Константин Чекмышев: «Эффект дала лишь каждая пятисотая процедура оздоровления»

Замглавы ФНС Константин Чекмышев о том, зачем и как налоговая служба цифровизует институт банкротства
Замглавы ФНС Константин Чекмышев
Замглавы ФНС Константин Чекмышев / Егор Алеев / ТАСС

Налоговая служба, проводящая последовательную политику по цифровизации всех подконтрольных ей процессов, добралась до института банкротства. О том, к чему в связи с этим готовиться налогоплательщикам, кредиторам и должникам, «Ведомостям» рассказал заместитель главы ФНС Константин Чекмышев

«Нужен маркетплейс по банкротству»

– Правительство подготовило новую редакцию закона о банкротстве. В его разработке активное участие приняла и ФНС России. Чем объясняется необходимость реформирования института банкротства в России?

– Ключевая проблема в том, что действующее регулирование отстало от реальности. Закон 2002 г. для своего времени был хорош, поскольку давал новые возможности для тех, кто тогда становился банкротом. Были созданы процедуры, которые должны были работать для разных вариантов неплатежеспособности: наблюдение, внешнее управление, финансовое оздоровление. Однако практика показала, что все они оказались невостребованными или противоречащими основной цели банкротства – выходу из тупика неплатежей.

За последнее десятилетие эффект в виде действительного оздоровления дали только 0,2% реабилитационных процедур – т. е. лишь каждая 500-я процедура. В подавляющем большинстве ситуаций наблюдение оказалось способом, убыточным для кредиторов: в 98% случаев в результате этой процедуры был создан дополнительный долг. В законе также декларируется, что конкурсное производство проводится для того, чтобы по максимуму вернуть активы кредиторам. Однако в 70% процедур они, к сожалению, не получают почти ничего. Наиболее частым итогом процедуры банкротства оказывается просто списание долгов – сейчас в среднем списывается 95% долга, в результате потери кредиторов за последние пять лет составили 8 трлн руб. При этом, как показывает практика, списание задолженности – это не объективный результат экономической деятельности, а итог применения наработанных схем по минимизации долгов. Главный элемент этих схем – контролируемый арбитражный управляющий, который в первую очередь старается вывести активы компании с минимальными потерями для бенефициара. Результат потрясающий: в среднем только 20% рыночной стоимости оставшихся активов оказывается в виде денег в конкурсной массе.

Процедура банкротства сегодня рождает войну всех против всех, приносит колоссальные экономические потери в виде затрат любого бизнес-субъекта на постоянную проверку своих потенциальных контрагентов, чтобы понять, кто стоит за оболочкой юридического лица. Еще дороже обходятся юридические процедуры, связанные с бесполезными попытками возместить ущерб от потери активов. От этой ситуации страдает в первую очередь здоровая часть экономики, ведь банкротные схемы рождают цепочки неплатежей и новые банкротства. Поэтому мы уверены, что главные цели процедуры банкротства сегодня должны быть скорректированы. Во-первых, нельзя, чтобы те, кто уже создал проблемную ситуацию и довел предприятие до банкротства, продолжали управлять этим активом и генерировать убытки. Во-вторых, должно быть независимое и эффективное управление банкротством, которое измеряется в цифрах, а не оценивается по способности арбитражного управляющего к теневым договоренностям. И самое главное – необходимо сделать процедуру банкротства максимально открытой и рыночной. Именно непрозрачность ее в целом и банкротных торгов в частности, их узкая закольцованность внутри определенных групп лиц, которые знают, как успешно получить активы за бесценок, порождает всю массу проблем. Поэтому основным эффектом, который мы ожидаем от нового законодательства, должен стать перевод абсолютно всех процедур в цифровые, понятные, верифицируемые интерактивные платформы. Это обеспечит открытость всех стадий банкротства для абсолютно неограниченного круга лиц.

– Что конкретно имеется в виду? Что нужно сделать в первую очередь, чтобы изменить ситуацию?

