Алексей Чекунков: «Сейчас нужно пройти через геополитическую ломку»

– Для обсуждения совместных инвестиций необходимо тщательно готовить проекты по международным стандартам. К сожалению, многие из существующих инвестиционных возможностей на Дальнем Востоке пока не находятся в стадии, которая позволила бы привлечь капитал от крупных азиатских инвесторов. Именно поэтому мы видим свою роль в том числе в подготовке проектов и доведении их качества до уровня, требуемого международными инвесторами. Из трех проектов, одобренных правительством и советом директоров фонда, два как раз касаются инвестиций на ранней стадии в подготовку инфраструктурных проектов – создание проектно-сметной документации, резервирование земельных участков, подготовку концессионных соглашений. И сотни миллионов рублей, что фонд может проинвестировать на ранней стадии в подготовку комплексных инфраструктурных проектов, позволят привлечь десятки миллиардов собственно для их реализации. Игроки из Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) избалованы особыми условиями ведения бизнеса. Практически вся китайская экономика выросла на специальных экономических зонах. Корея, Сингапур, Япония – все стараются создать максимально удобные площадки для инвесторов и механизмы регулирования льгот, чтобы бизнес инвестировал у них. Сегодня пришла наша очередь предложить инвесторам что-то особенное. В прошлом году мы были в Китае и на встрече с предпринимателями каждый задавал вопрос – какие льготы вы предоставляете? К сожалению, пока информированность о новой экономической политике на Дальнем Востоке оставляет желать лучшего. И в этом смысле крайне важен Восточный экономический форум. Это возможность рассказать миру о новых правилах игры, которые теперь появились и на нашей территории.

«Я бы не допускал никого к управлению государственными деньгами, кто не инвестировал собственные деньги», – говорит Алексей Чекунков. У него он есть: работа в ряде инвесткомпаний, в РФПИ. Судьбоносным оказалось знакомство с полпредом по Дальнему Востоку Юрием Трутневым. Теперь в управлении – фонд в 15 млрд руб., которые он обещает инвестировать на благо Дальнего Востока до конца 2016 г. «Но кто эту тысячу предприятий лучше сделает – десять госкорпораций или тысяча предпринимателей? – задается вопросом Чекунков. – У нас есть люди, которые создали крупные бизнесы, нажили имущество, им есть что терять, они знают свои рынки и готовы рискнуть всем, что имеют, создавая новый бизнес на Дальнем Востоке, если государство пойдет им навстречу». Стоит лишь убрать излишнее административное давление, гарантировать льготное финансирование, и мы увидим эффект, сравнимый с походом Ермака, говорит Чекунков.

– Азией увлекаюсь очень давно. В начале 2000-х работал в инвестгруппе «Алроса», позже – в одном из крупнейших инвестфондов, Delta Private Equity, где мы познакомились с Кириллом Дмитриевым (ныне глава РФПИ. – «Ведомости»). Позже вместе с другом основал собственную инвесткомпанию. Мы инвестировали в горнодобывающую отрасль, а деньги нам давала «Альфа-групп». Наша Объединенная золотая компания была частью А1. Хотя мы достаточно независимо работали, фактически инвестиционным комитетом выступали акционеры «Альфа-групп». Инвестировали по всему миру, у нас были офисы даже в Джакарте и Мапуту. Офис в Индонезии предложил, например, открыть я сам. Убедить Михаила Маратовича Фридмана смог только с третьей попытки, они смеялись, что глаза горят, а значит, нужно пытаться. Мы вложили в Индонезии $55 млн частных инвестиций. Из крупных сделок – до кризиса 2009 г. успели приобрести и продать 42% акций в золотодобывающей артели «Амур». Тогда это был второй крупнейший в стране актив по добыче золота и платины. «Альфа-групп» могла позволить себе рисковые инвестиции, но в 2009 г. перетряхнула стратегию, и часть команды разошлась создавать собственные проекты. Потом я помогал Кириллу Дмитриеву создавать с нуля РФПИ: от правил инвестирования до сбора команды. В РФПИ я сконцентрировался на проекте Российско-китайского инвестиционного фонда, хотя создавали мы его мучительно долгих 18 месяцев.

Покинув фонд, создал инвесткомпанию PAMIR (Pacific Asia, Mideast, India, Russia), она стала специализироваться на привлечении капитала из Азии. Уже в 2013 г. поступило предложение поработать с Юрием Петровичем Трутневым. А я всегда мечтал поработать с ним. Преклоняюсь перед ним как перед бойцом. Когда-то в юности я занимался карате, даже был чемпионом Минска в далеком 1994-м. Меня впечатлило то, что у нас такой успешный представитель спорта (Трутнев – президент Ассоциации киокусинкай России, обладает пятым даном киокусинкай. – «Ведомости») одновременно является важным государственным деятелем. Даже за пятьдесят он в прекрасной спортивной форме.

– С середины 2013 г. помогал выстраивать основные механизмы и подходы, которые легли в основу созданной сейчас государственной системы управления развитием Дальнего Востока. Ну да, на слух немного тяжеловесное название. Но ее суть – как минимумом затрат достичь максимального результата в развитии региона.

