Политические риски в мировой экономике будут все более непредсказуемыми

Для России же главный риск – разруха в головах элит. О чем говорили на Финансовом форуме «Ведомостей»
Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

Следующий год не внушает экономистам и инвесторам оптимизма – геополитические риски становятся все более непредсказуемыми, экономическое давление может все активнее использоваться для решения политических задач, а в арсенале правительств и центробанков осталось не так много инструментов для поддержки экономики. Участники сессии «Мировые финансы. Сценарии развития» Финансового форума России, организованного «Ведомостями», сравнивали сценарии-2020 с библейским сюжетом Вавилонской башни, сидя на фоне повествующей о ее строительстве картины кисти Питера Брейгеля. От этих проблем российская экономика защищена разве что своей слабостью – макроэкономической стабильности достаточно для вялого роста, но не для прорыва. Для прорыва нужно преодолеть разруху в головах элит.

Технологии спасут мир?

Николай Кащеев, начальник управления аналитики и стратегического маркетинга Промсвязьбанка

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

В мире есть пример экономики, которая десятилетиями показывает слабый рост, – Япония. Но Японию выручает то, что ее экспортно-ориентированная экономика является частью пока растущей глобальной экономики. Сейчас миру грозит оказаться в ситуации, когда «Япония» будет повсеместно. И найти выход из этой L-образной траектории будет непросто: экономика перегружена долгами, в том числе мусорными, все возможные методы монетарного стимулирования уже задействованы, а иного действенного механизма экономического роста, кроме долгового, нет. По-прежнему экономика растет за счет накопления долга как потребителями, так и производителями. К слову, с макроэкономической точки зрения альтернативные финансовые инструменты, например криптовалюты, – это попытка наполнить экономику еще большим количеством денег.

Миру нужны новые механизмы экономического роста. После кризиса 2008–2009 гг. мне казалось, что технологии породят такие механизмы – это так называемая горизонтальная экономика, самозанятость, производство вне цехов, замена вертикально-интегрированных производственных структур распределенными, если хотите, демократизация производственного процесса. Я думал, что в 2020-х – 2030-х гг. мы придем к новому типу экономического роста, когда в дефиците будут (т. е. будут чего-то стоить) не столько деньги, сколько идеи, в том числе идеи применения денег. Вместо этого происходит реставрация политиками старых экономических структур. Например, [президент США] Дональд Трамп пытается использовать элементы рейганизма – максимально поддерживать частный бизнес за счет бюджетного дефицита. С одной стороны, прекрасная идея, потому что экономика – это прежде всего частный бизнес. С другой стороны, Трамп как минимум опоздал со своими решениями. [Рональд] Рейган приходил к власти в тот момент, когда бюджет США был почти сбалансирован и госдолг не был обременителен для экономики. Теперь приходится гораздо больше думать об этих факторах.

Искандер Гиниятуллин, вице-президент по инвестициям венчурного фонда Sistema_VC

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

Информационные технологии, интернет, информационные системы стали возможны, когда был изобретен процессор – устройство, которое смогло обрабатывать данные. Производительность процессоров удваивалась каждые 24 месяца – сперва благодаря улучшению транзисторов, потом с помощью других инструментов. И мы очень близко подошли к пределу повышения производительности традиционных процессоров. Начиная с середины 2000-х многие университеты и крупные компании начали заниматься развитием квантовых технологий – в частности, созданием квантовых компьютеров. Они смогут обеспечить экспоненциальный рост производительности. В эту игру включились такие гиганты, как Google, Volkswagen, IBM.

Когда-то руководители IBM говорили, что миру хватит пяти персональных компьютеров. Квантовых компьютеров очевидно потребуется больше, эта технология будет развиваться кратно быстрее предыдущих. Хартмут Нивен, директор лаборатории квантового искусственного интеллекта Google, считает, что квантовые компьютеры могут появиться в нашей повседневной жизни на горизонте буквально нескольких лет, а не десятков. Volkswagen уже использует их для развития беспилотного движения. Канадская D-Wave единственная в мире начала их производство и продажу в промышленных масштабах. Они, правда, используются для решения очень узких задач, и стоит один компьютер порядка $15–20 млн.

