Банки заплатили высокую цену за оздоровление

«Банк – чудовище – должен получать прибыль все время. Чудовище не может ждать <...> Если чудовище хоть на минуту остановится в своем росте, оно умрет». Так описывал суть банковского бизнеса Джон Стейнбек. Получать и увеличивать прибыль банкам становится все сложнее, признавали участники сессии «Банковская система России: цена устойчивого развития» Финансового форума «Ведомостей». Но и о смерти «чудовища» говорить не стоит – банки еще могут расти, принося акционерам доход. И хотя им все труднее выдерживать натиск финтехкомпаний, у них есть серьезный козырь – доверие, считают банкиры.

Банки поправили здоровье

Михаил Сухов, профессор Банковского института Высшей школы экономики, бывший заместитель председателя Банка России:

«Банковский сектор находится в лучшем финансовом состоянии за последние 20 лет, в течение которых можно говорить о полноценном развитии. Масштабы проблем сейчас наименьшие. 

За устойчивость пришлось дорого заплатить.

Во-первых, деньгами. Кто заплатил за проблемные банки? Конечно, выросла роль Центрального банка как кредитора и поставщика ликвидности, но основные расходы несет банковский сектор. С 2013 г. наши банки перечислили в Фонд страхования вкладов свыше 600 млрд руб. – 12% банковской прибыли, заработанной за это время. Это высокая цена, которую банки заплатили за недобросовестность группы игроков.

Бюджет внес серьезную лепту в укрепление финансовой устойчивости, вложив около 1 трлн руб. в капитал банков. К расходам бюджета стоит отнести и недополученную прибыль Центрального банка, который теряет на применении новой схемы санации банков, по публичным оценкам, около 2 трлн руб.

Размер предстоящих расходов за проблемы сектора зависит в первую очередь от Центрального банка. Если он будет действовать быстро, завершая расчистку от слабых банков, то, может быть, 1 трлн руб. – это вклады в 120–150 банках, где потенциально могут возникнуть проблемы. Если будет медлить, то 1,5–2 трлн руб., поскольку чем позже лицензия отзывается, тем больше становятся проблемы.

Во-вторых, за стабильность пришлось заплатить ростом роли государства. Сейчас порядка 73% активов банковского сектора контролируется 32 банками. Мы идем по пути Китая и Индии, к большому сожалению, а не стран ОЭСР, где банковский сектор не контролируется государством. 

При такой большой доле государства сложно обеспечить эффективное управление ресурсами. Что делает частный банк, когда его бизнес резко растет? Пытается ограничить риски или получает капитал от акционера. Что делает госбанк? Он либо не платит дивиденды, либо получает капитал из бюджета. Это абсолютно разные рыночные ситуации. Государственные банки вкладывают полученные деньги в капитал и развивают наиболее рентабельные, пусть и рисковые, направления, в первую очередь потребительское кредитование. 

Но основной риск сейчас лежит не в сфере потребительского кредитования. По данным отчетности, пять крупнейших госбанков приняли на себя крупные кредитные риски почти на 12 трлн руб. Часто корпоративный кредит обеспечен акциями заемщика. Если должник не платит, то банк получает его бизнес. Поэтому есть большой риск, что к началу нового политического цикла государству придется дать деньги на пополнение капитала госбанков, которые были вынуждены конвертировать непогашенные кредиты в акции. Одновременно реальное влияние государства на бизнес возрастет, что создаст проблему эффективного управления в достаточно широком сегменте экономики.