– Мы отдаем себе отчет, что цель – не достичь насыщенности, например, железных дорог до плотности европейской части. Нужно найти точки роста и преодолеть накопившиеся сложности – такие как сложное демографическое положение. В регионе шел отток населения, пусть и притормозившийся сейчас. Но в целом разница с СССР достигает до 20% в регионах края. И уезжает экономически активное молодое население, что усиливает спад.

Вся система, что выстраивалась с осени 2013 г., уже сейчас показывает свою работоспособность. Нужно помнить, что Юрий Петрович и Александр Сергеевич [Галушка, министр по развитию Дальнего Востока] заступали на посты в прямом смысле слова в наводнение. Худшие дни тогда происходили в крае. И получилось так, что вся работа – по законодательству, созданию правил работы, подбору команд, отбору территорий опережающего развития, проектов – пришлась на прошлый год, а плоды стала давать уже в этом. По моему опыту работы с государственными структурами, результаты достигаются максимально быстро. И в первую очередь благодаря напористости Юрия Петровича. У него особый характер, он своей позиции никогда не меняет. Если он встал на какой-то курс, то идет им, невзирая на препятствия и возражения. Это, наверное, единственный возможный работающий подход на Дальнем Востоке.

– Занимался в юности карате в Минске и Париже, учился в МГИМО, дедушка был представителем в ЮНЕСКО. Я советский дипребенок. Просто МГИМО в советское время – это был один из способов знать иностранный язык. Но вообще, я с уважением отношусь к династическим занятиям. Ты с детства живешь в определенной атмосфере, впитываешь ее, начинаешь об этом много думать и по-другому воспринимаешь. Ты не учебник читаешь по экономике, а через себя пропускаешь, как это происходит в жизни. И хорошо, когда профессия совпадает со знаниями и хобби из детства.

– Это еще более давняя история. Когда я родился, папа улетел бортпереводчиком во Вьетнам. Их даже сбивали на Ан-12, у него награда от Хо Ши Мина. Когда он в 90-е вернулся послом Белоруссии во Вьетнам, там было два посла с орденами за боевые действия во Вьетнаме. Он и американский. И хотя сам я попал в Сайгон лишь в 1995-м, весь дух Азии, легенды окружали с самого детства.

Азия та и сейчас – две разные Азии. Все меняется и дает нам примеры, что и как нужно делать, а каких ошибок повторять не стоит. Когда учился на втором курсе, то моим первым работодателем был вьетнамец, очень энергичный выпускник Рязанского автодорожного училища. У нашей компании по производству быстрорастворимой лапши был офис у метро «Калужская», моя зарплата была $100. Сейчас его компания первая по стоимости на Сайгонской бирже, в нее KKR вложил $200 млн, оценив весь бизнес в $2 млрд. И это история человека и нации. Вьетнамцы вообще беззаветны в работе, изо всех сил отдаются задаче. Они сверхкрепкие – сначала их северный сосед одолевал, потом американцы, но они выстояли. Так и бизнесом занимаются. Или китайцы, которых еще в 90-е мы воспринимали как младших братьев. Все меняется. Никто не стоит в мире на одной и той же экономической позиции. Все, что происходит в Азии, – крайне важный пример для Дальнего Востока. Это цивилизационный выбор, но он как увеличительное стекло заостряет и наши проблемы.

– Громадные территории и расстояния. Если, например, воспринимать железную дорогу на Дальнем Востоке не как общее благо, а как акционерную компанию, которая три копейки с тонны, но должна заработать, то нужно выводить те циклы переработки, что там есть. Там сейчас нет товаров такой добавленной стоимости, чтобы их экспортировать было не больно. Если железная дорога на каждом логистическом цикле будет пытаться заработать, нам реально придется расселить страну по периметру, а в центре создать зеленый заповедник. Но дорога уже есть, и почему бы не сделать для всех некий равный субсидируемый государством тариф, чтобы развивать производство там, где уже живут люди вдоль дороги. Иначе создавать где-то посередине пути производство с высокой добавленной стоимостью просто невыгодно. И это случится против нашей воли – просто нерентабельно станет возить уголь, добытый на Кузбассе, или железную руду из Якутии.

Территория неосвоенная, громадная, да, но очень близка к рынкам с бесконечным потенциалом потребления. Тот же рынок Китая по спросу перегнал американский. Тем более в той продукции, низких переделов, которую мы пока поставляем. Бог буквально дал нам спарринг-партнера, который может подтянуть нас до своего уровня.

Китай очень макровзглядом смотрит на экономику. Создавая ту или иную отрасль, например сталелитейную, они сознательно с избытком ставят современные мощности, сразу строя до 20% от мировых объемов отрасли, субсидируют электроэнергию или уголь. И эти верхние 20% по цене просто выдавливают нижних игроков с самыми высокими ценами, менее конкурентоспособных. В Америке угольщики все обанкротились. Страны просто теряют целые отрасли. Ровно так же было с солнечными батареями, где еще в 1990-х основными игроками были Япония, США и Германия. Китай поглотил весь рынок, сам защищенный огромным внутренним спросом и субсидиями.

