Как войти в горящий дом и правильно из него выйти

Представьте ситуацию: вы стоите у горящего дома, крыша которого через минуту рухнет. В одной комнате находится ребенок; во второй – аппарат искусственной вентиляции легких (АИВЛ), который до конца пандемии спасет жизни 10 людям. В городе их сейчас остро не хватает. Спасти вы сможете или ребенка, или аппарат. Какой выбор в данной ситуации будет хорошим? А какой правильным?

В своей основе это пример оптимизационной задачи: вам нужно найти лучшее решение при некоторых временных или ресурсных ограничениях. Решение задач подобного рода сегодня составляет цель экономической науки. В таких экстремальных ситуациях экономистов, однако, ждет подводный камень: численно хороший выбор не обязательно будет правильным с моральной точки зрения. Моральные ограничения экономика мейнстрима почти не рассматривает, хотя всего каких-нибудь 200 лет назад все было иначе. Классическая экономическая наука только зарождалась и шла плечом к плечу с решением вопросов этики.

Возьмем вопрос максимизации полезности, без которого сегодня экономику не представить. Этот подход вырос из количественных размышлений об этике – так называемого утилитаризма. В начале XIX в. английский философ Иеремия Бентам оформил его в моральную систему. В ней правильным было то, что максимизировало некоторое общественное благо (у Бентама – счастье). Жизни людей – это благо, больше живых – больше счастья, значит, спасайте АИВЛ!

Если вас все же гложут сомнения в правильности такого выбора, то вы можете решить по-другому. Спасать АИВЛ аморально, потому что морально должно быть само действие, а не его последствия. Ваш моральный долг – спасти ребенка. Так, например, рассуждают приверженцы деонтологии – конкурирующей с утилитаризмом теории этики. У нее, правда, есть своя проблема, когда долг становится выше добра. Например, когда врачи, давшие клятву Гиппократа, должны лечить убийц или насильников маленьких детей. Если в ситуации с горящим домом последствия просчитывать сложно или невозможно, то в ситуации с насильником от мыслей о последствиях уже трудно удержаться.

Возможно, проблему выбора между жизнью ребенка и АИВЛ все-таки можно решить и в рамках утилитаризма. Если, например, выбор не сводить просто к числам, даже когда речь идет о человеческих жизнях. Выбор можно оценивать не только количественно, но и качественно. Если вы думаете так, вам больше понравится подход другого англичанина, Джона Стюарта Милля, – философа, экономиста и политика.

Милля считают одним из самых влиятельных британских философов XIX в., хотя он скорее развивал и популяризовал идеи других ученых. Утилитаризм, например, в равной степени связывают с именами Бентама и Милля, хотя основную работу проделал первый. Милль, правда, обнаружил несколько слабых точек в количественной этике Бентама. Он не нашел, как их усилить в рамках его системы, но по крайней мере указал направления, в которых надо искать. Например, развивая аргументы Милля и взвешивая последствия выбора, можно думать, что спасение жизни прямо сейчас качественно отличается от возможности спасения жизней в будущем. Или что в момент кризиса просчитать последствия сложно, поэтому лучше на будущее создать правила, которые обеспечат не только хороший, но и правильный выбор. «Сперва думай о жизни, а потом об издержках и выгодах» – пример такого правила в духе Милля, которое решает моральную дилемму.

Потребность в правилах особенно высока во времена пандемий, поскольку тогда мы сталкиваемся с «горящими домами» на каждом шагу. Кто в первую очередь должен получать лекарства, место в реанимации, доступ к АИВЛ при недостатке ресурсов? Насколько сильно медики должны рисковать, подвергая опасности собственное здоровье и здоровье своих близких? На какой срок посадить страну на карантин, понимая, что на одной чаше весов – жизни, которые заберет пандемия, а на второй – жизни, которые заберет неминуемая экономическая депрессия?

На все эти вопросы потенциально можно получать ответы, оценивая результат выбора в числах и стоимости жизней. Даже если такой выбор будет безупречен с моральной точки зрения, в разгар беды его не просчитать. На это нет времени. Для каких-то проблем практические решения давно нашли. Например, при нехватке ресурсов в первую очередь лечат людей в состоянии средней тяжести: легкие больные смогут позаботиться о себе сами, а тяжелые – отнимут слишком много внимания врачей, необходимого другим пациентам. Для решения других проблем Всемирная организация здравоохранения разработала свод рекомендаций еще 13 лет назад в ожидании пандемии инфлюэнцы. В затруднительной ситуации правила должны помогать поступать хорошо и правильно – количественно и качественно.