Наконец, платой за стабильность стало снижение роли банковского сектора в экономике. Если на пике активы банков составляли почти 100% ВВП, то сейчас – 90%. С одной стороны, банки стали осторожнее, меньше рискуют деньгами вкладчиков, меньше финансируют хозяйственные авантюры. С другой стороны, банки не предложили бизнесу новых кредитных идей. Часто говорят, что банки не кредитуют бизнес, потому что у них нет капитала. Но капитал есть внутри банковского сектора. Требования банковского регулирования, превышающие международные, обходятся банковской системе примерно в 1 трлн руб. излишней нагрузки на капитал, высвобождение которого могло бы создать 10 трлн руб. кредитов. Эти активы могли бы ускорить рост экономики по меньшей мере на 1% в год. Если пойти дальше и смягчить применение базельских принципов в интересах поддержки финансовых рынков и институтов, как делают США и Европа, то роль банков на рынке капитала вырастет».

Юрий Михайлов, заместитель председателя правления «Ак барс банка»:

«Если проанализировать ситуацию с активами банков начиная с кризиса 2008 г., то можно сделать вывод, что универсальные банки – довольно консервативные финансовые институты. Они держат ценные бумаги как подушку ликвидности, вкладывая в первую очередь в облигации и во вторую – в акции, и эти вложения последние 10–12 лет составляют 10–15% от активов банков. Это характерно и для российских, и для западных универсальных банков.

Но выросло качество этих активов, поскольку увеличился выпуск облигаций и государства, и качественных эмитентов, что также повысило устойчивость банковской системы. Норматив достаточности капитала Н1 в среднем вырос за 10 лет с 8–10 до 12–15%, плюс повысилось качество этого капитала. Поэтому у банковской системы довольно высокий запас прочности. Произошел ренессанс капитала банковской системы. 

У банковского сектора достаточно избыточной ликвидности, и эффективное ее размещение – одна из важнейших задач бизнеса.

Стресс-тесты показывают, что при падении цен на нефть вдвое и переоценке курса доллара на 30% ставки фондирования увеличиваются на 3–4%. На качестве капитала и устойчивости банков это не сильно скажется – уровень достаточности капитала банков может теоретически упасть в среднем с 12 до 8–10%».

Алексей Чухлов, член правления, заместитель председателя правления, главный финансовый директор Альфа-банка:

«На чем построен банковский бизнес? На доверии, на интуитивном доверии некому банковскому серверу, за которым стоят люди. Этот капитал доверия не так просто получить, он формируется годами.

Как бы хорошо наша банковская система сейчас не выглядела, она часть слабо растущей экономики с очень низким аппетитом к инвестициям. И это данность для банков. Банк все-таки создает денежную массу прежде всего кредитованием экономики. А кредитование населения – это во многом производная роста экономики и кредитования реального сектора. У реального же сектора и так достаточно избыточной ликвидности, а вот интересных проектов, в которые бизнес готов вкладывать, немного. Те, что есть, тем или иным образом связаны с госучастием или с политическим контекстом. Поэтому доходность в сегменте корпоративного кредита неизбежно будет снижаться. В модели, где 80–90% портфеля – это корпоративные кредиты, невозможно гарантировать акционерам устойчивую доходность на их активы, на их капитал. Поэтому мы уже лет пять, особенно активно последние три года, наращиваем долю розничных активов, и это самое разумное, что мы можем делать для поддержания доверия наших розничных клиентов.

Темпы розничного кредитования не такие уж пугающие. 24–25% – это много, но на пике 2014 г. было больше. Если они опустятся ниже 15%, то население будет сокращать потребление. Кроме того, у нас достаточно низкое отношение кредитования к ВВП. И особенно слабо кредитуется средний класс.

Мы много внимания уделяем цифровизации – это самый долгосрочный тренд в первую очередь в рознице. Успех каждого продукта для розничного клиента все больше зависит от того, как он выглядит в мобильном приложении. Многие банки говорят про экосистемы, про маркетплейсы, мы же считаем, что лучшая экосистема уже создана – это мобильный телефон, где у нас несколько десятков иконок, и нас не пугает, что нет одной иконки, через которую можно совершать все операции. У клиента может быть пять банков в мобильном телефоне: в одном он будет брать кредит, в другом – совершать платежи, в третьем у него будет ипотека, в четвертом он будет копить деньги для детей, в пятом будет просто счет. И это очень удобная экосистема, нам лучшую не построить». 