И бороться с этим можно только аналогичным макроподходом, мы не можем себе позволить сидеть в низкоконкурентных по природно-географическим причинам нишах – там кислород скоро закончится.

– Обратный отсчет пошел, нам нужно расшивать внутреннюю неконкурентоспособность, толкать передел, субсидировать перевозку и коммуникации. Использовать не столько уникально-инновационные, сколько самые современные технологии, уже успешно где-то внедренные.

– Я венчурными инвестициями немного занимался и неопробованных инноваций слегка побаиваюсь – там выживаемость компаний одна из десяти, а мы управляем государственными деньгами и не можем себе позволить такой результат. С нас же спросят. Если девять раз терять, а один зарабатывать, то раньше в тюрьму сядешь, чем такая венчурная звезда взлетит. Именно поэтому нужны просто самые современные технологии из уже применяющихся в мире. Сейчас все автоматизировано и нужен минимум людей, чтобы управлять комплексами любой сложности. Но нужно дать человеку, тем более высокограмотному инженеру, смысл, прежде чем он куда-то поедет. Почему специалисты поедут в Комсомольск-на-Амуре? Возможно, потому, что квартиру можно получить будет. А лучше дать им дом с участком или гектар, как Юрий Петрович предложил. И таких людей нужны не миллионы, а тысячи. И они смогут конкурировать на современном оборудовании с минимумом затрат. Мы сможем стать конкурентными на Востоке.

– Низкая плотность населения, удаленность от федерального центра, близость экономических супердвигателей через границу – условия, которые создают на Дальнем Востоке России особую атмосферу для бизнеса, если хотите, с пониженным коэффициентом трения. Там все возможно быстрее и лучше – по крайней мере, на это нацелены усилия всей нашей команды во главе с Юрием Петровичем Трутневым. Потенциал для создания новых предприятий в регионе очень велик – благодаря изобилию природных ресурсов и географической близости с громадными рынками АТР. Поэтому первые успехи новых инвестпроектов – в ТОРах, в свободном порту Владивосток, вообще на территории – должны вызвать лавинообразный эффект. На Дальний Восток придут очень большие инвестиции.

– Из-за сложной конъюнктуры, например на рынке угля и золота, многие компании, которые уже вложили в развитие Дальнего Востока миллиарды рублей, столкнулись с определенными сложностями в части дальнейшего развития проектов. Мы будем стараться найти возможность поддержать такие компании в сложные времена, взять на себя часть расходов на инфраструктуру, которая впоследствии позволит реализовать экспортный потенциал региона на новом рыночном цикле. Стоимость капитала на рынке сегодня высока. Наши средства предоставляются на срок до 10 лет и более в инфраструктурные проекты по стоимости, которая сегодня составляет около 10,5% в рублях. Да, мы защищаем свои инвестиции так же, как защищает их любой банк. Просим гарантии, поручительства. Но с учетом срока и стоимости наши деньги дешевле денег коммерческих банков. Это деньги для качественных проектов, которые реализуют сильные инициаторы, способные гарантировать возвратность средств. За счет низкой стоимости капитала и высокого срока мы снижаем финансовую нагрузку на проекты, помогаем подтолкнуть их в сложных экономических условиях.

– На Дальнем Востоке как раз реализуется модель не ручного управления, а создания целой системы – ТОРов, свободного порта, институтов развития – которая образует благоприятную среду для бизнеса, и эта экосистема сама должна начать бурно развиваться. Создано девять ТОРов, когда каждый из них получит по несколько проектов, – это уже десятки новых предприятий, каждое из которых начнет обрастать смежниками.

– РФПИ нацелен на получение прибыли, причем в твердой валюте, исходя из механизма соинвестирования с международными инвесторами. С учетом волатильности на рынках очевидно, что прибыльных проектов, не разобранных частным капиталом (которого под контролем россиян все же еще не так мало), почти не осталось. Перед Фондом развития Дальнего Востока стоит вызов иного характера. На Дальнем Востоке мало готовых, хорошо структурированных проектов. Чаще это инвестиционные затеи с фундаментально интересными возможностями. Именно поэтому в регионе так важна роль института развития, который готов пройти тяжелую первую милю, взять на себя первые расходы, потратить деньги на подготовку, структурирование проектов. Новые правила работы фонда позволили нам взять на себя эту функцию в некоторых проектах.

– Вопрос о том, как побороть коррупцию, был одним из первых, который задал мне Юрий Петрович Трутнев во время нашего с ним знакомства. Я на него так ответил: надо платить достойную зарплату и строго наказывать за воровство. Данную проблему на Дальнем Востоке федеральная власть активно решает. Ряд последних громких уголовных дел против региональных руководителей – яркое тому подтверждение.

– Нет, и в Китае мы еще видим последнее поколение лидеров, которые воспитаны на общих идеалах коммунизма. И когда в обществе старшего поколения поднимаешь тост за общие ценности, комсомол, они вспоминают, что с ними сидят люди из нации учителей. Но уже с сорокалетними это не проходит: они решат, что вы индоктринированный.