В первую очередь квантовые компьютеры будут использоваться в сфере искусственного интеллекта. Во вторую – для обеспечения кибербезопасности и в финансовых технологиях. В финансовой области за последние несколько лет крупные игроки, JPMorgan Chase и Barclays, например, запустили внутренние программы использования квантовых компьютеров в трех областях, две из них относятся к банковскому сектору, а третья – к макроэкономике. Кризис 2007–2008 гг. выявил существенные проблемы в оценке рисков заемщиков, и банки рассчитывают, что с помощью квантовых компьютеров смогут обрабатывать гораздо большие массивы данных, разрабатывать и использовать более точные алгоритмы, снижая тем самым риски дефолтов. Второе направление применения – криптография, безопасность. Один из возможных эффектов для экономики – принципиально другой уровень прогнозирования. Квантовые компьютеры сделают возможным моделирование экономических сценариев, с высокой точностью определяя наступление событий и предлагая решения в режиме почти реального времени.

Политические вороны

Александр Лосев, генеральный директор управляющей компании «Спутник – управление капиталом»

Вартан Айрапетян / Ведомости

Когда я ехал на форум «Ведомостей», то вспомнил строки Марины Цветаевой: «Где лебеди?» – «А лебеди ушли». – «А вороны?» – «А вороны – остались». Действительно, лебеди ушли. «Группа тридцати», в которую входят нынешние и бывшие руководители центральных и частных банков, в прошлом году рекомендовала центральным банкам срочно смягчить монетарную политику, поскольку кризис неизбежен и нужно подготовить к нему банковские системы.

Россия прожила 2019 г. относительно спокойно. Торговые войны очень слабо повлияли на нашу экономику, да и в мировой экономике рост, пусть и анемичный, все же продолжается. Но в 2020 г. нам предстоят серьезные политические события. Первое пернатое, которое к нам прилетит, относится к семейству ястребиных – это белоголовый орлан: в США пройдут президентские выборы. И такое сочетание предвыборной гонки с законом о противодействии противникам Америки посредством санкций очень опасно для России. Этот закон могут применять очень широко в политических целях. И если иностранцы, которым принадлежит около трети ОФЗ, из-за санкций побегут из России, то курс рубля неизбежно ослабеет, и Центробанку, возможно, придется повышать ставки.

Но главная проблема даже не в санкциях и не в выборах в США, а в том, что взаимозависимость экономик превращается в мощное оружие в руках политиков, которые получают возможность оказывать давление на другие страны. Мы говорим о децентрализации современного мира, но на самом деле ее нет. Все финансовые и информационные сети централизованы. Отключим страну от SWIFT – и расчеты остановятся. Торговые, финансовые сети в интернете могут использоваться как инструмент политического влияния.

Противостояние США и Китая превратилось уже из торговой в холодную войну. США либо подтвердят свою гегемонию, либо отойдут в сторону, предоставив Китаю и другим странам выстраивать новые институты глобального управления.

Следующий политический фактор – это громадный рост неравенства. Повышение производительности труда и перенос производств в Юго-Восточную Азию привели к сильному сокращению доли человеческого труда в стоимости продукта. Это значит, что собственники капитала и средств производства все меньше делятся доходами с работниками и с государствами. Что делать государству и гражданам? Набирать долги, которые невозможно обслуживать, но даже Вселенная не может бесконечно расширяться. Социальное неравенство и протесты против него будут нарастать. А политики в ответ – принимать популистские или, напротив, жесткие решения.

Если говорить о лебедях, один из них – хотя пока это гадкий утенок – родился в Швеции, и зовут его Грета Тунберг. Экологизм – это вершина айсберга нового политического движения, которое под маской защиты экологии будет влиять на развитие мировой экономики. Скажем, это может грозить санкциями неэкологичным компаниям России.

Николай Кащеев, начальник управления аналитики и стратегического маркетинга Промсвязьбанка

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

[Президент США] Дональд Трамп, пытаясь кавалерийской атакой понудить Китай и Европу стать «более рыночными», на деле оказывает США плохую услугу. Ради его мотто make America great again он готов идти на нарушение договоренностей, не понимая, что за краткосрочные выгоды придется заплатить очень высокую цену: США как крупнейший эмитент теряют бесценный гудвилл – доверие. Худой мир лучше доброй войны, даже если это всего лишь торговая война.

Сергей Суханов, генеральный директор, член совета директоров Sova Capital

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

К перечисленным политическим угрозам я бы добавил возможную эскалацию конфликта в Гонконге, что может привести к провалу торговых переговоров между США и Китаем, поскольку США открыто поддерживают протестующих.