В том, что подобные этические проблемы можно решать и не мучиться потом угрызениями совести, есть заслуга Милля и поколений последователей, отшлифовавших его этику выбора. Плохо, конечно, то, что планы правительств стран по преодолению последствий эпидемий (когда такие планы вообще существуют) часто обходят этические вопросы стороной.

В чем причина кризисов

Этот текст задумывался, однако, не как ода утилитаризму, а как обсуждение современности некоторых идей Милля-экономиста. Этическая дилемма про ребенка и АИВЛ – хороший пример проблемы, решение которой искали ученые XIX в. При этом решение должно было быть удовлетворительным и с экономической, и с этической точек зрения. Тогда экономическая наука не сумела однозначно ответить на философские вопросы, а сейчас по большей части отодвинула их на второй план: о них вспоминают лишь во времена кризисов. Между тем при всей важности вклада Милля-философа критики еще сто лет назад отмечали, что наследие его экономических идей гораздо богаче. Его работа по политэкономии 1848 г. была стандартным учебником в Оксфорде на протяжении 70 лет. До нее студентов учили по «Богатству народов» Адама Смита, а с 1919 г. – по «Принципам экономики» Альфреда Маршалла (некоторое время).

Разумеется, мысли Милля-экономиста естественным образом проистекали из его философии. Возьмем, например, максимизацию общественного блага. Качественное решение этой задачи по Миллю означает, что люди должны уделять внимание не только экономическому росту, но и его влиянию на окружающую среду. Ее состояние – это тоже компонент полезности или счастья, желаемого людьми. Формально важность этого соображения была признана в 2018 г., когда Нобелевскую премию по экономике присудили в том числе и за учет изменения климата в долгосрочном макроэкономическом анализе. Первым, кто привлек внимание экономистов к подобным вопросам, был именно Милль.

Другой предпосылкой счастливого общества Милль считал равенство возможностей. Для того чтобы старт у всех его членов был одинаковым, нужен был безусловный основной доход. Для того чтобы были стимулы «пахать» и зарабатывать больше, – плоская шкала налогообложения. А вот налог на наследство – нетрудовой доход – должен быть прогрессивным. Иначе будет сохраняться нетрудовое неравенство.

Еще Милль писал про личные права и свободы, про свободу слова, про демократические выборы, про массовое образование и про избирательное право женщин (он первым заговорил о нем в британском парламенте). Однако одним из ключевых вкладов Милля в экономическую теорию, наверное, стоит считать исследование природы экономических кризисов. Карл Маркс и Фридрих Энгельс использовали некоторые аргументы Милля и других классических экономистов (например, тенденцию нормы прибыли к понижению) для создания своей теории кризисов. Как и предшественники Милля, причину кризисов в мирное время Маркс и Энгельс видели в перепроизводстве капитала. Милль же указывал, что кризисы могут возникать и без перепроизводства. Он отмечал, что для функционирования рынков важно наличие у людей достаточного количества денег, а также желания их тратить. Кризис поэтому может возникнуть из-за падения платежеспособного спроса, спровоцированного либо недостатком ликвидности в экономике, либо снижением уверенности потребителей. Выход из такой ситуации нужно искать не в снижении уровня производства, а в повышении доступности кредита и восстановлении уверенности бизнеса. Намного позднее эти мысли по-своему разовьют Джон Мейнард Кейнс и Милтон Фридман. Сто семьдесят лет спустя эти мысли по-прежнему актуальны как антикризисная мера.

Наконец, говоря о восстановлении экономик после кризиса пандемии, когда этические дилеммы «горящего дома» стоят уже не так остро, стоит вспомнить одно наблюдение Милля, которое он сделал в 1848 г. В «Принципах политической экономии» он писал: «Что всегда было удивительно, так это та превосходная быстрота, с которой страны восстанавливались после опустошения, то исчезновение за короткое время всех следов землетрясений, наводнений, ураганов и войн. Враг огнем и мечом превращает страну в руины, грабит и убивает, и тем не менее спустя несколько лет там все так, как было прежде». Конечно, речь здесь о бедствиях с существенным разрушением капитала, чего не происходит при эпидемиях. Тем не менее, по Миллю, быстрое восстановление экономик всегда обусловлено состоянием населения страны. Быстрый рост возможен, если люди не только живы, но еще и не испытывают серьезных лишений. Тогда их знания и навыки будут главным залогом возрождения. Вряд ли есть что-то более важное, о чем властям стоит помнить сейчас, когда они организуют восстановление экономики после карантина.