И у нас сейчас есть последний шанс на прорыв: нынешние поколения лидеров России и Китая пока имеют одну общность, сентиментальную связь. Новое поколение китайцев уже опирается на другие ценности, стремится к заработкам любой ценой, с пренебрежением к экологии, рыночным правилам, интеллектуальной собственности, гражданскому обществу. Пока это большая необузданная сила экономического рационализма. Но и мы не младшая сестра.

– С современными острогами. Но в целом вы откуда-то угадали всю идею. Главный вопрос – кто их поставит, эти новые остроги? Ответ один: те тысячи, что должны изменить Россию с Востока, – это предприниматели. Которым государство сейчас разрешает экспериментировать, в хорошем смысле слова, на Дальнем Востоке. Если тысяча станет компаниями с миллиардным оборотом, мы получим триллион для экономики. Стране нужна новая экономическая активность, нужны люди, которые создадут новые производственные мощности. Если нужен хлеб, пусть будет хлеб, если микрочипы, то они. Но кто эту тысячу предприятий лучше сделает – 10 госкорпораций или тысяча предпринимателей? У нас есть люди, которые создали крупные бизнесы, нажили имущество, семьи, имеют понятную историю, им есть что терять, они знают свои рынки и готовы рискнуть всем, что имеют, создавая новый бизнес на Дальнем Востоке, если государство пойдет им навстречу. И тут возможны разные варианты, от льготного кредита до концессии. Предприниматель все равно ответит всем своим имуществом, но и думать будет, куда вложить, и драться будет за эти деньги, за их возвратность и доход.

– Верю.

– Потому что раньше пришли люди, которые сказали, что это огромная территория и на нее нужны огромные триллионы рублей, что четыре должен дать федеральный бюджет, три – региональный. И там наступит счастье.

– В несколько слоев. И на этом фоне создавали фонд, который так мощно привязали, в несколько слоев контроля, чтобы с этими триллионами не унесло ветром. Поскольку фонд не планировал оперировать триллионами, правила были сформулированы таким образом, что фонд не мог практически вкладывать, копейки даже выделить нельзя было на офис, зарплаты. Фонд просто был как ненужный придаток. Эту проблему мы уже решили, установили новые правила возвратности средств, инвестиций. И даже получили одобрение правительственной комиссии по Дальнему Востоку на первые инвестиции.

И если мы хотим что-то получить, мы должны не дополнительные правила создавать, а новые условия, чтобы люди хотели заниматься там бизнесом.

Хотя, конечно, не сразу каждый якутский улус получит инновационного предпринимателя, который создаст миллиардное предприятие. Но, создавая условия развития, доступ к более дешевым, чем банковские кредиты, деньгам, мы даем шанс на его появление. Кредит – это доверие. Современная экономика строится на доверии, на ожидании от будущего, в отличие от первобытной, где что убил, то и съел, тем и живешь на свои возможности. Государство должно выдать тем тысячам предпринимателей кредит доверия, дать шанс трудиться для развития экономики, а не гоняться за мамонтами.

– У победы много отцов, поражение – сирота... Мы пока еще не победили, конечно, но я очень надеюсь, что на верном пути. Исторически деятельность фонда блокировалась неоправданно сложным регламентом инвестирования средств, выделенных в виде бюджетной субсидии. Правила использования субсидии были сформулированы таким образом, что фонд не мог инвестировать. Фонд должен был вкладывать деньги в лучшие из рыночных коммерческих проектов, которые по каким-то причинам оказались не востребованы частными инвесторами. Но во-первых, такого не бывает. Во-вторых, тем самым фактически блокировалась деятельность фонда как института развития, так как выделенные деньги нельзя было потратить даже на разработку документации, не говоря уже о финансировании проектов на ранней стадии. Сейчас большинство ограничений снято. Фонд полноценно включен в единую систему государственных институтов развития Дальнего Востока. В июле постановлением правительства были установлены новые правила отбора инвестиционных проектов фонда, которые теперь согласовываются подкомиссией правительственной комиссии по социально-экономическому развитию Дальнего Востока и Байкальского региона под руководством Юрия Петровича Трутнева. При этом абсолютно во всех проектах, которые фонд структурирует, мы обеспечиваем максимальную защиту инвестиций. От момента, когда проект попадает в фонд, до момента, когда принимается инвестиционное решение, все проекты проходят два главных шлюза. Первый шлюз – это инвесткомитет совета директоров фонда. На этом этапе анализируются риски, обеспечивается максимальная защита инвестиций и их возврат. Второй шлюз – это подкомиссия правительственной комиссии. Если корпоративные органы управления (совет директоров, инвесткомитет при совете директоров) оценивают финансово-экономическую состоятельность проектов, то правительственная подкомиссия смотрит на проект шире через призму социально-экономических эффектов. И, руководствуясь методикой отбора приоритетных проектов, планируемых к реализации в Дальневосточном федеральном округе и Байкальском регионе, принимает окончательное решение о целесообразности поддержки проекта фондом.