Ирина Одинаева, управляющий директор департамента услуг организациям финансового сектора Accenture в России:

«Есть три основных сценария развития банковской системы в разных странах. Первый – сценарий Китая, где банки проиграли битву за клиентов таким финтехгигантам, как Alipay и WeChat. Не были созданы условия для конкуренции на банковском рынке, и эти игроки забрали клиентов, предлагая им полный спектр услуг. Второй – противоположный сценарий: например, в Австралии и Канаде, где крупные банки играют очень серьезную роль и начали выстраивать экосистему вокруг себя. Финтехкомпаниям, необанкам сложно уже войти на этот рынок. И третий сценарий реализуется в Европе и Великобритании, где развитие происходит в ситуации активной конкуренции.

Необанки наращивают клиентскую базу, но в основном они не прибыльные, поскольку клиенты не готовы в этих банках держать депозиты. Тем не менее медленно, но верно необанки начинают наращивать долю депозитов и прибыльность.

К какому сценарию ближе Россия? С одной стороны, ближе к сценарию Австралии и Канады, поскольку есть Сбербанк, «Тинькофф», высока доля госбанков, которые имеют возможность вкладывать в инновации. С другой – ЦБ развивает финансовый маркетплейс, систему банковских платежей, создавая условия для конкуренции, что, возможно, позволит и частным банкам развиваться в этой области».

Привлекают ли банки инвесторов

Снижение прибыльности банковского бизнеса не означает, что он стал непривлекательным для инвесторов, считают банкиры. Прежних высоких доходностей не показывают и другие секторы экономики, а у банков сохраняется возможность приносить доход инвесторам, увеличивая размер бизнеса.

Юрий Михайлов, заместитель председателя правления «Ак барс банка»:

«Любой бизнес стал низкомаржинальным. И банки не исключение. Капитализму, наверное, стоит поумерить аппетит, свое стремление заработать еще больше, используя кредитный рычаг. Но положительная сторона капитализма и кредитного рычага в том, что предприниматели всегда пытаются найти что-то новое, изобретают новые сервисы, новые технологии – и цивилизация развивается в разы быстрее, чем 50 или даже 30 лет назад».

Ирина Одинаева, управляющий директор департамента услуг организациям финансового сектора Accenture в России:

«Цифровые банки, безусловно, гораздо эффективнее традиционных, так как у них нет отделений, и поэтому их издержки существенно ниже. Но крупные игроки имеют куда большие возможности экспериментировать, инвестировать, пробовать и в конечном итоге находить выгодные варианты развития».

Алексей Чухлов, член правления, заместитель председателя правления, главный финансовый директор Альфа-банка:

«Если не будет глобальных шоков, то мы будем двигаться в сторону снижения ставок, на которых банкам будет труднее зарабатывать. К тому же, когда у корпораций есть избыточная ликвидность, потребность в кредитовании снижается. Я не очень верю в потенциальный рост комиссионных доходов: цифровизация скорее будет уничтожать их. Но она же будет снижать расходы банков, поэтому, создав сейчас достаточно значимую базу клиентов, в ближайшие 3–4 года можно будет снижать расходы благодаря технологиям».

Михаил Сухов, профессор Банковского института Высшей школы экономики, бывший заместитель председателя Банка России:

«Я не считаю, что снижение маржинальности отталкивает инвесторов от банковского бизнеса. Активы банковского сектора составляют в России 90% ВВП. В цивилизованном мире это 130–150% ВВП. Значит, потенциал роста объемов банковского бизнеса – в 1,5 раза, а снижение маржинальности может быть компенсировано.

Прибыльность капиталов и активов банков вполне конкурентоспособна с другими секторами. Лучшие частные и государственные банки показывают похожие высокие результаты рентабельности. Для того чтобы они стали привлекательными для инвесторов, необходимы стабильность регулирования и завершение расчистки сектора от финансово неустойчивых игроков».