– Начинать нужно с арбитражного управляющего. Кредитор должен четко понимать, с кем имеет дело. Сейчас работает принцип «рекомендаций»: по сути, выбор арбитражного управляющего происходит только на основе его готовности быть лояльным заказчику. Поэтому мы определили показатели эффективности арбитражного управляющего. Главный принцип – хороший арбитражный управляющий тот, кто выполняет свою главную функцию законно, быстро и качественно, т. е. с максимальным эффектом для конкурсной массы. А лучший эффект для нас – полное оздоровление предприятия. Исходя из этого, мы сделали цифровой рейтинг арбитражных управляющих, который уже более трех лет размещается на сайте ФНС России. В топе рейтинга максимально эффективные и независимые менеджеры в процедурах банкротства.

Далее, взамен трех неработающих процедур – наблюдения, оздоровления и внешнего управления – должна быть введена процедура реструктуризации. Это реабилитационная процедура, которая дает возможность должнику договориться с кредиторами на взаимовыгодных условиях и позволяет выжить перспективным компаниям с временными трудностями, избежав рейдерских атак. Если же модель бизнеса будет признана экономически бесперспективной, задача второй процедуры – конкурсного производства – максимально быстро передать активы эффективным собственникам, не создавая банкротный эффект домино.

Кроме того, новым законом о банкротстве предлагается полностью реформировать систему назначения и ответственности арбитражных управляющих и их саморегулируемых организаций (СРО). Ответственность за отсутствие контроля за экономически не выверенными решениями или нарушениями закона – экономическая. Это действительно будет мотивировать СРО к реальному саморегулированию.

Также ряд новых норм, в том числе делающих невыгодным формирование дополнительного долга уже в процедуре банкротства, устраняет возможность бесконечного ведения заведомо убыточной деятельности банкрота в ущерб его работникам, добросовестным конкурентам и государству. Должнику будет выгоднее урегулировать долг, чем пытаться от него уклониться.

– Как все это связано с цифровизацией процедуры банкротства? В каких направлениях она будет развиваться?

– Предлагается все – реестр арбитражных управляющих, реестр требований кредиторов – перевести в цифровой формат и оценивать с точки зрения эффективности. Чтобы все заинтересованные лица понимали, кто подал заявление на банкротство, по каким основаниям, стоит ли против этого возражать. Подача заявлений и возражений арбитражному управляющему тоже переводится в электронный формат.

Сегодня никто не знает, что продается в банкротстве и как это купить. Поэтому нужен маркетплейс по банкротству, где вся конкурсная масса представлена в понятном виде. Ровно так же, как сейчас продаются товары на популярных сайтах, должна продаваться и вся конкурсная масса. И экспонироваться в таком же понятном вам виде – с картинками, пользовательскими характеристиками, с указаниями на то, где это находится, как посмотреть. Важен и простой функционал при покупке, чтобы можно было буквально в один клик показать свою заинтересованность и купить.

– Такой маркетплейс будет запускать налоговая служба?

– Не обязательно. Законопроектом предусмотрен выбор оператора, которым может быть и негосударственный орган. Порядок назначения оператора определит правительство. Главное – сделать ресурс максимально удобным для потенциальных покупателей банкротного имущества, поэтому имеющиеся компетенции по созданию маркетплейсов, скорее всего, будут иметь значение.

– А вести реестр арбитражных управляющих будет ФНС?

– Согласно, опять же, законопроекту, вести реестр будет орган, уполномоченный правительством. ФНС рассматривается как один из кандидатов по простой причине – это государственный реестр субъектов права. У нас сейчас почти все государственные реестры субъектов права ведутся ФНС: государственный реестр юридических лиц, индивидуальных предпринимателей, субъектов МСП, регистр населения и т. д. С учетом требований к этому реестру – доступность 24/7, получение выписок онлайн, верификация, проверка достоверности сведений – и имеющейся практики успешной их реализации в других проектах налоговая служба выглядит оптимальным выбором.

«Число схем в процедурах банкротства небезгранично»

– Что налогоплательщики получат в результате цифровизации – помимо неизбежного повышения собственной прозрачности?

– Прежде всего мы даем налогоплательщику удобство уплаты, чтобы он не стал случайным должником – из-за того что забыл об уплате или не смог найти время. Для физлиц эта проблема решается группой сервисов на нашем сайте – за несколько кликов можно заплатить любой налог. К тому же введена система единого налогового платежа, когда можно вообще не думать, в какие бюджеты и в какие сроки ты должен заплатить, – просто отправляешь на один счет всю сумму налога, которую ты хочешь внести по долгу или предстоящим платежам, а налоговый автомат сам все распределит. Сейчас это реализовано для физических лиц, то же самое мы планируем сделать для компаний.