Среди экономических рисков – ожидается, что ФРС прекратит снижение ключевой ставки. Таков консенсус среди экономистов. Но это не означает, что данный риск полностью учтен рынком, и неизвестно, как на изменение политики ФРС отреагирует реальный сектор мировой экономики.

Место России на рынке

Николай Кащеев, начальник управления аналитики и стратегического маркетинга Промсвязьбанка

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

Если экономика России растет, например, на 2%, а мировая – на 3%, то – метафорически, конечно – наш реальный рост по аналогии с реальной процентной ставкой – минус 1%.

Главная проблема России – это абсолютно нерыночные институты. Для людей, которые представляют институты, тех, кого мы привыкли называть элитой, рыночная конкуренция и меритократия являются нежелательными явлениями. Поэтому мы не можем рассчитывать ни на эффективные экономические решения, ни на их адекватное исполнение. Подправим рынок облигаций, подправим банковское законодательство – и все наладится? Нет, не наладится! Будет в лучшем случае тот же рост экономики на 1,5–2%, частично нарисованный статистикой. Это вообще-то системный тупик, и нужны смелые решения, чтобы вырваться из него. Макроэкономическая стабильность – это замечательно, но стране-то нужен прорыв, разрыв со своим прошлым, которое висит гирями на ногах российской экономики, причем теперь гораздо более тяжелыми, чем в 2006-м, 2007-м и даже 2012 г. И проблема далеко не только в нефти, а в головах и сознании элиты, в ее мировоззрении.

Александр Лосев, генеральный директор управляющей компании «Спутник – управление капиталом»

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

Наш фондовый рынок не является отражением российской экономики. Он представлен отраслевыми чемпионами и на 2/3 состоит из экспортеров. В России на самом деле две экономики. Внешняя – где все замечательно, миллиардеры из списка Forbes, ставшие на $38 млрд богаче, золотовалютные резервы, превысившие $540 млрд, и т. д. И внутренняя экономика – там все очень плохо, там зарплата по 20 000 руб., закредитованное население и стагнация. Эти экономики пересекаются только в бюджете, через который экспортеры финансируют бюджетников. Пока эти экономики не объединятся, Россия будет оставаться в зоне стагнации. Но рынок живет своей жизнью, в другой реальности и продолжает расти, когда экономика стагнирует.

Сергей Суханов, генеральный директор, член совета директоров Sova Capital

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

На фоне глобальных рисков российский рынок выглядит очень привлекательно. Если не тихой гаванью, то по крайней мере рынком, который предлагает инвестору качественные активы, беспрецедентно высокую дивидендную доходность и по-прежнему относительно низкие мультипликаторы. Совокупно с дивидендной доходностью российский рынок показывает рост на 45%, являясь лидером в мире. Следом идет Турция с ростом около 30%, а затем – США и Восточная Европа.

Перспективы российского рынка в 2020 г. я оцениваю с умеренным оптимизмом. Экономика пусть и медленно, но растет, и, по оценкам Bloomberg, ВВП может вырасти на 1,5–1,6%. Бюджет профицитный, курс рубля стабилен, международные резервы превысили $540 млрд. Также возможно снижение ключевой ставки на 0,5 п. п. Котировки CDS находятся на историческом минимуме – 60–70 б. п.

Еще одна интересная особенность – это изменение отношения инвесторов к санкциям. Последние несколько лет первый вопрос, который они задавали, был о санкциях, даже если не первый, то эта тема всегда обсуждалась. Конечно, на бумаге санкции останутся надолго, но в последний год эта тема испарилась из дискуссий. Это тоже один из факторов, который позволил российскому рынку показать такой рост. Отношение к России за последний год улучшилось – вернее, к российскому рынку.

Евгений Кабанов, глава российского представительства Rainier AG

Вартан Айрапетян / Ведомости
Вартан Айрапетян / Ведомости

Я хочу предложить маленький макроэкономический пазл. Экономический рост России не превышает 2%, что для развивающейся экономики равноценно нулю. Реальные располагаемые доходы населения снижаются в течение пяти лет. Рост инвестиций в основной капитал близок к нулю – и это после двух глубоких провалов. И одновременно – высокая дивидендная доходность. Что означают эти дивиденды? Cash out – люди вынимают деньги из бизнеса.

Грех не воспользоваться таким моментом, если вы спекулятивный инвестор. Но для нас как для людей, которые живут в России, эта высокая дивидендная доходность – не очень хорошая новость.