– Надо жить так, как если бы ты каждое утро читал о своих шагах на первой странице «Ведомостей». Надо не делать шагов, за которые бы пришлось нервничать. И я бы не допускал никого к управлению государственными деньгами, кто не инвестировал собственные деньги. Обязательно, чтобы у кандидата был опыт и инвестиций, скажем так, средств требовательных инвесторов, и собственные «бизнес-шрамы», ибо только на ошибках учатся. Хотя здесь у нас как у структуры с госучастием есть свои преимущества. У нас три стейкхолдера, которые оценивают проекты: правительство, ВЭБ, совет из 11 директоров фонда. У нас хорошая отраслевая команда, много людей с Дальнего Востока, и это не инвестбанкиры, что сделку сделал – бонус получил, если не пошло, значит, рынок плохой.

– Единственный критерий для частных инвестиций – прибыль. Государственные инвестиции делятся на две категории: первая – то, что называют суверенными фондами, – также главным образом нацелена на долгосрочную норму прибыли. Задача суверенных фондов – сохранить и приумножить национальное богатство. Вторая – инвестиции развития: задача – ускорить экономические процессы. Создать новые предприятия, модернизировать отрасли, направить ресурсы в наиболее актуальные секторы, преодолеть провалы рынка. Пока что заниматься инвестициями развития в России непросто из-за кризиса доверия. Но это, скорее всего, не только наша беда – повсюду в мире государство крайне неохотно совершает рисковые инвестиции. Никому не нравится публично ошибаться. Отсюда важно наличие рынка рисковых инвестиций – фондового, венчурного. При наличии развитых финансовых рынков государство может сконцентрироваться на своих задачах, а инвесторы и даже спекулянты вместе с ними обеспечат скачки экономики вперед, в погоне за той самой прибылью.

– Правительство состоит из разных людей. С такими людьми, как Юрий Петрович Трутнев и Александр Сергеевич Галушка, не сложно, а увлекательно работать. К сожалению, конечно, есть и те, кому очевидные вещи приходится доказывать, и не всегда удается.

– ГЧП, и в частности концессии, – это в существующей экономической ситуации практически единственный механизм, когда возможно создание новых объектов инфраструктуры для государственной собственности без разрыва бюджетной системы. Но этим механизмом важно ответственно пользоваться. Ключевые элементы успеха – грамотные инициаторы проектов, а также капитал от долгосрочных инвесторов, таких как пенсионные фонды и страховые компании. Фонд развития Дальнего Востока уделяет огромное внимание проектам ГЧП, один из первых трех одобренных проектов фонда касается создания современной инфраструктуры обращения с коммунальными отходами как раз по концессионной модели, в работе находится еще несколько проектов ГЧП.

– Есть разные проекты и разные уровни риска. Наш капитал пока консервативный, мы выбираем проекты при максимально возможной защите средств фонда. При этом есть секторы, где априори необходимо идти на более высокий риск, своего рода венчур. Например, любые ресурсные проекты, которые необходимо толкать от стадии геологоразведки в стадию добычи и переработки. Там много внешних факторов, которые создают большую волатильность. Как пример – трагедия в Фукусиме, которая подкосила рынок урана. И мы просто не можем себе позволить вкладывать в венчурные проекты, где есть большой риск. Для фондирования таких проектов нужен фондовый рынок, рынок венчурных инвестиций.

Сейчас заставляют волноваться три фактора: новая норма потребления Китаем ресурсов, на которое весь мир уже ориентировался и планировал мощности, те же металлы и углеводороды; уровень производства и потребления углеводородов в США с учетом новых энергоэффективных технологий, а также возвращение на мировой рынок углеводородов Ирана. Все это может надолго снизить уровень потребления, а также цены на углеводороды, продукты нефтехимии, установить низкие цены на металлы. И тогда нам нужно понимать, чем мы будем занимать 6 млн людей, проживающих на Дальнем Востоке.

– Предприниматели сами должны находить смысл в своей деятельности, а не ожидать подсказки государства. Даже при существовании Госплана все риски не учтешь, этого не предсказать, и тем более не понятно, закончилась ли уже эпоха нефти. Но лучше, когда система создает себя сама, а не идет попытка воссоздать современного экономического Франкенштейна. Смотрите, в Китае поняли в свое время, что есть много рек, построили дамбы, получили дешевое электричество. Поняли, что могут импортировать уголь, железную руду, и на дешевой электроэнергии построили сталелитейную отрасль, затем создали машиностроение и т. д., быстро проскочив несколько ступеней добавленной стоимости. Но в основании системы находилась армада малых и средних предпринимателей, которые ниша за нишей занимали экспортные рынки, именно они зарабатывали для государства деньги на реализацию макроотраслевых проектов. И это тот случай, когда ступень за ступенью система обретала смысл сама, а не действовала по указке. Важно не перепутать вершину айсберга с его основанием.

– Последняя одобренная президентом идея – свободный порт Владивосток. Это же одобренная идея свободы предпринимательства, свободы от регулирования, отсутствия излишней налоговой нагрузки и даже впервые в России свободного пребывания для иностранцев на восемь дней. Важна тенденция, и если мы говорим, что у нас на Востоке будет другое общество, если хотим, чтобы ветер свободы предпринимательства подул с Востока, мы должны дать ему возможность развивать смыслы. Те же ТОРы. Предприниматели, приходя в ТОРы, получают не только минимальные налоги, отсутствие внеплановых проверок, но и внимание, в хорошем смысле слова, со стороны власти. Может быть, мы наконец в таких теплицах начнем растить новые бизнесы с уже состоявшимися предпринимателями.