Начала также внедряться система «один налогоплательщик – один налоговый орган». Все обязательства будут учитываться и урегулироваться только в одной инспекции или управлении – по месту жительства или нахождения налогоплательщика. Наша цель – сделать так, чтобы сальдо расчетов было единым, чтобы можно было всегда узнать одну сумму в расчетах с государством: сколько ты должен или переплатил. Немаловажно также дать налогоплательщикам возможность платить налоги, заполняя всего два реквизита – свой ИНН и сумму, – а не более десятка полей, каждое из которых может иметь несколько десятков вариантов значений.

– А что насчет прину­ди­тель­ного списания долгов? Это по-прежнему одна из постоянных тем для жалоб предпринимателей.

– Мы начинаем эти процедуры также с мягкого урегулирования – через доступные уже сейчас способы сальдирования долга. Внесенные в Налоговый кодекс изменения об уточнении платежей решают вопрос технического долга, который возник просто из-за ошибок при указании различных кодов бюджетной классификации и заполнения платежных поручений. Теперь налоговики сами переправят деньги на правильные счета. За счет этого у нас ежегодно автоматически урегулируется примерно 1 трлн руб. долгов.

Если же долг остается и не платится, наша главная задача – выбирать ту меру воздействия на основании цифровых признаков, которая будет максимально эффективной для конкретного налогоплательщика. Кого-то достаточно просто предупредить, и мы уже ввели институт предупреждения о предстоящем взыскании. За прошлый год было отправлено более полумиллиона сообщений через личный кабинет, а также мы начали рассылать sms-сообщения должникам. По сравнению с затратами на остальные процедуры у этой меры очень высокая эффективность.

– Юристы пугают своих клиентов субсидиарной ответственностью, под которую, по их словам, подпадает едва ли не каждый налогоплательщик.

– Это сложный инструмент, но он юридически выверен и применяется именно точечно – только в отношении тех, кто действительно злоупотребляет своими полномочиями и есть признаки того, что собственник намеренно причинил ущерб кредитору. По факту этот инструмент за последние годы использовался лишь в 3% процедур банкротства. Верховный суд выработал практику, что ответственности быть не может, если у контролирующих должника лиц имелся разумный план преодоления кризисной ситуации, в которую попал должник, или если банкротство должника вызвано внешними факторами, в том числе отсутствием оплаты по контрактам от иных контрагентов. Дела рассматриваются эксклюзивно исходя из истории деятельности должника применительно к каждой конкретной ситуации. Для нас это действительно особая мера: после вступления в силу изменений, давших возможности предъявлять претензии к реальным бенефициарам, налоговые органы подали 3,5% от общего числа заявлений – и только в тех случаях, где имеющиеся данные и собранные доказательства дают максимальную вероятность возмещения ущерба бюджету. При этом сама вероятность попадания под субсидиарную ответственность часто останавливает должников от серьезных нарушений и мотивирует к согласительным процедурам.

Вообще, процедуры банкротства с признаками злоупотреблений – предмет нашей проектной работы. У нас уже есть практика борьбы с традиционными схемами, например схемой «а-ля Феникс», когда старое юридическое лицо с долгами бросается, а бизнес возрождается в новом юридическом лице. Совершенствуется практика противодействия возложению обязанности уплаты НДС на заведомо неплатежеспособного контрагента-банкрота с получением права на вычет неуплаченного налога. В банкротстве работает тот же принцип таргетирования усилий, рискориентированный подход. Многие говорят, что число схем злоупотреблений в процедурах банкротства безгранично. Это не так – сейчас на макроуровне мы их насчитали 39, об их наличии свидетельствуют 179 цифровых маркеров. Это пример того, как большие данные можно положить в текст конкретного процессуального документа – например, заявления об оспаривании подозрительных сделок.

– Вы постоянно говорите о цифровых маркерах. Насколько они универсальны, чтобы ориентироваться прежде всего на них в работе с налогоплательщиками?

