентации на инновации международного уровня. Но главным достижением Гуриев считает доказательство «теоремы о существовании» меритократии: «Команде удалось показать, что в России – как и в других странах – можно построить успешный сервисный бизнес, основанный на человеческом капитале и инновациях. Для российской экономики это критически важно».

Сбербанк даже в худшие годы был основным генератором прибыли банковской системы, но если раньше его доля была 40–50%, то после кризиса – 60–70%, указывает Ульянова. Кризис способствовал углублению разрыва между сильными и слабыми игроками, чем Сбербанк и смог эффективно воспользоваться: он сделал ставку на еще большее привлечение розничных депозитов и к концу 2015 г. – гораздо раньше, чем другие банки и система в целом, – заместил депозитами дорогие деньги ЦБ.

Банковский сектор до последнего кризиса давал седьмую часть прибыли в экономике России, сейчас – примерно десятую, так что роль Сбербанка очень велика, признает Задорнов. Сбербанк, кроме того, задает тренды на рынке технологий, что важно и для конкурентов, и для компаний из других секторов рынка, уверен он. Бывший владелец Бинбанка Микаил Шишханов признавался «Ведомостям», что просто смотрел на Сбербанк и повторял за ним.

Фонды вместо олигархов

«Известно, как у нас шли некоторые допэмиссии [народные IPO] – их по указанию покупали олигархи», – говорил в 2010 г. гуру банковского бизнеса и владелец банка «Возрождение» Дмитрий Орлов, явно имея в виду Сбербанк. Среди акционеров тогда был владелец «Нафта-Москва» Сулейман Керимов, Гальчев, основательница «Интеко» и жена тогдашнего мэра Москвы Елена Батурина. Предыдущая команда менеджеров активно кредитовала бизнесменов, когда те покупали акции Сбербанка, благо их можно было банку же и заложить. Греф эту практику прекратил. Позже инвестициями в банк заинтересовались западные фонды – в 2017 г. нерезидентам принадлежит 45,4% акций госбанка. Большая доля – только у ЦБ.

Западные инвесторы покупают и держат его акции, несмотря на санкции. Такие акционеры принимают решения, исходя из прибыли и дивидендных выплат, а эти показатели у Сбербанка весьма сильны и опираются на фундаментальные, а не оппортунистические факторы, замечает Ульянова.

Вопрос, что будет с банком, когда там не будет Грефа, рассуждает Тиньков: «В некотором смысле инвесторы являются заложниками этого успеха – если он уйдет, то капитализация банка снизится. Но это и Apple прошла со Стивеном Джобсом, и Google».

Даже после ухода Грефа банк продолжит движение по инерции – этот авианосец одинаково тяжело как трансформировать, так и потопить, уверен Варданян.

Тиньков считает, что личный управленческий ресурс Грефа превалирует над политикой: «Мы с ними [Сбербанком] конкурируем, и их решения подчинены коммерции, а не политике».

В подготовке статьи участвовали Маргарита Папченкова и Елена Мухаметшина