– Мы видим принципиально новую модель создания бизнеса, в которой ключевым словом является «свобода». Мы говорим об экономической свободе, свободе от избыточного регулирования, свободе от избыточной налоговой нагрузки. И даже о свободе въезда. Это новая экономическая повестка на востоке России. Проект «Свободный порт Владивосток» уже реализуется. Закон принят в июле, сейчас принимаются необходимые нормативно-правовые акты. Интерес потенциальных резидентов к нему огромен. Поскольку речь идет не только о Владивостоке, но и о существенной части всего Приморского края. И параллельно ведется работа по расширению режима на ряд других портов Дальнего Востока. Инвестиции, которые туда придут, будут нарастать как снежный ком. У наших соседей в АТР накоплен огромный объем капитала. Только банковские активы – $30 трлн. Этот капитал ищет качественные точки приложения. Как только будут первые успешные примеры, я уверен, что рост будет кратным и очень быстрым.

– Внутренний рынок далеко, значит, первое, что приходит, – замещение импорта собственным высокотехнологичным производством, которое вкупе с небольшими инвестициями или кредитами или вниманием государства начинает вытеснять импорт, а по мере снижения стоимости и роста спроса и экспортировать продукцию. Начинаем с асфальта, строительных материалов, обработки титана. И снова упираемся в отсутствие кадров. А есть еще сельское хозяйство, в продукции которого очень заинтересованы соседи из АТР. Но кто всем этим будет заниматься? Импортировать фермеров из Англии? Хочется, чтобы на Дальний Восток пришли сильные игроки, которым мы, как говорили на военной кафедре, помогли бы «ударом, огнем и маневром». Регулированием, защитой, капиталом. Предпринимателям попросту необходимо дотянуться до капитала, чтобы начать что-то создавать. В ситуации, когда банковская система практически парализована и не может давать деньги на подобные проекты, нужно страхование кредитов для технологических проектов, использующих современные технологии.

– Стоило бы субсидировать стоимость денег. Вспомните ту тысячу предприятий, по миллиарду. Им нужен триллион. А что если его выдать не госкорпорациям, а пустить на субсидирование или на процентную ставку по кредитам для людей, которые умеют строить свои заводы, обрабатывать по 50 000 гектаров, добиваться результатов. Как считаете – у кого получится лучше результат? И вот это и есть новый поход Ермака, тысяча предпринимателей при поддержке государства. Главное – отфильтровать эту тысячу правильно.

– Есть социализм с китайскими чертами, а у нас либеральный патернализм.

– У вас в целом издание такое, пора уже писать о чем-то хорошем. Не только кто виноват, но и что делать.

– Это нелегкая задача, и если кто-то мог ее сделать – то это команда Юрия Петровича и Александра Сергеевича. Скорость принятия решений благодаря поддержке президента феноменальная. Главное сейчас – запустить все проекты и дать им время добиться результата. У нас же часто принято желать мгновенных результатов. Фактически работа только начата, но уже дергают: где миллиарды инвестиций в ТОРы? В Китае все экономические реформы начинали с одного заводика по утилизации судов в деревне Шэньчжэнь. Создали вокруг него зону свободного рынка. Через 35 лет – крупнейшая экономика в мире. Азиаты долго раскачиваются, у них действительно макровзгляд, они не торопятся. Чтобы убедить их в серьезности намерений, чтобы привлечь институциональный капитал, который инвестируется на 20–30 лет, нужно время.

– Вы сразу о плохом. Поскольку есть поручение президента, то ответ на ваш вопрос – неудача здесь невозможна.

– Инвесторы, даже иностранные, готовы давать деньги. Например, в иенах. Проект аэропорта Хабаровска пока затормозился, потому что японский банк готов дать под 2,5%, но в иенах. Но из-за колебаний курса мы не можем пока оценить до конца их стоимость.

Есть в целом для экономики деньги ФНБ, которые можно и нужно инвестировать в производство – только так они смогут работать. Но не только в гигантские инфраструктурные стройки, ибо они могут упереться в отсутствие спроса в конечном итоге. Так что гипотетически триллион рублей, чтобы вооружить ту тысячу предпринимателей, в стране пока еще есть.

– В коротком списке 10 проектов общей стоимостью в 156 млрд руб. и планируемыми инвестициями фонда в 18 млрд. Аэропорт Хабаровска, расширение мощностей отгрузки и дороги для угольщиков, энергоснабжение, ресурсные проекты, даже канатная дорога для туристов.

– Туризм – это очень выгодно, трансграничный тем более. Чем выщелачивать золото из руды, лучше добывать юани из туристов. По статистике, средний китайский турист тратит до $1200 в сутки. Миллион туристов, которые проведут у нас по два дня, даст $2,5 млрд в год. Уже сейчас было 400 000, и нужен только путь. И этот проект начнет окупаться быстрее, чем ресурсные проекты, которые запускаются дольше и стоят в разработке гораздо дороже. И там еще необходимо нивелировать риск цикла, поскольку ни Генпрокуратуре, ни Счетной палате не сможем доказать, что снижение спроса на ресурсы циклично и нужно лишь подождать смены направления.