– По большому счету налогоплательщики уже должны были почувствовать на себе положительное влияние цифровых алгоритмов – в рамках мер поддержки по COVID-19. Они были реализованы в прошлом году максимально оперативно и без участия или с минимальным участием плательщиков. Например, были автоматически перенесены и в дальнейшем разбиты на 12 платежей суммы налогов по пострадавшим отраслям на 93 млрд руб., компании были освобождены от уплаты за II квартал на 75 млрд руб. с автоинформированием о таком освобождении по цифровым каналам. Кроме того, были предоставлены отсрочки лицам, идентифицированным по признаку сочетания маркеров снижения прибыли, доходов и отнесения к пострадавшим отраслям, – это более 50 млрд руб. Был применен и мораторий на меры взыскания, а также поэтапный выход из него по маркерам отнесения к пострадавшим и снижению дохода, создан сервис по проверке применения моратория на банкротство. Быстроте реализации этих мер как раз помогли наши наработки по таргетированному цифровому взысканию.

Модель маркеров мы предлагаем использовать и для предоставления отсрочки или рассрочки платежей. Разработана и пилотируется сервисная модель, которая позволит бесконтактно перенести сроки взыскания. Претендовать на это могут налогоплательщики, если у них подтверждается наличие экономических показателей, указывающих на объективные временные трудности в операционной деятельности. В банкротстве, кстати, это нам тоже максимально помогает. В нашу систему постоянно загружается большое количество информации о должнике, его связях и поведении. Углубленно изучается каждая конкретная ситуация, что дает существенный эффект: мы действительно можем реагировать именно на злоупотребления, а не тотально применять одинаковые меры ко всем.

«Право изначально является системой алгоритмов»

– Все эти изменения, очевидно, потребуют и трансформации судебных процедур?

– Сейчас судебный процесс – это процесс сбора большого количества бумаг, вербальное доведение своих позиций до судьи и как итог – некая субъективная оценка всех фактов. И чем больше экономика, чем больше транзакций, чем больше актов, тем больше возможностей для конфликтов. Решение только одно: типовые споры должны решаться по понятным формальным алгоритмам, на основании изначально заложенных в цифровую модель правил. Например, наш следующий шаг в досудебном обжаловании заключается в том, чтобы предоставлять документы в цифровом формате. Речь идет о структурированном документе, в котором каждый довод может быть оцифрован, ему может быть присвоен номер в классификаторе, он может совмещаться с определенным контрдоводом, оцениваться с точки зрения презумпций в праве. Таким образом, простые споры уже сейчас могут решаться очень быстро. Право изначально является системой алгоритмов, поэтому в нем и цифровизации нет ничего несовместимого. Есть уже решения, когда даже судебный процесс идет на уровне машин с минимальным участием конкретного физического лица в виде судьи. Конечно, в этом направлении право будет развиваться.

– Нет ли опасений, что налоговая служба в результате начнет фактически указывать налогоплательщикам, с кем и как им вести дела?

– Если речь о процедуре банкротства, то здесь налоговая служба выступает помощником пострадавших кредиторов. В этих делах мы нацелены на одно – устранить злоупотребления, обман, связанный с маскировкой реальных целей, операций, а подчас и самих действующих лиц, их анонимизацией. При этом мы такой же кредитор, и все, что взыскивается субсидиарно или по незаконной сделке, поступает в конкурсную массу, в пользу всех кредиторов. В этой ситуации единственный, кому следует опасаться, – недобросовестный должник. Все остальные от наших возможностей и активности выигрывают. Добросовестные кредиторы получают дополнительный шанс вернуть деньги, которые они должны были получить раньше, и возместить ущерб.

Вот цифры: за счет предупреждения долга и умного взыскания по результатам прошлого года у нас на 20% снизилось количество документов взыскания, а число приостановок операций по счетам – на 67%. При этом за последние три года задолженность компаний перед бюджетом сократилась на 294 млрд руб. даже с учетом последствий пандемии. Международный показатель качества работы с долгом – индекс DTI (debt-to-income, отношение долга к поступлениям. – «Ведомости») – сегодня почти в 1,5 раза лучше, чем тремя годами ранее. Для понимания: если бы DTI находился на уровне трехлетней давности – 9,2%, – сумма долга в бюджет была бы почти на 750 млрд руб. больше.