– В начале августа правительственной подкомиссией одобрены первые три проекта фонда, которые потребуют инвестиций фонда в размере 4,8 млрд руб. Частные инвестиции составят 23 млрд руб. В числе одобренных проектов, по которым уже подписаны инвестиционные соглашения: железнодорожный мостовой погранпереход Россия – Китай в Еврейской АО. Общая стоимость проекта – 10 млрд руб., из них инвестиции фонда – 2,5 млрд руб. и 7,5 млрд руб. – инвестиции российско-китайских фондов РФПИ. Второй проект – развитие золотодобычи на Камчатке (инициатор – АО «Золото Камчатки»). Инициатором уже проинвестировано в проект 10 млрд руб., еще 12,4 млрд руб. требуется для выхода на проектную мощность. Инвестиции фонда составят до 2 млрд руб. в два этапа; инвестиции инициатора и банков – 10,4 млрд руб. Третий проект – создание инфраструктуры обращения с твердыми коммунальными отходами на Сахалине. Инициатор – группа компаний «Эко-система». Общая стоимость проекта около 900 млн руб., из них инвестиции фонда – 265 млн руб. и 700 млн руб. – инвестиции инициатора и Сбербанка. Всего через инвесткомитет при совете директоров, т. е. через наш первый шлюз, прошло уже более 10 проектов на сумму 156 млрд руб. и объемом потенциальных инвестиций фонда до 18 млрд руб. Мы очень надеемся закончить работу по привлечению инвесторов в модернизацию хабаровского аэропорта. Это важнейший для Дальнего Востока проект. Есть несколько проектов по созданию портовых мощностей для перевалки угля. Есть проекты по строительству дорог для ввода в строй новых месторождений. На Восточном экономическом форуме мы подпишем порядка восьми соглашений о реализации инвестпроектов, а также ряд соглашений с субъектами Дальнего Востока о создании совместных инвестиционных платформ. На Дальнем Востоке есть регионы с существенными бюджетными ресурсами. Фонд выступит качественным партнером, который проведет работу по анализу, отбору, структурированию инвестиционных возможностей и будет готов соинвестировать в проекты. Такое партнерство дает нам дополнительный капитал, дополнительный рычаг, а регионы получат повышение инвестиционной активности и рост качества использования бюджетных ресурсов.

– За полтора года, которые средства находились на счетах фонда в группе ВЭБа (с марта 2013 г.), чистый процентный доход составил около 1,8 млрд руб.

– Пока нет, но мы и с календарем работы Счетной палаты не знакомы. Нас проверяла служба внутреннего контроля ВЭБа, и вроде без особых вопросов обошлось.

– Проинвестировать существующий капитал фонда до конца 2016 года. Параллельно до середины 2016 года принять все необходимые нормативные акты для формирования новой долгосрочной системы докапитализации Фонда за счет федеральной части налогов, кроме НДС, в соответствии с поручением Президента РФ. Продолжать вкладывать не менее 10 млрд рублей в год с увеличивающимся мультипликатором привлеченных инвестиций к собственным инвестициям Фонда. Добиваться снижения стоимости денег Фонда для проектов.

– На сегодня, к счастью, у правоохранительных органов к нам нет вопросов. И мы изо всех сил стараемся работать так, чтобы и не появилось.

– По закону об акционерных обществах акционер – это родной родитель. У нас два родителя, мама – ВЭБ, папа – Юрий Петрович Трутнев, так и живем, слушаемся папу и маму. Благодаря этому правительство поддержало три наших первых проекта, которые сначала прошли жесткие экзамены в совете директоров фонда, в ВЭБе, затем в правительстве. Это шлифует проекты.

– В перспективе желательно дальнейшее снижение стоимости денег фонда для проектов – в идеале до 5% годовых в рублях, как у Фонда развития промышленности, или еще ниже. Также для целей поддержки проектов развития часть портфеля нужно выделить на поддержку создания новых производств, где обеспечение инвестиций фонда будет менее жестким, чем сейчас (гарантии, поручительства платежеспособных контрагентов). Разумный бизнес-риск необходимо все-таки на себя брать, чтобы создать новые предприятия.

– В два-три раза дешевле, чем деятельность частных фондов. У них цифра может доходить до 10% от ежегодных инвестиций. Нас создавали уже в не тучные времена, ноябрь – декабрь 2014 г. И спасибо ребятам, что здесь работают.

– Вы знаете, это вполне ликвидные ребята, светлые люди, которые на самом деле высокопрофессиональны. У нас маленькая команда.

– В команде фонда около 50 человек. Ядро команды – 17 инвестиционных специалистов. Это профессионалы в сфере инвестиций, финансов и права с опытом работы в ведущих международных инвестиционных банках, фондах прямых инвестиций и аудиторско-консалтинговых группах. Управляющие директора имеют опыт управления крупными российскими компаниями реального сектора и финансовыми организациями. Кроме того, у фонда уникальный для государственных институтов развития совет директоров, который возглавляет Андрей Кузяев. Это человек, который в свое время с нуля создал весь бизнес по добыче нефти за рубежом для «Лукойла». Один из трех независимых директоров – Алексей Калинин, старший управляющий партнер Baring Vostok, одной из самых уважаемых в России компаний по управлению прямыми инвестициями. Есть в совете директоров и дальневосточник, который не понаслышке знает о сложностях и возможностях региона. Это Андрей Шляховой, основатель Далькомбанка. Кроме того, в совет директоров входят два представителя Минвостокразвития – Александр Осипов и Максим Шерейкин, а также представители Внешэкономбанка.

– Мы должны инвестировать и зарабатывать, это наш KPI. Плюс мы используем инвестиционный сценарий с очень широким спектром и там, где можно, передаем на подрядчика валютный риск. Но только бесплатными методами – сейчас покупка свопов на рубль приведет к удорожанию стоимости денег в три раза.

– Вкладывать деньги. Чтобы деньги работали на экономику Дальнего Востока и при этом приносили акционеру доход по установленной в стратегии фонда норме в 10% годовых в рублях. Такие проекты еще надо найти и, повторю, провести через жесткое сито оценки. Осенью мы подпишем еще три-четыре сделки, задачу Юрия Петровича вложить до конца года не менее 7,5 млрд руб. выполним. Но у нас не комфортная задача раздать деньги, а необходимо пройти через все шлюзы, убедить в выгодности и реализуемости проектов все ступени, вплоть до правительства.

В нашем портфеле есть разные проекты. Есть, например, где мы участвуем на 200 млн руб., а сам проект на миллиард. И пусть он всего 4% от наших активов, но он объединяет в себе новый закон о концессиях и переработке отходов и в случае успеха реплицируется на проекты общей стоимостью 10 млрд руб. Хотя, конечно, мы не можем себе позволить одновременно 50 проектов запускать, поэтому идеальный для нас размер инвестиций – 1–2,5 млрд руб.

Думаю, что все средства фонд сможет инвестировать до конца будущего года. В большинстве сделок у нас есть купонный доход, за счет которого мы сможем получать текущие доходы уже по итогам второго-третьего года деятельности. Мы как в институте сейчас – работаем на зачетку, чтобы через год она начала работать на нас.

– Мы оперируем длинными деньгами и в первую очередь нацелены на инфраструктурные проекты. Приступая к инвестированию в нижней точке цикла, мы рассчитываем, что к моменту введения объектов в эксплуатацию они придутся как раз ко двору. Проекты транспортной логистики рассчитаны на 100 лет, разработка крупнейших месторождений – на 20–30 лет, концессионные проекты – на 49 лет. Очевидно, что лучшее время создавать инфраструктуру для этих проектов – прямо сейчас.

– Норма инвестирования в России отставала от желаемой и в лучшие времена. Например, Китай инвестировал в предыдущие 20 лет в среднем более 40% ВВП и рос более чем на 10% в год. Россия инвестировала в 2 раза меньше и, соответственно, росла медленнее. Сейчас же мы пришли от хронического дисбаланса в экономике к острой ситуации по двум причинам. Первая – уже, наверное, набившая оскомину – это пресловутая зависимость экономики от углеводородов. Но поставьте себя на место экономики. Если у вас лично есть скважина, которая, например, приносит миллион долларов в день, вас что заставит встать с дивана? Ресурсное проклятье – далеко не шутка, а доказанный феномен. Вот сейчас, когда музыка остановилась, пора вскочить на ноги и придумать, как жить дальше. Выход только один – начать работать, конкурировать со всем миром в производстве, технологиях, бороться за рынки. Мы, к счастью, это вроде умеем – предыдущие поколения доказали. Теперь наша очередь доказать. Второй фактор – видимо, упущенный из виду в конце 90-х – была не доиграна холодная война. Войны так не заканчиваются, что бывшие противники резко начинают дружить, но параллельно победители бомбят Белград и потихоньку расшатывают наш периметр. Да, к сожалению, холодную войну мы проиграли – хотя бы потому, что того государства больше нет. Но правила игры в многополярном мире были не до конца проговорены сторонами либо очень лукаво договорены. Сейчас нужно пройти через геополитическую ломку, где на самом деле гораздо больше шарниров, чем только Россия и США. Матереющий Китай, разваливающийся Ближний Восток, стареющая Европа, одолеваемая мигрантами, – мы живем в нескучное время. Когда это все устаканится, вчерашние ястребы станут более мирными, а голуби – более уверенными, я уверен, что мир вернется к соперничеству сугубо на экономическом татами. Потому что по-другому уже нельзя, угрозу тотального ядерного уничтожения уже не запихнуть назад в ящик истории. Сегодняшнюю кризисную ситуацию необходимо использовать, для того чтобы накачать именно экономические мышцы, создать диверсифицированную экономику с сильным классом российских предпринимателей новой волны – не пресловутых рейдеров из 90-х, а глобально конкурентоспособных созидателей.